Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы - Страница 79

— О Великий Род! Навь идет! Навь уже тут! — воскликнул Радигош, с трудом удерживая гиганта.

Перун оперся на борт колесницы, охнул, оси скрипнули.

— Кажется, сквитались! — пробасил волхв, — Прочь с дороги!

— Ну, нет, чернец! Только ты, да я! Больше никого! Выходи силой меряться! — Сварожич сжимал ослепительно белый прямой клинок и наступал на дерзкого.

Гневом пылали очи Хранителя, а меч, казалось, доставал до небес.

— Нам вечно ратиться, Беляг! Это глупая затея! Но коль сердце просит — изволь! — у него был кошмарный, чужой, низкий голос, — Изволь, мы потешимся!!!

Ругивлад пытался замолчать, но губы сами бросали в воздух колдовские слова. Древо ослепительно блеснуло и погасло. Столь же непокорная ладонь сжимала рукоять длинного черного меча. С лезвий на землю стекал мерцающий зеленоватый свет.

И Навь сошлась с Явью.

Клинки скрестились, оглушительно звеня. Словен играючи отвел удар, обрушивая свой. Парировал и Хранитель. Сделав обманный выпад, бог круто развернулся, но еле успел отскочить от сверкнувшего, как змеиная чешуя, черного оружия. Меч Сварожича пламенел, рассекая сгустившуюся мглу.

Ругивладу стало нестерпимо жарко. Да ему ли?

— Воды! Воды, будь он неладен, Радигош!

Взметнулись росы. Зашипели. От могучих тел повалил пар. Сварожич снова полыхнул огнем, волхв поднял темную волну студеной влаги. Нимб бога померк. Колдовской клинок ринулся в брешь хитрой защиты, но его белый собрат, кованный самим Сварогом, предупредил выпад.

Радигош отскочил, тяжело дыша:

— Это Он сам! Никакой смертный не выстоит супротив моей стали! Да, сделай же что-нибудь, рыжий увалень! Разгони своих коров!

Перун еле-еле вскарабкался на скамью:

— Держись! Поутру навья мощь убывает!

— Вспомнил наконец-то!

Дар Седовласа вновь обрушился на белого бога. Тот взревел, грянулся наземь. В сей же миг там стоял чудовищный вепрь! Златая щетина на загривке цепляла свинцовые облака, страшные клыки белели острыми утесами. Колдовской клинок словно рогатина скользнул по червонной бронированной шкуре, не оставив и отметины.

Громовик огрел скакунов огненным кнутом, и те взмыли в поднебесье.

— Свинья от Дуба ни на шаг! — вырвалось у волхва.

Секач бросился на человека, выдыхая воздух, точно кузнечные меха, но очутился пред громадным мохнатым Зверем. Одним ударом лапы Бер-Ругивлад раскровил свинное рыло белого бога, вепрь взвизгнул, повалился, но тут же вскочил, и вновь ринулся в атаку. Он бы распорол медведю брюхо, но Бер ухватил-таки кабана за клык, второй лапой вздевая врага над полями и лесами. Радигош захрипел, вырываясь из смертельных объятий. Хрип сменился громким петушиным криком.

Гигантский петух взлетел на медвежью голову и принялся клевать супостата. Как ни старался бер стряхнуть солнечную птицу — тщетно. С каждым ударом Зверь становился все меньше и меньше. Настал и его черед оборачиваться. Ударился Бер оземь и взмыл к облакам навьим посланцем. Иссиня черный ворон разверз над лугами мощные крыла. Петух прыг да прыг! А вверх ни на сажень. Ворон на него налетает, железным клювом бьет — глядишь, совсем изничтожит.

— О, брат мой, Светлый Хорс! Уйми злодея! — взмолился истерзанный Радигош.

И точно. Ветра, не ослушавшись небесного воеводы, погнали черные стада на запад. Ярое око бросило взор на земные владения. Понеслись стрелы-лучи, опрокинули ворона, бросили вниз. Словен рухнул в мягкие припорошенные травы.

Перекатился, восстал, изготавливая клинок. Да противника и след простыл. По полю, усыпанному белым пухом, мчались лошади.

— Выпутались, негодницы? — изумился он.

Но было что-то более удивительное, колдовской металл искажал мир, и оттуда, из запредельного, на волхва глянуло незнакомое лицо молодого старика, седого, как лунь.

— Толи видится мне, толи чудится? Может в жилах навь беснуется? И проспал-то одну ночь, а получается, целую жизнь?

Он хотел стряхнуть предательский снег, не тут-то было.

— Торропись, РрРугивлад! Тетеррря! Судьбу прроворрронишь! — на покляпой совсем уже голой березе, что стояла недалече, сидел неизменный вестник Седовласа, — Делай, что должен!

Едва прокаркал чернец — вновь тучи по небу телушками. И не видать за ними светила, и снова ни лучика.

— Легко сказать — поспешай! Смотри, лес какой!? А что за ним — неведомо…

— Так спрашивай, дурррень! И ответ сыщется… Каррр! — махнул крылами, снялся — и поминай, как звали.

— Спросим! За все спросим! — прошептал человек.

Наломав сучьев, он приласкал огонь. Затрепетало, заалело пламя игривыми языками. Огонь, который земной, милее сердцу, чем поднебесный.

Ругивлад расстелил плащ и, разоблачившись по пояс, подсел к костру. Руны привычно шершавили кожу. Он скрестил ноги, крепко выпрямил спину, слегка прикрыл веки и высыпал стафры разом пред собой. Одни знаки тускнели, другие вообще не проступили, но были и такие, что сразу бросились в глаза, багровея кровью.

Тогда волхв положил ладони на колени. Сжав губы, он начал сильно, с совершенно невозможной, для простого человека, быстротой прогонять сквозь обленившиеся легкие еще морозный воздух. Вскоре по телу разлилась истома, граничащая с дурнотой, но волхв продолжал действо, впуская эфир через одну ноздрю — выдыхая через другую. Наконец, появилось ощущение, что воздух нагрет, и даже раскален, словно на дворе не осень, а разгар летнего дня. Пред глазами замельтешили ярко голубые точки и пятнышки. Зашумело, тело покрылось испариной, точно в каждую пору вонзили по игле. Внутрь вливалось что-то жгучее, дрожащее, липкое. Мелькание усилилось, а в ушах уж звенели колокола.

Теперь воздух более походил на плотный, клубящийся, точно в бане, пар. Ругивлад достиг апогея. Последний вдох! Задержка! И мертв! А за этим следовало прозрение — знаки складывались в слова, события — в историю…

Ругивлад жадно хватал морозный воздух, он задыхался. Клубы дыма окутывали родной дом… но то было в иной, нездешней яви, то осталось в прошлом. Закашлялся. Сознание судорожно цеплялось за приметы, не пуская назад. Волхв глотнул, набрав полную грудь, он старался еще, хоть на мгновение, удержаться там, в Сбывшемся…

— Месть! Месть! Богумил, Власилиса! Я отомщу, я уже иду! — крикнул словен.

— Эко оглушил! — заслышал он женский смех.

Ладонь легла на рукоять. Поднялся рывком, настороженно озираясь. По ту сторону пламени колыхались черные полупрозрачные ткани. Высокая женщина, волосы — что воронье крыло, насмешливо смотрела на волхва, поигрывая веретеном в длинных и тонких бледно-синих пальцах.

— Старая знакомая!? — не поверил он. — Здравствуй! Ты за мной? Чего так скоро?

— Погоди еще! Успеется! — усмехнулась Пряха, — Я узлы не про тебя одного вяжу! Что стоишь, как пень? Али испугался?

— Смерть уже ничто не значит! — еле слышно молвил волхв, — Но хотелось бы напоследок с кровником посчитаться!

— Поквитаешься! Я не против, — ответила Недоля, путая нить, — Пока Владыке должен, пока он долг не стребует — тебе моя меньшая сестра благоволит. Я не властна.

— Тогда зачем пришла?

— Есть один интерес! И коль сговоримся — покажу тебе дорогу на Киев, — снова улыбнулась Черная Пряха.

Налетел ветерок. Змеями взметнулись пышные волосы, взволновались одежды. Будь это Ольга — бросило бы в жар, но при одном взгляде богини ему стало холодно.

— Говори, что за служба?

— Я плету узлы не про тебя одного, — снова повторила Пряха, — Ведаю, прах везешь кагану киевскому — не простой череп, родительский.

— Верно! Будет мир промеж киян да вятичей!

— Будет мир? — рассмеялась женщина, — Что ж, коль так его назвать — согласна! А служба многого не потребует. Как войдешь в покои красные, станет князь тебя испытывать. Всяк правитель яда опасается. Ты испей тогда из рокового кубка! Выпей, герой, не брезгуя! Примирись чрез влагу хмельную с обидчиком! Пустят чашу по кругу — побратаетесь вы с кровником…

— Не бывать тому! Нет промеж нас согласия! Кровь за кровь! — вскипел словен.