Дейр - Страница 180
Раскинсон видит, что Чиб направляется к нему, прячась за спины зрителей, и пытается удрать. Чиб хватает свой старый холст с “Постулатами Пса” и бьет им Раскинсона по голове. Люскус бежит к ним, протестующе крича, но не из-за того, что Раскинсона могут покалечить, а из-за боязни, что пострадает холст. Чиб разворачивается и заезжает овальным концом холста ему в живот.
Внезапно Чиб превращается в омерзительно дрожащее желе от разряда бунтоподавляющей резиновой дубинки. Когда он приходит в себя, то слышит из спрятанного под своей шляпой мелофона голос дедушки:
— Чиб, на помощь! Эксипитер вломился в дом и пытается сломать дверь в мою комнату!
Чиб вскакивает на ноги и начинает кулаками и локтями пробивать себе путь к выходу. Когда он, задыхаясь, появляется на пороге дома и взбегает вверх, то находит дедушкину дверь распахнутой настежь. Дом полон людей из БСД и специалистов по электронике. Чиб врывается в комнату дедушки. Там стоит бледный и дрожащий Эксипитер. Он видит Чиба и сразу съеживается и усыхает. Через несколько секунд он хрипло говорит:
— Это не моя вина… Я должен был войти. Это был единственный способ убедиться во всем. Это не моя вина. Я до него даже не дотронулся…
У Чиба горло перехватывает судорога. Он не может выдавить ни звука. Опускаясь на колени, он берет в ладони дедушкину руку. На посиневших губах старца слабая улыбка. В другой руке его зажат последний лист неоконченной рукописи:
ОНИ НЕСУТСЯ К БОГУ
ЧЕРЕЗ БЕЗДНУ НЕНАВИСТИ
“…в течение большей части своей жизни я видел небольшую кучку преданных и необъятную массу равнодушных людей. Но дух времени изменился. Сейчас слишком многие юноши и девушки проповедуют любовь к Господу, но сильную антипатию к Нему. Это волнует и расстраивает меня. Молодежь, вроде моего внука и Омара Руника, выкрикивает богохульства, таким образом превознося Его. Ведь если бы они не веровали, они бы не думали о Нем. И вот теперь у меня есть уверенность в нашем будущем…”
Переправа через Стикс
Чиб и его мать, одетые в траур, спускаются по тоннелю на уровень 13-Б. У тоннеля люминисцирующие стены, с каждым шагом он становится шире. Чиб сообщает мнемокассе их путь назначения. Там, за матовой стеной, живет белковый компьютер, формой и размерами похожий на человеческий мозг. Он производит быстрый подсчет, и из прорези Чибу в руки выпадает закодированный билет. Пройдя последний участок тоннеля, они входят в укромную бухту. Чиб всовывает билет в прорезь парапета и через секунду в небольшой приемный лоток вылетает другой билет, большего размера. Механический голос тихо повторяет всю имеющуюся информацию на международном и английском языках, на тот случай, если посетители не умеют читать.
В бухте показываются гондолы, постепенно они замедляют свое скольжение и останавливаются. Весь берег бухты разделен маленькими перегородками на отдельные причалы, выполняющие роль плавающих трапов. Пассажиры входят в предназначенные для них ячейки, и трапы переносят их к бортам гондол. Двери трапа и гондолы синхронно открываются, и пассажиры рассаживаются по местам. Через мгновение из бортов выдвигаются прозрачные пластины, вверху соединяющиеся в купол.
Полностью автоматизированные, управляющиеся для безопасности двумя дублирующими друг друга биокомпьютерами, гондолы покачиваются над полупрозрачной пластиковой поверхностью бухты. Мощные антигравы тихо гудят. Получив приказ к движению, суда одно за другим скользят к створу магистрального тоннеля и с тихим шипением гуськом устремляются в трубу тоннеля, светящуюся словно газоразрядная трубка. Гондолы обгоняют друг друга, постепенно наращивая скорость. В тоннеле судов не так уж много, в направлении север-юг транспорта почти нет. Большинство жителей стомиллионного Лос-Анджелеса предпочитают не покидать собственных микрорайонов.
На судне впереди звучит сирена. Через несколько минут труба начинает загибаться вниз и неожиданно наклоняется под углом в сорок пять градусов к горизонтали. Они пронзают уровень за уровнем.
Чиб смотрит сквозь прозрачные стенки тоннеля на копошащуюся жизнь проносящихся мимо уровней. Дома словно кварцевые блюда для огромных пирогов, поставленные друг на друга: нижнее — донышком вверх, а верхнее — наоборот, и все это сооружение покоится на толстой резной колонне.
На уровне 3-А труба становится шире. Теперь гондола стремительно несется мимо домов-приютов, вид которых заставляет маму закрыть глаза. Чиб сжимает ее руку и думает о своих сводных братьях, находящихся за этими пластиковыми стенами. Здесь живет пятнадцать процентов населения мегаполиса: умственно отсталые, помешанные, уроды, калеки, впавшие в детство старики. Все они толпятся. Искаженные лица прижимаются к прозрачным стенкам тоннеля, выпученные глаза равнодушно смотрят на проносящиеся мимо красивые корабли.
“Гуманная” медицина сохраняет жизнь детям, которые — по велению природы — должны умереть. Людей, имеющих генетические дефекты, начали спасать с двадцатого века. С тех же пор началось распространение этих дефектных генов. Медицина научилась, однако, исправлять их еще в яичниках и сперме. И теоретически существование человека должно быть безбедным, при здоровом теле и духе. Но трагедия в том, что все еще не хватает докторов и возможностей, чтобы возиться с каждым новорожденным. И это несмотря на падение уровня рождаемости. Современная медицина позволяет человеку очень долго жить, смерть отступает все дальше и дальше. Отсюда — все большее количество слюнявых, выживших из ума стариков.
Где же выход? Древние греки оставляли своих дефектных детей умирать в голом поле, спартанцы сбрасывали их в пропасти, эскимосы отправляли своих престарелых родителей на льдине в море. Не следует ли нам использовать старые добрые газовые камеры для ущербных детей и стариков? Иногда мне кажется, что это было бы для них благом. Но я не смогу попросить кого-нибудь другого повернуть газовый вентиль, так как я не в состоянии сделать это сам…
Я бы застрелил первого, кто к нему потянется!