Дарима Тон - Страница 9

Дни Ведущего конструктора были заняты. Он работал над АНГЕВОЗМом ночами. Он завел особый блокнот и в минуты отдыха исписывал его страницы колонками формул и цифр. Он углубился в дебри генетики. Он конструировал микротомы и сверхбыстрые микроцентрифуги (эти устройства, впрочем, тут же пригодились для других разработок). Он искал способы мгновенного замораживания клеток. Он подбирал составы, чтобы одновременно окрашивать в разный цвет молекулы рибонуклеиновой и дезоксирибонуклеиновой кислот.

Нужно было, наконец, собрать немалый сравнительный материал, потому что в конечном счете задача решалась статистически. На каждого, кто не отказывался уделить ему миллиметровой величины лоскут ткани своего тела, Ведущий конструктор составлял подробнейшую характеристику: достижения, темперамент, наклонности, физиологические особенности - всего почти полтысячи пунктов. Последними шли в этом списке скорость нервных процессов и биотоки действия различных групп мышц.

Все эти сведения он вводил в память счетной машины.

У него был немалый исследовательский опыт. Сотрудники лабораторий, которые он возглавлял, не считались со временем и не задавали недоуменных вопросов. Дирекция научного центра давно освободила его от мелочной опеки. Можно ли представить себе более благоприятные условия? И всетаки лишь через 10 лет наступил наконец тот день, когда Ведущий конструктор посчитал задачу решенной.

...Зал вычислительного центра. Стеклянные стены. Под потолком лампы дневного света. Бессильно опустив руки, Ведущий конструктор сидит у пульта машины и слушает, как генератор звукового контроля упрямо повторяет "Камаринскую". Это значит: введенные данные нелогичны. Машина отказывается их принять.

Снова и снова он перебирает в памяти ход исследования.

Укол в руку ланцетным шприцем. Лоскут ткани ложится на предметный столик. Дальнейшее аппарат делает сам: препарирует клетки, отделяет одну за другой хромосомы, вытягивает спиральные нити составляющих их белковых структур...

И вот уже десятки тысяч восемнадцатизначных чисел вливаются в память машины.

Итак, укол в руку...

Но почему "Камаринская"?

Ответ прост. Память машины набита сведениями о многих выдающихся инженерах, ученых, и теперь, когда последним проверочным тестом он вводит в нее данные о себе, оказывается, что это противоречит всему тому, что машине известно.

Однако он и действительно хороший конструктор! Хотя бы потому, что сумел создать АНГЕВОЗМ!

Надо идти с другого конца. Сведения о себе следует записать первыми, сказав машине: "Я - эталон. У всякого, кто по рождению инженер, ученый, распределение мононукдеотидов должно совпадать с моим. Не совпадает - они неудачники".

Он это и сделал.

Ответ был категоричен: "Да. Неудачники".

"Но кто же в таком случае я? - смятенно подумал Ведущий конструктор. - Спросить и об этом машину!.."

Тянулись минуты. Ведущий конструктор стоял спиной к пульту и по гудению генератора звукового контроля отмечал, что вычисление идет трудно, с возвратами к началу задачи. Наконец, и, как всегда, неожиданно, пришла тишина.

"При значительной общей одаренности, - прочитал он на экране дисплея, - в некоторых разделах человеческой деятельности, переходящей в весьма значительную, имеются врожденные способности величайшего артиста балета. Шапки долой - перед нами гений".

"Шапки долой - перед нами гений". Некогда эту фразу композитор Шуман в одной из своих музыковедческих статей адресовал композитору Брамсу. Он, Ведущий конструктор, ввел ее в машину, характеризуя специалиста в области гравитационных полей. Машина отдала эту фразу ему.

Балетный артист!

Нажатием кнопки он приказал повторить определение. Результат не изменился.

Тогда он изъял из памяти машины слова "артист", "балет", "гений".

Машина ответила так: "Индивидуум, которому свойственно уникальное строение нервной системы, сочленений и мускулатуры, обеспечивающее совершенное чувство ритма, особую чистоту передачи нервных импульсов и высочайшую четкость реализации мышечных усилий".

Это значило то же самое.

С непривычной тяжестью в плечах он перевел глаза на стеклянную плоскость стены и увидел, что уже рассветает.

...Из вычислительного центра он вышел, кегда начало всходить солнце. Деревья, крыши зданий, алюминиевые переплеты окон пылали красным холодным золотом.

"Конструктор... экспериментатор, - думал он, идя по дорожке, усыпанной желтым песком и стиснутой пышными клумбами георгинов. - На самом деле ни то и ни другое".

Каждый балетный спектакль и даже любую уличную пляску он всегда принимал как праздник, - это верно. И уже с первых па видел весь рисунок танца: его середину, финал... И ему всегда казалось, что всякую музыку - симфонии, сюиты, сонаты, концерты можно представить в виде движений и получится связная картина, полная глубокого смысла. Верно и то, что, особенно в молодости, он часто во сне видел себя танцующим...

Ведущий конструктор остановился.

Но значит, он самым настоящим образом обокраден? Он, который прожил уже шесть десятков лет и ни разу не почувствовал себя несчастным?

Ему вспомнилась одна из конструкторских работ. Шла война. Фронт подкатывался к сердцу страны. Группа молодых ученых в кратчайший срок создала новый бронебойный снаряд. Чудо техники! Так о нем говорили. А ну, если вычислить, насколько это их изобретение приблизило день победы?

Ведущий конструктор беспомощно оглядывался. Ах да! Он привык думать у пульта машины. Все сразу же проверять числом.

"Вернуться и рассчитать?" - Он улыбнулся. - Но если бы в ту зиму мне стало известно, что мое место на балетной сцене, разве я ушел бы из конструкторского бюро?"

...Ночью Ведущего конструктора вызвали радиограммой. Уже через час самолет уносил его в горы.

Там, на краю земли, он трое суток почти без сна осматривал сооружения, давал советы, подписывал акты и все время с удовлетворением думал о том, как удивительно полно совпали в этой разработке мечта конструктора и ее воплощение. Об АНГЕВОЗМе он вспомнил только во время полета назад: "Да было ли это? Верно ли, что лишь крохи общей одаренности сделали меня инженером и ученым с такими заслугами, за которые мне еще при жизни поставлен на родине бронзовый бюст?"

Его вдруг словно встряхнуло.

"Но все же каков тогда истинный мой талант? - У него занялся дух. - И каких высот самовыражения, а значит, счастья и счастья сумел бы я достичь, следуя этому призванию? Каких же? Каких?.."

Экран погас.

Зубцов усмехнулся уголком губ:

- Фантастика?

- Уже нет.

- Понимаю. - Он снисходительно кивнул. - Хочешь сказать, что могла бы меня проверить на такой машине, да тоже нельзя. Вдруг получится, что я по призванию лапоть. И как тогда быть с этим твоим взаимным уважением? Думаешь, не усек?

Не отвечая, Дарима Тон взяла Зубцова за запястье. Почти тотчас экран осветился. На нем были слова: "Биологически ярчайше выраженная способность к мысленному оперированию понятийными и предметными образами без какого-либо отрыва от физической природы как объектов, так и явлений. Аналоги: Тэн Кемп, Юлиан Василевский, Вери Нгор".

Некоторое время Дарима Тон тоже вчитывалась в эти слова и - вдруг рванулась к экрану, вглядываясь в него так, будто не могла поверить своим глазам.

- Ты!

Она обернулась. Ее лицо восхищенно сияло. От этого она еще более похорошела, расцвела.

- Ты!

Зубцов ничего не понял из того, что прочитал на экране, и отшатнулся, ошеломленный этим ее стремительным поворотом и тем, как она теперь смотрела на него, каким голосом говорила.

- Ты знаешь, кто это? - спросила Дарима Тон.

- Кто?

- Кемп, Вери Нгор.

- Откуда же!

- Величайшие изобретатели! В нашей эпохе с их именами связано все самое удивительное: космические города, новейшие технологии. И они твой аналог! Но почему же ты сейчас здесь, в этом месте, а не в научном центре страны?