Децима (СИ) - Страница 18
Джастин переключил станцию.
— ...на сталелитейном заводе произошло обрушение…
Щелчок.
— …я ему кричу уходи, а он смеется. Просто стоит и смеется, вот как дурачок, весь в кровище, вот тут у него все разрезано, глаза сумасшедшие! Я так испугалась! Ну вот смеется и все, что с ним делать…
Щелчок.
— …разумеется, исследования проводились. И хотя об этом мало кому известно, способ был найден, сенсов уже сейчас можно переделывать в обычных людей. А тем, кто упрекает исследователей в негуманности, я хочу сказать — разве то, что творят перерожденные, это гуманно? Почему у этих болтунов на высоких должностях такой избирательный гуманизм? Может, они сами сенсы?
— Вот я , кстати, поддержу мистера Хиддека. Почему до сих пор не внедрено чипирование сенсов? Почему нас лишили права знать, кто есть кто? Они говорят, что это нарушает права сенсов, что на них могут нападать. А что делают сенсы? Они нападают! Они убивают людей, а нам предлагают потерпеть — что же делать, так они устроены. Нет, и ещё раз нет! Люди имеют право знать об опасности, чтобы иметь возможность...
Джастин выключил радио.
Что случилось с миром за эти несколько дней?
Откуда это взялось?
Он нервно оглянулся. Теперь стало понятно, почему Брайан просил его не уходить. Конечно, чипирование не ввели, и сенсов ещё не метят… Да только и без метки сколько людей догадывались, что он сенс. Может, уехать отсюда? Здесь ему стало страшно.
Но куда?
“Перерожденные будут понимать, что происходит, остальные – нет”, – вспомнилось вдруг так ясно, будто тонкий мальчишеский голос произнес это прямо за спиной, Джастин снова оглянулся и услышал смех.
Смеялся мальчишка, но смеялся он внутри, в голове.
А потом раздался глухой звук взрыва, и Джастин с ужасом понял, что он доносится из театра. Следом завыла толпа, сотни и сотни человек. От ужаса поднялись дыбом волоски на затылке, но это реагировало тело, а внутри росло убеждение, что ему нужно быть там… Там, где все…
Джастин распахнул дверь машины и пошел навстречу вою. Тело плохо слушалось, поначалу подгибались ноги, но Джастин шаг за шагом двигался вперед. Потом побежал.
====== Часть 10 ======
Брайан приветственно кивнул вахтерше, сушеной мымре с волевым лицом. Та в ответ растянула губы в идеально прямую линию. На улыбку это не было похоже, но первые годы Брайан и этого от неё не мог дождаться. Мойра Эванс проработала в театре лет 60, если не больше, пришла в него раньше Торки, и считала себя его хозяйкой. Возможно, она ей и была. Сама сенс, она относилась к Страже с презрением хорошо воспитанной дамы — слишком большим, чтобы его демонстрировать.
— Филиппа у себя?
— Она не покидала театр, — величаво изрекла билетная богиня. — Другой информацией я не располагаю.
Брайан ещё раз кивнул, осмотрел фойе.
Совершенно обычная суета перед большим выступлением. Много цветов и блестящих сумочек, нарядные женщины, неловко чувствующие себя мужчины, детей больше обычного, видимо, братья и сестры выпускников.
Ни к одному зеркалу не подойти, за программками очередь.
Брайан не чувствовал присутствия перерожденных, только суету и радостное волнение множества людей. Но предчувствие не отпускало. Он решил подняться на второй этаж, где располагались входы в зал, а потом на третий, административный.
Мелодичный сигнал застал его на лестнице.
— Это был второй звонок! — возвестил приятный женский голос и с недвусмысленным ехидством добавил: — Скоро третий...
Брайан резко обернулся. Странное объявление. Конечно, может быть, это выпускники-актеры пытаются оригинальничать. Он нашел глазами Мойру Эванс, тоже замершую с самым возмущенным видом. Значит, выпускники надумали шутить самовольно. Звонки в театре – дело святое.
Если тут кто-то шутит. Брайан поднялся в фойе второго этажа, где чудовищных размеров хрустальная люстра ослепительным спиральным каскадом стекала с потолка к бронзовому постаменту и продолжала кружение по полу. Работа именитого выпускника, давно покинувшего Питтсбург, но очень масштабно признательного своей альма-матер. Здесь сегодня были выставлены работы выпускников-художников, и людей было ещё больше, чем на первом этаже. Брайан по-прежнему не чувствовал ничего, кроме своего беспокойства. Заглянул в зал — все спокойно, бархатные портьеры, малиновые кресла. Примерно половина мест уже занята. Звякнул телефон.
— Хейли, шестая бригада, патрон. Мы входим с черного входа, троих в штатском я отправил к центральному.
— Я уже тут, на первом тихо, на втором тоже, — продолжая оглядывать зал, сообщил Брайан. — Иду на третий.
— Вас понял, начнем с подвала и в стороны. Патрон, у меня распоряжение о запрете привлечения старших офицеров…
— Вы меня и не привлекали, — раздраженно оборвал его Брайан. Проходившая мимо женщина с букетом багровых роз испуганно обернулась.
— Покиньте место операции, патрон, — ровным, не допускающим возражений голосом приказал Хейли.
Снова раздался мелодичный сигнал.
— А вот и третий звонок! — злорадно сообщил приятный женский голос из динамиков.
И грянула музыка.
— Я на втором этаже! — бросил в трубку Брайан и захлопнул телефон.
Люди спешили занять места в зале, все ещё оживленные и улыбающиеся, но уже несколько растерянные: музыка была слишком громкой, визгливой и рваной для торжественного мероприятия.
Ещё не все успели войти, когда между лестницами распахнулись двери, и странная процессия двинулась через фойе к широкому входу в зрительный зал. Первыми ползли, извиваясь, узкие, затянутые в черное фигурки, следом ломко, остро танцующие балерины, и наконец мужская группа — как и прочие, в черном, плечом к плечу, они что-то несли на поднятых руках.
Крест в виде огромной буквы Х. И на кресте был человек. Присутствие перерожденных было таким мощным, что набатом ударяло в грудь, сбивая с ритма сердце. Процессия величаво шествовала мимо Брайана, и он видел, как участники поворачивают к нему лица, прекрасно зная, кто он, и не испытывая ни малейшего страха. Они улыбались. Они знали о своем огромном превосходстве. И Брайан о нем знал. Он стоял каменным изваянием, пока в голове прокручивались варианты развития событий. При самом большом везении он успеет застрелить троих-четверых, после чего 23-й округ лишится руководителя, потому что перерожденных тут около двух десятков. К тому же основная толпа зрителей находится в зале, а он и процессия — снаружи, в фойе, откуда как минимум пять выходов во все стороны, и подоспевшая бригада не успеет их блокировать, у них просто не хватит стражей, зато ничто не помешает перерожденным перекрыть сотням пришедшим на праздник людей выход из ловушки, которой станет зрительный зал. Рука в кармане нажимала кнопку повтора последнего номера — и сбрасывала вызов. Раз за разом. Хейли опытный оперативник, должен понять. Процессия втекала в двустворчатые двери зала, и Брайан уже видел, кто на кресте. Филиппа Торка. — Пусть идут, — еле слышно прошептал кто-то за плечом. Брайан подавил в себе порыв обернуться, дождался, когда процессия скроется в зале и по центральному проходу двинется к сцене.
Люди вскакивали с мест, изумленно глядя на происходящее, но не зная, как реагировать. Несомненно, это было представление, но представление странное…
— Вон наша Лиззи, мам! — девочка в голубом платье вытянула ручку. Мать рассеянно кивнула, не сводя глаз с идущих по проходу.
Брайан обернулся и увидел, как с двух сторон в фойе вбегают оперативники, а за спиной у него стоит Мойра Эванс, прямая и напряженная.
— Пусть идут на сцену, — с нажимом произнесла она, глядя Брайану в глаза, для чего ей пришлось высоко задрать подбородок. — Кнопка пожарной сигнализации опускает металлический противопожарный занавес за 20 секунд. Она вон на той стене, за колонной.
— Понял.
— Дайте мне несколько человек, я покажу им, где можно разобрать стену зрительного зала, она там из гипсокартона.
— Ковальски, бери двоих, иди с ней, — распорядился подошедший Хейли. Он заглянул в зрительный зал, оценивая ситуацию, повернулся к Брайану. — Я приказываю вам покинуть место операции, патрон.