Давно забытый голос - Страница 2

Пациент. Вы говорите какие-то страшные вещи. Перестаньте, пожалуйста.

Мистер Гусь. А что? Думаете, так не бывает? Это называется механизм психологической защиты. Ваш разум, чтобы обезопасить вас от угрызений совести, просто стирает всю вашу память. И вот вы ничего не помните, а значит, ни в чем не виноваты.

Пациент. Я уверен, что вы ошибаетесь. Я точно знаю, что я порядочный и хороший человек. Я бы просто не смог совершить ничего ужасного. Это противоречит моей внутренней сути.

Мистер Гусь. Но ведь вы не знаете, какова ваша внутренняя суть. Вы о ней не помните.

Пациент. Хватит, мне это неприятно.

Пациент и Мистер Гусь некоторое время молчат.

Мистер Гусь. А вы вообще ничего о себе не помните?

Пациент. Нет. Сколько ни пытался, ничего не могу вспомнить. Даже как меня в этот центр положили.

Мистер Гусь. А что вчера было, помните?

Пациент. Нет.

Мистер Гусь. А вы напрягите память. Попытайтесь что-нибудь вспомнить.

Пациент. Да я постоянно это делаю. Все без толку.

Мистер Гусь. Вам нужен какой-нибудь крючок.

Пациент. О чем вы? Какой еще крючок?

Мистер Гусь. Крючок, который поможет что-нибудь вспомнить. Какая-нибудь зацепка. Понимаете, возможно, если вы вспомните какую-то мелочь, она потянет за собой другую, а та еще одну, и так постепенно заработает память.

Пациент. Я смотрю, вы неплохо разбираетесь в психологии.

Мистер Гусь. Да, потому что мне она интересна. Согласитесь, вряд ли в жизни есть что-то более важное, чем способность понимать, что происходит у тебя в голове.

Пациент. Пожалуй, вы правы. Но как мне найти такой крючок?

Мистер Гусь. Давайте думать. У вас возникают перед глазами вспышки из прошлого?

Пациент. Что еще за вспышки?

Мистер Гусь. Ну, как в кино.

Пациент. Нет. Никаких вспышек у меня не возникает.

Мистер Гусь. Плохо. Тогда давайте исходить из того, что нам о вас известно.

Пациент. Ничего.

Мистер Гусь. Отнюдь. Нам известно, что вы мужчина. На вид вам лет тридцать – тридцать пять. Вы эмоциональны и боязливы.

Пациент. Почему это боязлив? Ничуть я не боязлив!

Мистер Гусь. Ну, вы же боитесь здешних пациентов.

Пациент. Ну допустим. Что еще вы можете обо мне сказать?

Мистер Гусь. Вы лежите в центре психокоррекции, что говорит о том, что у вас есть какие-то проблемы с психикой. Впрочем, не настолько значительные, чтобы запирать вас в дурдом. И вы ничего не помните. Амнезия. Прям как в дешевых мексиканских сериалах.

Пациент. Пожалуй, для крючка информации маловато.

Мистер Гусь. Еще мы знаем, что вам приснился кошмар. Сон. А сны, как известно, отображают наше подсознание. Вам снилось, как вы тонете в смоле, в некой черной бездне, как удаляетесь от солнца и света, погружаетесь в грязь. Даже из этого сна можно извлечь крючок.

Пациент. Что-то я его пока не вижу.

Мистер Гусь. О'кей, вот вам моя трактовка. Вы были хорошим и добрым человеком, но совершили нечто ужасное. Некое преступление. Причем необязательно в юридическом смысле. Возможно, это было преступление против вашей совести. Затем еще одно и еще. В результате вы морально запачкались. И вот вы тонете в этом грехе, в этом чувстве вины, ощущая, как свет и добро навсегда уходят из вашей жизни. Чувствуя, как болото зла засасывает вас все глубже и глубже. И, не в силах этого перенести, вы теряете память и оказываетесь в центре психокоррекции, по соседству с богом.

Пациент. И что же такого ужасного я мог совершить?

Мистер Гусь. Для этого сначала нужно понять, что вы за личность. Каким вы, например, были ребенком? Что любили? Чего боялись?

Пациент. Если бы я это знал…

Мистер Гусь. Хорошо, давайте я расскажу вам о себе, а вы, если вдруг почувствуете нечто схожее с собой, скажете. Иногда история жизни другого человека наталкивает на воспоминание о собственной.

Пациент. Что ж, давайте попробуем.

Мистер Гусь. Я не стану вас мучить скучными биографическими подробностями и рассказывать о том, как ел овсяную кашу и пил вишневый кисель. Все это обыденно и потому неинтересно. Я расскажу вам о событиях, которые имели для меня особенно важное значение. Про события, которые потрясли меня до глубины души и не отпускают до сих пор.

Пациент. Что же это за события?

Мистер Гусь. Я расскажу вам о том, за что до сих испытываю чувство вины. Понимаете? Казалось бы, столько лет уже прошло, а я до сих пор ощущаю себя виноватым.

Пациент. Что же вы такого натворили?

Мистер Гусь. Когда мне было семь лет, мама и ее подруги считали меня ангелом. Надо сказать, что мне повезло с внешностью, и в детстве я действительно был похож на ангелочка. Даже мои нынешние знакомые, когда видят мои детские фотографии, умиляются.

Пациент. Должно быть, такую внешность хорошо использовать для прикрытия каких-либо проказ.

Мистер Гусь. Именно! Так я и поступал. Дома за чаем я выслушивал от мамы и ее подруг тысячи комплиментов. Выслушивал, что я солнышко, золотко, чудо, ангелочек, а потом шел на улицу и делал там нечто такое, на что вряд ли когда-нибудь отважился бы хоть один ангел.

Пациент. Что же вы делали?

Мистер Гусь. Я мучил бабочек.

Пациент. Что, простите?

Мистер Гусь. Мучил бабочек. Причем делал это с особым изыском. Я отыскал за домом паутину, которую сплел мерзкий коричневый паук, и бросал ему туда бабочек. После чего наблюдал, как он запутывает их в свои сети и высасывает из них кровь.

Пациент. Признаться, это мерзко.

Мистер Гусь. Тогда мне так не казалось. Я ходил по улице с кепкой и подстерегал самых красивых бабочек. Когда они садились на цветы или на траву, я накрывал их кепкой, доставал, брал за крылышки и нес на съедение пауку. Однажды я поймал необычайно красивую бабочку с перламутровыми крылышками и удивительным узором. Когда я бросил ее в паутину, паук выскочил из своего укрытия так неожиданно, что я вздрогнул и упал. На секунду мне показалось, что я сам попал ему в лапы и сейчас он высосет из меня все соки. Я сидел на асфальте и смотрел, как ловко он окутывает ее в прозрачный саван, как она беспомощно взмахивает крыльями, тщетно пытаясь разорвать паутину. Паук не торопился. Он оплел ее целиком, превратив в белый кокон, и лишь потом начал пожирать.

Пациент. Черт возьми, вы просто садист! Перестаньте, мне противно это слушать!

Мистер Гусь. Прошу вас, послушайте. Я нуждаюсь в исповеди.

Пациент. Но это же просто мерзко!

Мистер Гусь. Пожалуйста, дайте мне закончить.

Пациент. Идти мне все равно некуда.

Мистер Гусь. Потом я вернулся домой, и мама снова назвала меня ангелочком, после чего напоила фруктовым чаем с пирожным.

Пациент. Должно быть, вам было противно?

Мистер Гусь. Наоборот. Я ликовал!

Пациент. С чего бы это?

Мистер Гусь. Ну как же? Мне удалось обмануть взрослых. Я совершил преступление, а меня все принимали за ангела. Все вздыхали над убитой бабочкой и даже представить себе не могли, какой гнусный поступок я только что совершил! «Ах, какие у него кудряшки! – говорили они. – Какая улыбочка!»

Пациент. Должно быть, именно так рождаются маньяки.

Мистер Гусь. Может быть, вы и правы. Я действительно, подобно маньяку, выслеживал свою жертву и охотился на нее. Но истинным убийцей был паук.

Пациент. Истинным убийцей были вы. Просто вы убивали его руками.

Мистер Гусь. У паука нет рук.

Пациент. Вы прекрасно знаете, что я имею в виду.

Мистер Гусь. Я носил пауку бабочек почти целый месяц. Меня возбуждало, как он осторожно двигается по своей паутине, словно боясь, что бабочка ударит его крылом и убьет. Мне нравилось смотреть за его тактикой.