Дарий - Страница 14

Царь Каштарити, праправнук Дейока, заново отстроив Экбатаны, выстроил новый, более обширный дворец и повелел обнести его семью рядами стен, которые возвышались одна над другой на склонах холма. Зубцы этих стен были окрашены в семь разных цветов. Зубцы первой, наружной, стены были белые. Зубцы второй стены были черные, как уголь. Третьей – красные, будто маки. Четвертой – голубые, как небеса. Пятой – цвета сурика. Шестой – посеребренные. А зубцы седьмой, внутренней, стены блистали золотом.

Ассирийцы не раз вторгались в долину Экбатан и сжигали город, но акрополь, укрепленный семью стенами, им не удалось взять ни разу.

Каштарити в конце концов удалось завершить то, чего не смог до конца осуществить его прапрадед Дейок. Он объединил разрозненные мидийские племена и создал сильное войско. С этим войском Каштарити разбил ассирийцев и навсегда избавил Мидию от ассирийского ига. Сын Каштарити, царь Киаксар, в союзе с вавилонянами довершил разгром Ассирийской державы. Желая подчеркнуть свое величие, Киаксар руками пленных ассирийских мастеров-каменотесов возвел рядом с отцовским дворцом другой, еще более обширный и великолепный. Рядом была выстроена царская сокровищница, которую Киаксар после всех своих походов доверху набил золотом.

Сын Киаксара, Астиаг, тоже построил свой дворец, дабы хоть в чем-то сравниться со своим прославленным и непобедимым отцом. На войне царь Астиаг был не очень удачлив, поэтому воевал мало.

Дворец Астиага представлял собой портал, изогнутый под прямым углом, который одним концом примыкал к дворцу Киаксара, а другим выходил к крепостной стене. От старого дворца Каштарити дворец Астиага отделял большой квадратный двор. Царский гарем находился в тесных залах дворца Каштарити, а покои царя – во дворце Астиага, более светлом и просторном. Во дворце Киаксара, занимавшем добрую половину акрополя Экбатан, находились залы для торжественных церемоний, а также помещения для царских чиновников, занятых каждодневной работой над донесениями, письмами и указами. Там же находились казармы царской гвардии и конюшни.

Отправляясь в покои Атоссы, Гаумата и Смердис вооружились акинаками и взяли с собой десяток телохранителей, выбрав их из числа кадусиев. Гаумата, опасаясь, как бы Атосса не сбежала, повелел дворцовой страже перекрыть все выходы из дворца.

– При желании Атосса может спрятаться и во дворце, – сказал Смердис.

– Во дворце мы ее все равно отыщем, а вот за пределами дворца это будет сделать гораздо труднее, – заметил Гаумата.

Но Атосса и не думала убегать и прятаться, это было не в ее характере. Она не стала отпираться и сразу созналась, что это с ее помощью лишились жизни Вашти и Бардия.

Когда Гаумата спросил Атоссу, что толкнуло ее на такие злодеяния, то в ответ услышал следующую гневную исповедь:

– Мне надоело быть игрушкой в руках мужчин. Надоело терпеть мужские капризы и издевательства! Сначала Камбиз надругался надо мной, теша свою необъятную похоть. И никто из знати не вступился за меня, ни один царский судья не упрекнул Камбиза в кровосмесительстве и нарушении обычаев. Более того, старейшины выдумали удобную отговорку, дабы соблюсти свое лицо и не прогневать вспыльчивого Камбиза. Раз царю позволено все, значит, в том числе ему позволено и лишать девственности своих родных сестер? Что в этом такого? Ведь у мидян, наших соседей, в обычае, когда мать спит с сыном, отец с дочерью, а брат с сестрой. Такой брак якобы угоден богам. Никто не вспомнил тогда, что обычай этот распространен не среди всех мидян, но лишь в племени магов.

Я поняла, что мужчины всегда найдут отговорку, дабы оправдать свои низменные побуждения, а также собственную беспомощность и трусость: мне, очевидно, показали, что меня ожидает в случае моего сопротивления. Тогда-то я и решила для себя, что в дальнейшем стану обращаться с мужчинами так, как они того заслуживают. Бардия вздумал подшутить надо мной, сведя меня на ложе со Смердисом, за это я лишила его жизни. И не жалею об этом.

– Чем Вашти тебе помешала? – мрачно спросил Гаумата.

– Вашти могла легко отличить Смердиса от Бардии. Этого мне не надо.

– Ты что же хочешь, чтобы Смердис правил вместо Бардии? – изумленно уставился Гаумата на Атоссу. – Да ты в своем уме?!

– А ничего другого и не остается, – холодно произнесла Атосса. – Стоит открыть правду, и вас обоих ждет смерть. Если мидийцы еще могут как-то поверить в вашу непричастность к смерти Бардии, то персы в любом случае этому не поверят. Персы подумают, что вы, как дальние родичи последнего мидийского царя, вознамерились возродить мидийское царство. И уж никто не поверит, что в смерти Бардии повинна я.

Смердис и Гаумата молча переглянулись.

– Все обойдется, если вы оба станете слушаться меня, – продолжила Атосса, не давая возможности братьям опомниться. – Пармиса, дочь Бардии, уже видела Смердиса и признала в нем отца. Все слуги и евнухи тоже принимают Смердиса за моего брата. Знать, которая может видеть царя лишь на расстоянии, и подавно ни о чем не догадывается.

– Но есть люди, которые имеют доступ к царю в любой день, – усомнился Гаумата. – Прексасп, к примеру. По своей должности он обязан делать доклады царю о положении дел в государстве. Бардия часто беседовал с Прексаспом наедине. О чем они совещались? Какие поручения давал царь?

Прексасп может прийти к Смердису и доложить о выполнении какого-нибудь поручения, либо посоветоваться о тайном деле, а мой брат не сможет и двух слов связать. Ведь он же законченный тупица!

Слышавший это Смердис набычился, но промолчал.

– Зато у Смердиса его мужское достоинство совершенно невероятных размеров, как у истинного ца– ря, – улыбнулась Атосса.

– К сожалению, в беседах с Прексаспом или с главным писцом «это» Смердису не пригодится, – проворчал Гаумата, сделав ударение на слове «это».

– Не обессудь, но царскую канцелярию тебе придется взять на себя, – обратилась Атосса к Гаумате. – А в общении с Прексаспом Смердис может полагаться на мою помощь. Думаю, мое присутствие на этих советах не смутит Прексаспа, а уж я разберусь что к чему.

– Не сомневаюсь в этом, о Светлейшая, – с ехидцей проронил Гаумата.

– И сразу предупреждаю, не вздумайте избавиться от меня, – угрожающе сказала Атосса. – Я все предусмотрела. Моя смерть неизбежно повлечет за собой и вашу гибель.

– О чем ты говоришь, дорогая! – воскликнул Смердис, сделав порывистое движение в сторону Атоссы, сидящей в кресле. – Куда мы без тебя? В тебе наше спасение!

Смердис упал на колени и коснулся лбом носков туфель Атоссы, видневшихся из-под длинного цветастого платья, похожего на балахон.

– Твой брат, кажется, так не думает, – Атосса пристально глянула на хмурого Гаумату.

Смердис раздраженно обернулся на брата, не вставая с колен.

– Смири гордыню, – сердито сказал он. – Поздно уповать на богов, лучше положиться на Атоссу. Ныне она для нас и Анахита и Армаити.[36]

– Именно это меня и тревожит, – нехотя признался Гаумата.

Однако, поборов себя, Гаумата тоже опустился на колени и поцеловал туфлю Атоссы.

Атосса торжествовала: отныне желанная власть была у нее в руках.

Гаумата и Смердис были из племени магов, знаменитого потому, что последователи Зороастра,[37] прибывшие в Мидию из Маргианы, распространили зороастризм сначала среди магов и лишь позднее среди прочих мидийских племен. Маги, познавшие учение Зороастра раньше остальных мидян, стали племенем жрецов. В своих обрядах жрецы-маги не просто служили светлым богам-язата, сотворенным Ахурамаздой, но приспособили для новой религии священнодействия, связанные с богами прежнего культа, олицетворявшими Солнце, Луну, Землю, Воду и Ветры. Благодаря такому сплаву нового со старым, привычным миропониманием, дуалистическое учение пророка Зороастра довольно легко и быстро прижилось среди мидян, перейдя от них к парфянам, персам, гирканцам и армянам.