Делай, как я! - Страница 28

– Так точно, – говорит Башмаков. – Ясно.

– Отныне вам никаких поблажек не будет, – говорит лейтенант. – И вы свои штучки бросьте. Ясно?

– Так точно, – говорит Башмаков. – Ясно.

А тут через несколько дней как раз учения. И нашему взводу выпало особое задание – произвести разведку в тылу "противника".

Лейтенант Петухов на всякий случай не спускал глаз с Башмакова. И в самолёте посадил возле себя. Нарочно.

И прыгнул сразу вслед за ним.

Их парашюты раскрылись почти одновременно.

И тут вдруг лейтенант увидел, что Башмаков летит не вниз, а вверх.

Да, да, его парашют поднимался вверх!

– Рядовой Башмаков! – закричал лейтенант. – Вы куда?

– Не могу знать! – закричал Башмаков.

– Немедленно вернитесь! – закричал лейтенант.

Но Башмаков продолжал медленно лететь вверх.

– Вернитесь сейчас же! – ещё громче закричал лейтенант.

Что ответил Башмаков, он уже не услышал. Ведь лейтенант летел вниз, а Башмаков – вверх, и расстояние между ними всё увеличивалось.

А между тем всё объяснялось просто: парашют Башмакова попал в восходящий поток тёплого воздуха.

Будь на месте Башмакова другой солдат, он бы наверняка растерялся и от страха натворил каких-нибудь глупостей. Но Башмаков не испугался. Он даже не удивился. Потому что он привык, что с ним всегда что-нибудь происходит.

Он спокойно летел, словно на воздушном шаре, и смотрел вниз.

И всё запоминал, что было внизу.

А внизу был лесок. А в леске танки "противника".

Так Башмаков летел довольно долго. А когда приземлился, то сразу пробрался к своим. И доложил о танках. И лейтенант Петухов после учений объявил ему благодарность за самообладание и находчивость.

С тех пор Башмакова перестали считать невезучим. А как только его перестали считать невезучим, он и правда перестал быть невезучим…

Башмаков очень гордился своей десантной курткой. Куртка у него была не такая, как у всех, особенная – одна половина зелёная, а другая – белая. Удивительная куртка!

Впрочем, удивляла она только новичков, мы-то хорошо знали, в чём дело. И почему отказывался Башмаков поменять её на другую, почему упрямился – тоже знали.

Было это зимой, на ротных учениях.

Пункт сбора десантников был назначен в лесу у переезда, там, где узкоколейка пересекалась с заснеженным, укатанным шоссе. Прятались мы за насыпью железной дороги.

Все группы приземлились удачно и собрались быстро, как положено, а с последней вышла осечка. Поторопился лётчик и выбросил десантников чуть раньше времени.

Как раз в этой группе был Башмаков.

Прыгал он последним.

Нам хорошо было видно, как отделилась от самолёта чёрная точка, как раскрылся парашют.

Мы ахнули. Башмаков медленно опускался прямо в расположение "противника". Мы видели, как подтягивает Башмаков стропы, старается уйти в сторону.

Только ничего у него не получалось.

Если бы подул ветер! Хоть какой-нибудь, хоть самый плёвый ветерок!

Но ветра не было. И нам оставалось только смотреть, как медленно опускается Башмаков прямо в расположение "противника". Мы ничем не могли помочь ему.

Ефрейтор Барабанщиков забрался с биноклем на сосну и оттуда наблюдал за Башмаковым и за действиями "противника".

Ещё секунда – парашют Башмакова скрылся из наших глаз.

И тут неожиданно налетел порыв ветра. Ну что бы стоило ему подуть на минуту раньше!

– Приземляется! Стропы подтягивает! – закричал Барабанщиков. – Бегут! Со всех сторон бегут к нему! Эх, чёрт!

И вдруг он замолчал и даже бинокль выпустил из рук.

– Ну что там? Что там? – нетерпеливо закричал лейтенант Петухов.

Но Барабанщиков по-прежнему не произносил ни слова.

– Да что же… – начал лейтенант Петухов. Больше он ничего не успел сказать.

В следующий момент снежный вихрь возник над переездом.

Белое облако стремительно пронеслось по шоссе мимо нас и врезалось в кустарник.

Когда снежная пыль рассеялась, мы увидели Башмакова.

Он стоял и улыбался как ни в чём не бывало.

Возле его ног лежал парашют. Купол парашюта ещё слегка шевелился от ветра.

– Товарищ лейтенант, – сказал Башмаков, – рядовой Башмаков на пункт сбора прибыл.

Лейтенант молча покачал головой. Он-то хорошо знал, как это опасно, когда тебя тащит по земле за парашютом.

А Башмаков повернулся, и только тут мы увидели, что весь правый бок его куртки от трения стал совершенно белым, словно по нему прошлись наждачной тёркой…

И всё-таки один раз Башмаков попал в плен. Ушли они на разведку вдвоём с Барабанщиковым, а вернулся Барабанщиков один. Он-то и рассказал, что Башмаков попал в засаду, что на него навалились сразу пять солдат "противника" и что спасти его было невозможно.

– Так что никакой надежды, что Башмаков выберется, теперь нет, – сказал Барабанщиков.

И только он произнёс эту фразу, как зашуршали кусты – и мы увидели Башмакова.

Башмаков был цел и невредим, и автомат у него был при себе, и противогаз – всё, как положено. Кроме того, Башмаков улыбался. Так что никаких сомнений, что это настоящий, наш Башмаков, а не вражеский солдат, ловко притворившийся Башмаковым, у нас не оставалось.

– Как? – сказал лейтенант Петухов. – Вы разве не в плену?

– Никак нет, – сказал Башмаков. – Уже нет.

Конечно, нам очень хотелось тут же расспросить Башмакова, как удалось ему бежать, но на счету была каждая минута.

Только вечером в казарме, когда уже кончились учения, мы узнали наконец, что произошло после того, как Башмакова захватили в плен.

А произошло вот что.

Солдаты "противника" привели Башмакова в свой лагерь, в палаточный городок, и стали допрашивать.

– Кто такой? – строго спросил сержант. – Десантник?

– Ай донт андэстэнд, – сказал Башмаков.

– Чего? Чего? – изумился сержант.

– Ай донт андэстэнд, – невозмутимо повторил Башмаков.

Сержант растерянно оглянулся на своих солдат.

– Это он по-английски с вами разговаривает, – сказал один из них.

Сержант задумчиво посмотрел на Башмакова.

– Ишь ты! – сказал он. – Что придумал! Хитрый чёрт! Ладно, веди его, Горохов, в штаб. Там разберутся.

– Пошли, – сказал Горохов и ткнул Башмакова автоматом в спину. – Шагай! Шагай!

У солдата было круглое лицо с веснушками, крупными, как кукурузные хлопья.

– Слушай, парень, – миролюбиво сказал Башмаков, когда они отошли подальше от сержанта. – Ты откуда призывался?

– Иди! Иди! – хмуро отозвался Горохов. – Не разговаривай!

– Да чего ты злишься? Мне просто лицо твоё вроде знакомо. Очень заметное у тебя лицо.

– Это почему? – подозрительно спросил Горохов.

– На футболиста одного похож. А я думаю: может, встречались где? Может, земляк мой… Ну, не говори, не говори, если не хочешь. Подумаешь – военная тайна!

– Из Новозагорска я, – помедлив, сказал Горохов.

– Да ну! – поразился Башмаков. – Я тоже!

Горохов недоверчиво покосился на него:

– Заливаешь небось? Ты на какой улице жил?

– На Советской.

– Точно. Есть такая. А где?

– Да возле почты.

– Точно! Я ж там недалеко живу! У меня ж там все пацаны знакомые! Смотри-ка!

– А Смирнова ты знаешь? – спросил Башмаков.

– Это какого? Витьку, что ли?

– Ну да, Витьку!

– Так мы же друзья с ним! – восторженно закричал Горохов.

– А Рыжего?

– Саньку? Вратаря? Да его ж вся Советская знает! Помнишь, как Пека вышел один на один с ним? А Санька ему под ноги! А Пека…

– Точно! Я тогда за воротами стоял, – сказал Башмаков.

– Ну, здорово! – сказал Горохов. – Вот здорово! Второй год служу, а первый раз земляка встретил!