Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы - Страница 72

Ругивлад ведал, такие великаны не живут собственной жизнью. Они лишь верно служат господину и создателю, выполняя его волю и питаясь его магической силой. А творцам своим големы всегда, по сведениям словена, доставляли массу хлопот. Во-первых, они росли, словно на дрожжах, и значит, не могли похвастаться долговечностью. Вылепленный младенцем, голем через семь дней достигал потолка. Он был услужлив и предан, как верный раб, но такая маленькая неприятность грозила хозяину разоблачением. Маги, практикующие каббалу, справлялись с недостатком просто — они возвращали големов к истоку, имя которому — глина. Из нее-то и вылепил Саваоф праотца иудеев и хазар Адама, а вот Род, не мудрствуя лукаво, шел себе по небу, да швырял груды каменные наземь — от тех столпов народились славяне, хотя и не все — наследники сильно могучего богатыря Ивасика-Телесика почитали Иву-мать. Из Ясеня выстругал первого германца Один, хотя деда его Небесная Корова все-таки вылизала из Алатыря.

Чем выше големы росли — тем сложнее ими было управлять. В том и заключалась вторая из хлопот. Ибо что-то приказать созданию земли можно, только дотронувшись до его лба, а темечко-то поднималось и поднималось, и уж не допрыгнешь, не доскочишь! выходило, что голем, выпущенный на свободу, мог исполнить лишь одно поручение. Сам великан слыл тугодумом, хотя изредка попадались весьма умные парни. Сказывали, что некий раввин из Любека слепил помощника, чтобы защитить членов своей многочисленной общины. На голема возложили почетную обязанность совершать ритуальные убийства, и о нем шла дурная слава. Глиняный человек превосходно справлялся с обязанностями, да вот как-то раз, когда на дворе стояла пятница, старый раввин забыл обратить детище в глину. В субботу он, понятно, тоже не пошевельнул и пальцем — день спустя разгневанный чем-то голем развалил дом хозяина, и тот погиб под обломками вместе со всей семьей. Долго собратья покойного ловили нечисть. Наконец, им это удалось, загнав верзилу в пруд, они подплыли к нему на лодке и алебардой выскребли на лбу разбушевавшегося голема одну из букв, ибо «МЕТН» значило — «мертв».

Бока снова сдавило, да так, что затрещали ребра.

— Осторожней, тупая скотина! Я ж не каменный!

Довольный находкой великан не ответил добыче, да он и не мог того сделать. Голем заторопился на север — Хорс бороздил небо справа от них. Прижимая к груди руку с пленником, размахивая другой, гигант широкими шагами мерил равнину, скоро они оставили полпоприща позади. Волхв еще раз глянул вниз. Длинная тень голема протянулась с востока, там чернел скалистый кряж, на запад, туда, где синело Готское море. Ах, если бы он знал, что в тот самый утренний час по другую сторону скал растревоженная мудрым Свенельдом проснулась его ненаглядная Ольга!

Но толку-то? Дотянуться до заветного темени голема не было никакой возможности. Кое-как ему удалось высвободить руку с кладенцом, но верный клинок ничем бы не помог, бессильный против Сил Земли, ибо был ею рожден. Разве только… А почему бы и нет! Вот только как дотянуться до чаши? А она и не нужна! Благо, изрядно пыли скопилось под рубахой.

Словно угадав мысли пленника, голем изменил хватку. Теперь он держал Ругивлада за ноги, с риском раздавить бедра. Спасибо, что не головою вниз!

Словен был свободен по пояс, чем и не преминул воспользоваться. Ругивлад ослабил ремни, по которым чаша стала медленно сползать, пока не оказалась в таком положении, что он ухватил драгоценную ношу свободной рукой. Бросив полуторник за спину, он черпнул песчаную пыль из лона Святославова черепа. Ее оказалось вполне достаточно. Тогда волхв поставил сосуд на чудовищный палец голема и, крепко удерживая его правой рукой, приблизил к губам левое запястье… Ему последние месяцы столь часто пускали кровь, что еще одна-другая кружка — не играло роли. По счастью и Ругивлад не оставался в долгу.

Замесив в чаше грязь, он не старался заговорить рану. Ругивлад боялся, что заклинание подействует и на ту живительную влагу, что уже пролилась из жил. Потому словен принялся изо всех сил вертеться в кулаке у голема, насколько каменная десница позволяла это сделать, и орать, так громко, что вскоре охрип.

К радости волхва великан расслышал писк и поднес длань к глазам, недоумевая, как эдакая козявка осмеливается возникать. Герой только этого и ждал. Черпнув прах, сварганенный на крови, да призвав Велеса, помощника во всяких бедах, Ругивлад изловчился и метнул грязь прямо в лоб тупого, как пень, голема. Удача не изменила волхву. Глиняная масса угодила точно в зловещую надпись, и вместо слова «истина» на красном темени гиганта ныне значилось «мертв». Голем застыл, лишь глаза его какие-то мгновения еще жили, удивленно моргая.

Ненавистное, доселе гладкое и блестящее лицо глиняного Краснобая высохло. По всему телу порождения Ориила ползли трещины. Они угрожающе расширялись. Колосс пошатнулся. Чудовищная лапа, занесенная было для следующего шага, отвалилась по колено. Куски красной глины и тут, и там падали на выжженную летним солнцем степную траву. Окаменевший голем вздрогнул и начал крениться на бок.

Вскоре все было кончено. Скатившись по рыхлому склону глиняной груды, волхв постарался не выронить драгоценную ношу, что столь необычным образом спасла ему жизнь.

— Вот и говорите мне после этого, что знаки не вершат людские судьбы, — улыбнулся он и рухнул на землю, счастливый и усталый.

Однако рубаха по локоть уже была влажной, и за словеном снова влачился кровавый след.

Сняв широкий полый кожаный пояс, волхв стал доставать из него одну за другой потемневшие березовые плашки, на которых едва проглядывали черты древних рун. Так и должно быть, взор посвященного сам выделит необходимые символы, а чутье подскажет, какие из них ныне действуют. За ними на свет показалась тряпица с пожухлыми стеблями встань-травы, которые волхв тут же запихнул в рот — кислые. При поясе по счастью сохранился и кошель с остатками серебра.

— Надо будет в ближайшем селе запастись чистой одежой. Эко вымазался.

Как-то давно, еще в свою ученическую бытность, Ругивлад спрашивал Лютогаста: «А что же думают о волхвах те, кто презирает наших богов!» Такой вопрос он мог задать только лишь ему, ибо ни с кем из прежних воинов Арконы не сошелся так близко.

— Они думают, что мы очень везучие люди, — отозвался Лютогаст.

Со временем парень понял справедливость слов учителя.

Каждый вдох давался сквозь стон, ныла спина, дала о себе знать и та старая рана, что он получил в поединке с Дорохом. Ноги не слушались словена, но он был вполне доволен собой, и на душе стало на удивление легко и покойно.

— Да, мой милый Ругивлад, при таком раскладе тебе не скоро разыскать Ольгу! — усмехнулся он, но тут же добавил, — Ничо! До свадьбы все заживет.

Вдалеке раскатились громы. А здесь, на краю Степи, небесная синь расстилала ультрамариновое покрывало без малейших намеков на прорехи в нем.

— Хоть в чем-то голем удружил!

На горизонте волхву уж мерещились первые робкие дубравы. До них, пожалуй, придется ползти и ползти, если сейчас же не взяться за досадные ссадины и ушибы. Раздеться стоило немалых трудов…

Когда боли поутихли — он обратился к рунам за советом. Хочешь получить верный ответ — учись спрашивать. Кто помнит, не портя, кто помнит, не путая, тому они будут во благо — коль понял, так пользуйся!

Немногим давалось это искусство, а еще меньше оказалось тех, кто ведал сразу несколько рунескриптов[53] — словен был из таких. Знаки пришлось метать прямо на землю. Он закрыл веки, и воззвав к Велесу, задал вопрос, наконец, волхв бросил стафры[54] пред собой.

Первой ему на глаза попалась руна Коня, свеи называли ее Еhwaz, за нею следовала руна Истины, которую северяне посвящали однорукому богу законности Тюру. Шаг за шагом Ругивлад прозревал грядущее, и с каждым прочтенным резом ему становилось ясней, почему крепки узлы на нитях прях. Почему ни один меч, даже колдовской клинок Седовласа, не посмеет разрубить их. А если попытаться?