Дарий - Страница 12

Евнухи рухнули на колени. Перебивая друг друга, они стали умолять Атоссу о пощаде, ссылаясь на то, что в их положении остается только выполнять волю царя, какова бы она ни была, иначе можно расстаться с жизнью.

– Если бы мы отказались тогда помогать Камбизу, это ничего бы не изменило, – оправдывался Багапат. – Камбиз велел бы нас тут же обезглавить и воспользовался бы помощью других слуг.

– А мы, о несравненная Атосса, хоть и держали тебя, но делали это так, чтобы не оставить синяков на твоих прекрасных руках, – вторил Артасир. – Я даже закрыл глаза, чтобы не видеть того, что вытворял над тобой твой жестокий брат.

– И мы не обмолвились об этом ни одному человеку, – добавил Багапат, – чтобы слух об этой гнусности Камбиза не разошелся в Пасаргадах.

– Нам было дорого твое незапятнанное имя, о царица, – кивнул Артасир. – Мы и представить не могли, что в своей похоти Камбиз пойдет дальше, сделав законными супругами тебя и Роксану.

Атосса выслушала евнухов с непроницаемым лицом и сказала:

– Помните, что отныне ваша жизнь в моих руках. Бардия без ума от меня и выполнит любое мое желание. Если вы хотите, чтобы я забыла прошлое, то обязаны делать все, что я скажу.

Евнухи принялись заверять Атоссу, что готовы служить только ей.

– В таком случае достаньте сильного яду, но так, чтобы никто во дворце об этом не знал, – велела Атосса. – Яд передадите моей служанке по имени Атута.

Артасир и Багапат переглянулись.

– Мы все сделаем, как ты велишь, о госпожа, – склонив голову, произнес Багапат.

– Мы все сделаем, царица, – подтвердил Артасир, – даже если этот яд предназначен для нас.

Атосса милостиво улыбнулась:

– Не беспокойтесь, скопцы. Вы мне еще нужны…

В канун свадебного торжества, когда во дворце уже собирались гости и были принесены все полагающиеся по этому случаю жертвы светлым божествам-язата, неожиданно умерла бактрийка, жена Бардии. Лекарь, осматривавший тело умершей, обнаружил следы отравления. Присутствовавший при этом Гаумата сразу сообразил, чьих рук это дело.

Гаумата поспешил в покои Атоссы и застал ее в свадебном наряде перед бронзовым зеркалом в окружении служанок, которые делали последние приготовления перед выходом их госпожи в пиршественный зал.

Евнухи пропустили Гаумату, поскольку знали, что он будет на свадьбе посаженым отцом. По обычаю именно посаженый отец должен передать невесту жениху, наградив ее тремя ударами плети и получив от жениха символический выкуп в виде лазуритового ожерелья, знака искренних мыслей и добрых намерений.

– Вашти умерла, – сообщил Гаумата Атоссе, наблюдая за ней.

Атосса даже бровью не повела.

– Полагаю, это не расстроит свадебного торжества.

– Вашти не просто умерла, но была отравлена, – добавил Гаумата.

– Бедняжка, – Атосса изобразила на своем лице огорчение. – Кому же она помешала?

– Это надлежит выяснить, – Гаумата сурово кашлянул. – Отравитель непременно будет найден.

– Прошу тебя, не говори Бардии об этом, – Атосса подняла взор на Гаумату. – Не омрачай ему светлый радостный день. Пусть царь узнает о случившемся завтра. Ведь Вашти все равно не вернуть.

– Не смею противиться твоей воле, Божественная, – Гаумата поклонился и вышел.

Смердис, на которого были обращены взгляды множества гостей, заметно волновался. Он едва не упал, когда преклонил колено, чтобы Гаумата повязал ему на голову венец жениха. Уже после всех ритуалов, когда свадебная чета шествовала к возвышению, где им следовало находиться во время свадебного пира, Атосса крепко стиснула в своей маленькой руке мизинец и безымянный палец на богатырской руке Смердиса.

При этом Атосса прошептала из-под прозрачного покрывала, опущенного ей на лицо:

– Смелее, царь. Выше голову!

Слуги меняли одно за другим блюда на столе у жениха и невесты. Тут были и жареные куропатки в остром соусе, и приправленная травами зайчатина, и перепела, сваренные в меду… На смену мясным кушаньям подавались рыбные.

Атосса пробовала все, с недоумением поглядывала на Смердиса: тот почти ничего не ел.

– Что с тобой? – обратилась к нему Атосса. – Ты заболел?

Смердис отрицательно мотнул головой.

– Гляди, сколько людей собралось, чтобы порадоваться за нас с тобой, – Атосса кивнула на длинный, не имеющий крыши зал, где в три ряда стояли столы, за которыми собралась вся знать Экбатан.

Правда, персов среди пирующих было мало.

– Твой хмурый вид, мой милый, здесь явно не к месту, – Атосса игриво дернула Смердиса за рукав кандия. – Скажи, чем ты опечален?

– Сегодня утром умерла Вашти, супруга твоего брата, – тихо промолвил Смердис. – Кто-то отравил ее. Не нравится мне это.

– Значит, Гаумата все же проболтался, – недовольно обронила Атосса.

– Гаумата тут ни при чем. Мне об этом поведала Пармиса, дочь Бардии. Она прибежала вся в слезах, кинулась на шею. Она даже не распознала, что я не ее отец, – Смердис тяжело вздохнул. – Мне бы тоже надо было заплакать, как-то утешить Пармису, а у меня язык словно отнялся. И ни слезинки в глазах.

– Но это же замечательно, что Пармиса приняла тебя за родного отца, – обрадованно прошептала Атосса, наклонившись к Смердису. – Я вижу в этом знак Судьбы.

– Я тебя не понимаю, – Смердис покосился на Атоссу.

– Придет время, поймешь.

Не дожидаясь окончания пиршества, жених и невеста покинули возвышение, поскольку им еще предстояло пройти очистительный обряд перед тем, как уйти в опочивальню. Для огнепоклонников брак – это единение мужского и женского начал, своего рода образование одного совершенного творения, которое способно породить новую жизнь, тем самым продлевая вечный цикл существования людей на земле. Этот цикл был запущен в действие великим Творцом всего сущего, сотворившим когда-то самого первого человека.

Смерть Вашти была непредвиденным обстоятельством, поэтому Гаумата без раздумий отправил гонца в крепость Сикайавати, чтобы известить Бардию. В своем послании Гаумата делился с ним подозрениями относительно причастности Атоссы к убийству. Гаумата настаивал, чтобы Бардия незамедлительно вернулся в Экбатаны, хотя по первоначальному замыслу тот должен был покинуть Сикайавати, лишь когда Атосса забеременеет от Смердиса.

Гаумата никак не мог избавиться от чувства тревоги. Ощущение того, что готовится что-то страшное, не покидало его…

Всю ночь Гаумате снились кошмары.

Вот он входит в зал для приемов и видит на троне Бардию, который держит в руках свою отрубленную голову. И эта отрубленная голова вдруг говорит: «Зачем ты предал меня, Гаумата?»

У Гауматы от ужаса подкосились ноги, дикий страх сковал ему уста.

А безголовый Бардия, встав с трона, роняет свою голову на пол. Голова катится по мраморному полу прямо под ноги Гаумате и продолжает повторять страшным голосом: «Зачем ты предал меня, Гаумата?! Зачем?»

Гаумата бросился прочь. Он метался в пустых залах и переходах, звал на помощь, но вокруг словно все вымерло. А Бардия преследует Гаумату, и в руке у него сверкает острый акинак. Тяжелые шаги мертвеца сотрясают дворец: тумм… тумм… тум-м-м…

Ноги Гауматы скользят на гладком мраморе, он то бежит, то ползет на четвереньках. Сердце готово выскочить у него из груди, он никак не может сообразить, где ближайший выход из дворца.

Безголовый мертвец все ближе и ближе, он настигает Гаумату и уже замахивается на него акинаком…

Гаумата закричал и проснулся.

Он был весь в поту, тонкая льняная рубашка прилипла к телу. В голове был полный сумбур, словно все случившееся во сне было явью.

Гаумата оглядел спальный покой, освещенный мягким светом бронзового светильника. За тяжелыми складками темно-синей занавеси ему почудилась фигура спрятавшегося человека. Гаумата протянул руку к скамье, на которой рядом с одеждой лежал короткий меч.

С мечом в руке Гаумата осторожно приблизился к портьере и резким движением отдернул ее в сторону. За портьерой была неглубокая ниша, она была пуста.