Дар ушкуйнику (СИ) - Страница 2
– Гордыня все, – словно прочел мысли крестника Завид. – Гордыня.
Глава I. Микульшин городец
Сентябрь 1237 г.
Весла в уключинах создавали жалобный скрип, похожий на стон. Да и самому Терентию хотелось стонать и охать. Полными тревоги очами вглядывался княжий посланник в черную воду студеной Вятки, в мрачный ельник, плотной непроницаемой стеной нависающий над скалистыми берегами. Всюду мерещились недобрые предзнаменования: то ворона злобно каркнет, то рыбина хвостом у борта плеснет. Как тут успокоиться?! Это ж надо в такую дикую глушь дать себя загнать! Страх щекотал за воротом.
То ли дело кметь Дедята – сидит себе у щеглы https:// /ebook/edit/dar-ushkuyniku#_ftn3 да дремлет, словно по Клязьме на лодочке катается, а не в самую пасть к разбойникам плывет. Оно конечно, Дедята – воин, в боях пообтесанный, ему под стрелами ходить, не привыкать. Сам-то Терентий – человек мирный, дьяк при князе, тяжелее пера отродясь ничего не поднимал и далее Городца да Владимира никуда не ездил. А тут на тебе, отправили. А все язык без костей виноват. «Терентия с собой возьми, он и мертвого уболтает, и с чертом сговорится». А у него, Терентия, спросили – желает ли он сам с этим самым чертом сговариваться? Посланник нервно осенил себя распятьем.
Да кто ж его спрашивать будет, мелкую сошку. Кто об нем всплакнет, если что, кроме матушки да сестриц? Вдовец, даже жениться снова не успел, деток нажить… на свет Божий посмотреть. На свет, а не на эти елки треклятые! Так жалко себя стало. Терентий тяжко вздохнул. Сама княгиня приказала плыть, куда ж было деваться?! Не отвертишься.
Целую седмицу, пока не привык, Терентия нещадно мутило на палубе шаткого насада, кишки выворачивало так, что казалось сейчас и душа с ними вон отойдет. А эти морды нахальные только ржали как кони, никакого сочувствия да почтения. Домой, как же домой хочется! К пирогам, кашам, теплой лежанке.
– Дедята, – из вредности толкнул Терентий кметя.
А чего он спит, а ты тут один переживай, волнуйся?
– Ну, чего? – недовольно буркнул воин, лениво приоткрывая один глаз.
– А если они нас перебьют и слова не дав сказать? Вот так возьмут, да и порубят на куски, – бойкое воображение уже подсовывало Терентию кровавое месиво, опять не к месту начало мутить.
Щуплый, похожий на взъерошенного воробья дьяк набрал побольше воздуха, чтобы пересилить приступ.
– И такое может быть, – усмехнулся в бороду Дедята, и не думая успокаивать попутчика.
– А я даже причаститься не успел, и рубаха вон, не стиранная, – грустно проронил Терентий, разглядывая вышитый сестрицей по льняному полотну узор.
Лицо Дедяты осталось непроницаемым. Среднего роста, но жилистый, провяленный на ветрах, смуглый от въедливого загара кметь, неспешный в словах и движениях, был полной противоположностью выхоленному и шустрому Терентию. Нет, Дедята не был угрюмым и нелюдимым, мог и расспросить о чем и пошутить при случае, но нянькой-утешительницей для молодого дьяка становиться не собирался, поэтому пропускал чужие жлобы и страхи мимо ушей как шум ветра.
– А вот если…
Договорить Терентий не успел, с легким свистом в палубу на локоть выше головы Дедяты вонзилась стрела. Терентий взвизгнул и повалился на палубу. И оказался последним, кто так сделал. Опытные вои уже лежали, побросав весла и прикрывшись щитами. «Вжи-и-ть», – еще одна стрела воткнулась рядом с первой.
– Кто такие?! – раздался грубый голос из темного ельника.
– Гороховецкие, – так же басом отозвался Дедята, – от светлого князя Ростислава к ватаману Микуле Мирошкиничу плывем, дело к нему имеем.
Ответа не последовало. Гребцы не гребли, и оттого насад стало сносить назад по течению.
– Чего они молчат? – задыхаясь от волнения, спросил Терентий.
– К берегу греби да жди, – был ему ответ из ельника.
– Причаливай! – зычно рявкнул Дедята, и вои, снова усевшись на лавки, заработали веслами.
Логово ушкуев мнилось Терентию скрытой в буреломе берлогой, а сами лесные тати – чумазыми дикарями с кистенями на перевес. Реальность оказалась куда бодрее. К гороховецкому насаду подплыл легкий струг. Опрятный не без кичливого лоска ушкуйник в собольей шапке махнул с кормы следовать за ним, насад погреб за стругом, и за поворотом реки по левую руку на холме показался город. Да-да, не захудалый городец, а большой, обнесенный новенькой деревянной крепостью град, с костровыми башнями, пряслами, утыканными бойницами, и огромным торгом прямо у речного берега.
Торг гудел деловитым ульем. Местные вотяки и чудь подвозили на лодках товары, бойко торговались с новгородцами, загружали купленное и выгружали проданное. Ровными рядами у пристани колыхались корабли. На мостках бабы стирали холстины, складывая их в огромные плетеные корзины. Град как град, ничего особенного. Терентий облегченно выдохнул.
Селились горожане в основном в избах-землянках, глубоко уходящих крепким срубом в землю, берегли тепло, но встречались и высокие хоромы с теремами нарочитой чади https:// /ebook/edit/dar-ushkuyniku#_ftn4. Возле богатых усадьб улочки были выстланы дощатыми помостами, между землянками грязь прикрывала солома. У каждого двора звучным лаем разрывался сердитый пес.
– Бабы у них чудно одеты? – на ухо Дедяте прошептал Терентий, с открытым ртом разглядывая прохожих красавиц.
– Бабы как бабы, – отмахнулся кметь.
– И с лица вроде как не наши, не иначе поганые?
– Местных девок похватали да окрестили, чего ж такого, – улыбнулся Дедята, – все правильно, без жены-то мужу как?
Терентий с обидой прикусил губу, почуяв, что кметь его подковырнул. «Если живой останусь, так женюсь, чего ж все время тыкать?»
Вечевая площадь у деревянной церкви была щедро усыпана соломой и пахучим сеном, и выглядела бы по-домашнему уютно, если бы не висельник, болтавшийся в дальнем углу. Терентий нервно сглотнул и возвел очи к позолоченному кресту на маковке храма. Сердце снова стало тревожно убыстряться.
Щеголь в соболиной шапке, следующий впереди гостей, завернул на боковую улицу и указал на высокий частокол с мощными воротами. Стукнув пару раз железным кольцом о дубовую доску, сопровождающий выкрикнул:
– К посаднику привел, как сказывал.
Массивные ворота отворились с удивительной легкостью, пропуская гостей на двор посадника Микулы Мирошкинича, ватамана местной ватаги.
Вот сейчас все начнется. Каков он, ватаман? Как встретит?
Хоромы посадника впечатляли: подклети, терема, сени с мудреной резьбой; по десную руку ряды конюшен, избы челяди. И князьям не зазорно по такому двору хаживать. «Богато тати живут», – с легкой завистью подумалось Терентию.
К щеголю подбежали угрюмые гриди, долго о чем-то шушукались, потом позволили гостям пройти к сеням, но на крыльцо не впустили – стой-жди.
Наконец из сеней вышел хозяин и лениво стал спускаться вниз по широкой лестнице. Посадник был богатырского роста с широченными плечами, прямо сказочный богатырь, не меньше. Светло-русые соломенные кудри, перехваченные вкруг головы кожаным шнуром, трепал налетевший порыв ветра. Одежа неприглядная: свита суконная да беленая рубах, ни серебра, ни злата, только сапоги дорогие, прочные, с вышивкой по голенищу, и все. Но и этого Терентию было уж достаточно, дьяк невольно глянул на свою разношенную обувку.
Посадник поравнялся с гостями. Теперь можно было рассмотреть и черты лица: белесые брови, широкие скулы, крупный нос, небольшую курчавую бородку, тонкие, изогнутые в легкой усмешке губы. Но, самыми примечательными в посаднике были глаза, светло-карие, почти желтые… волчьи. И взгляд тяжелый, цепкий, словно способный видеть сквозь тебя, взгляд хозяина. А ведь годков-то ватаману, должно, не так-то и много, почитай и тридцати нет, а гляди ж ты как держится! Так и хочется на коленки бухнуться, да «чего изволишь» вопрошать.