Декамерон 1914 - Страница 8

Да, сомнений быть не могло! Это была так называемая «адская машина» с часовым механизмом, устройство, позволяющее взорвать бомбу в определенный момент, однажды я уже видел подобную штуку, когда занимался расследованием дела о покушении на нашего губернатора. Правда, в данном случае, к счастью, самой бомбы в коробке не было.

Увы, я не представлял себе, как теперь со всем этим быть.

Пока что я стал снова аккуратно перевязывать коробку, не переставая прислушиваться, не идет ли кто по коридору, при этом на дверь позади себя, ведущую в туалетную комнату, не обращал внимания, ибо не ждал с той стороны никакой опасности…

Напрасно! Ведь учил, учил меня Савелий Игнатьевич, что наибольшая опасность – она всегда прячется сзади…

В доказательство этого, я вдруг сзади получил сильный удар по голове, мир рассыпался на осколки и тут же померк…

Пети-жё.

Рай с сюрпризами

Из беспамятства меня вырвал женский голос, звеневший в коридоре:

– Господа, господа! Прошу всех спуститься в залу! Тут возникла великолепная идея! Господа!..

С трудом я из каких-то околупков восстановил в памяти то, что со мной произошло, лишь затем с превеликим трудом открыл глаза, но было совсем темно, только из-под двери пробивалась полоска света. Как это ни странно, рука моя почти сразу ухватила шнурок электрического выключателя.

Когда зажегся свет, я с удивлением обнаружил, что лежу на кровати в собственном нумере, стало быть, кто-то перетащил меня сюда и даже, уложив, заботливо снял с меня пиджак и штиблеты. Я взглянул на часы. Время приближалось к одиннадцати вечера, значит, я находился в беспамятстве не менее семи часов. Голова гудела страшно. На затылке я нащупал основательную шишку.

Тут раздался стук в мою дверь, и теперь я узнал голос госпожи Евгеньевой:

– Петр Аристархович, ну спускайтесь же, спускайтесь вниз! Ей-богу, не пожалеете!..

…………………………………………………………………<…> на нетвердых ногах спустившись по лестнице в гостиную. Здесь уже собрались все остальные постояльцы, присутствовала и хозяйка пансионата, княгиня Ахвледиани.

– Петр Аристархович, наконец-то! – воскликнула госпожа Евгеньева (декольте ее вечернего платья было много глубже, чем то, что я видел утром). – Теперь, когда все наконец в сборе…

– А я звала вас и на five o'clock, и на ужин, – сказала мне княгиня Ахвледиани, – но отчего-то вы не отзывались.

– Да, да, устал, признаться, с дороги, – пробормотал я.

Госпожа Евгеньева нетерпеливо продолжала свое:

– Послушайте, что мы тут с княгиней и с Оленькой Дробышевской придумали, чтобы нам всем не околеть от скуки, пока нас там раскапывают! Предлагается принять участие в забавной игре… Как вы, Ольга Михайловна, это назвали?

– Пети жё⁹, – подсказала госпожа Дробышевская.

– Да, да, именно так!

– Это что же, – поморщился профессор Финикуиди, – каждому всякие гадости про себя рассказывать, как, помнится, в романе у господина Достоевского?

– Ах, ну зачем же непременно гадости?! Просто забавные истории из своей жизни. Только, ради Бога, не про покойников и не про пальцы всякие оторванные, – игриво погрозила Евгеньева генералу.

– Скорее – как в «Декамероне» у Боккаччо, – вставила Дробышевская.

– Как же-с! Читали. – Генерал хмыкнул в усы. – Дьявола в ад, и все такое… М-да, презабавная, презабавная книженция.

Евгеньева снова погрозила ему пальчиком:

– Ну-ну, ваше превосходительство, уж не до такой, конечно, степени, как в той новелле про дьявола. Но главное вы уловили верно: в каждой истории непременно должна быть l'amour, обязательно l’amour, без этого история не принимается. Всякий вечер собираемся в этой зале, и тот, кому выпадет фант, рассказывает свою историю, непременно из собственной жизни!..

– И как же прикажете вот так вот разоблачаться, когда тут и дамы, и вон даже – почти что дитя? – он кивнул в сторону юной Ми.

– Я не дитя! – вскинулась та. – Поверьте, я уже многое видела в этой жизни.

Прозвучало настолько забавно, что мало кто смог удержаться от улыбки.

– Вот видите, никто из дам не возражает, – сказала княгиня Ахвледиани.

– И потом, – добавила Дробышевская, – мы все в скором времени (надеюсь) отсюда разъедемся и мало вероятности, что когда-либо еще в жизни пересечемся. Мне кажется, это может способствовать большей раскованности.

– Хм, пожалуй что… – согласился с ней господин Васюков. – Только сразу так и не сообразишь, что рассказывать…

– Зачем же сразу? Тот, кому выпадет фант, получит сутки на размышления. Амалия Фридриховна, нужен какой-нибудь картуз.

– Да-да… Абдуллайка! – позвала княгиня. – Неси сюда свой картуз.

– А я пока, позвольте, приготовлю фанты, – сказала Евгеньева.

Она отошла к окну и принялась разрезать маникюрными ножничками лист бумаги на квадратики.

Я вглядывался в лица присутствующих в зале. Кто-то из них не столь давно саданул меня чем-то увесистым по голове; кроме того, этот «кто-то» знал, что я учинил обыск в чужом нумере, и я пытался угадать, кто же это из собравшихся тут…

Нет, понять это было решительно невозможно!..

И еще я думал: зачем господину Кокандову понадобилась «адская машина», кто он вообще такой?..

Кокандов стоял с невозмутимым видом – по крайней мере, едва ли он знал об учиненном мною обыске.

И снова чудилось, что змея где-то рядом притаенно шуршит…

– Ну вот, все готово, – сказала Евгеньева, насыпая свернутые фанты в Абдуллайкин картуз. – Прошу, господа, тяните по очереди!

Первым, позадержав дыхание, вытащил фант Петров.

– Пусто! – развернув фант, с преизрядным облегчением выдохнул он.

Далее последовала моя очередь. Я с опаской взял фант. Пока что это пети-жё казалось мне затеей довольно сомнительной.

По счастью, фант мне выпал тоже пустой.

– Недолет… Недолет… – комментировал все это генерал Белозерцев.

Третьим тянул фант господин Васюков.

– А вот это – вилка! – сказал генерал, заглянув ему через плечо.

– Да… – смущенно проговорил Васюков. – Я, стало быть, первый… Но я… право же… Совершенно не представляю…

– Вот и подумайте хорошенько, – сказала ему Евгеньева, – до завтрашнего вечера у вас достаточно времени. Не бывает, чтобы в жизни у солидного мужчины не нашлось чего-нибудь такого.

– Хорошо, я подумаю, сударыня, – пообещал Васюков.

– Вот и славно!.. На сем пока и прервемся… До завтра, господа!

Только по возвращении в свой нумер я осознал, сколь неуместным будет это пети-жё поблизости с лежащим в леднике покойником… В добавок – по соседству с адской машиной; вдобавок – когда знаешь, что кто-то из здешних постояльцев недавно оглоушил тебя чем-то увесистым.

Улегшись, я стал думать, чем займу себя завтрашним днем. Тот молодой судебный следователь то и дело впрыгивал в меня и уговаривал заняться расследованием и убийства, и всех странностей, скопившихся в странном воздухе этого пансионата.

Впрочем, никакого толкового плана действий юнец-следователь предложить покамест не мог, а накопившаяся усталость не давала и седовласому прокурору что-либо подсказать этому юнцу. Да и шишка, образовавшаяся на голове у его превосходительства господина прокурора теперь болела нещадно, заглушая даже гномов, подбиравшихся к нутру.

Я принял пилюлю. Гномов она заглушила, но против боли в затылке оказалась бессильна, так что пришлось принимать еще и снотворное, и только после этого мне кое-как удалось уснуть. Сквозь сон мерещилось: снова змея шуршит где-то рядом…

Разбудил меня среди ночи грохот, донесшийся со стороны лестницы – явно кто-то по ней скатился вниз. Вслед за тем послышался мужской голос:

– Черт!.. Да что вы себе позволяете?!.. Вы с ума сошли!..