Данута (СИ) - Страница 47

Ты думаешь, мне так легко сидеть? — Алекс хитро подмигнул ей. — Я чувствую то же самое. С одной стороны, это не так и хорошо, потому что в нашем положении надо иметь ясную голову, а с другой — я уже не могу ни о чем другом думать, если честно.

Данута рассмеялась:

Вот ты, оказывается, какой! Но голова должна быть ясной — это точно, а значит надо нам ее прочистить как следует, чтобы потом думать о деле.

Жалко, что тут такой туалет узкий, — Алекс оглянулся. — Пока все спят, можно было бы…

Фу! — Данута со смехом толкнула его в плечо. — Что за мысли! Но ты не один такой, не надейся. Я уже об этом думала — места там действительно мало! А вот умыться не мешало бы, мы же скоро приедем?

Да, через час, — Алекс, потянувшись, посмотрел на часы. — В семь будем на месте.

Тогда, я первая! Пойду, а то сейчас все как проснутся одновременно!

Между тем, Москва приближалась. Когда Данута и Алекс закончили свой утренний моцион, их автобус мчался уже не по обычному, двухполосному шоссе, а настоящей трассе с разделительной полосой и многорядным движением в обе стороны. Населенные пункты по-прежнему встречались нечасто, большей частью оставаясь где-то в стороне, но изменилась сама природа и даже вид обочин. Все стало аккуратно, чисто и как-то, по-новому, уютно. На вопрос Дануты, почему такой контраст, Алекс, неопределенно пожав плечами, ответил, что большую страну благоустроить гораздо сложнее, нежели маленькое государство, и если заниматься приведением в порядок каждого метра территории, то обо всем другом придется забыть. Россия вообще построена на контрастах, сказал он. Большая часть ее бескрайних пространств является дикой, необжитой землей, с самым суровым климатом на планете, но именно эти земли дают стране право называться великой, а их природные богатства держат на плаву экономику половины Европы.

Алекс также вкратце рассказал ей об особенностях кириллического алфавита, и теперь, Данута, схватывающая все на лету, с интересом читала названия населенных пунктов, мелькавшие на дорожных указателях. Кубинка, Бутынь, Голицыно, Краснознаменск, Жаворонки, Лесной Городок, Одинцово, поразили её своей непохожестью и разнообразием окончаний, а на законный вопрос о том, почему между ними совсем нет ничего общего, Алексу только и оставалось, что вновь пожать плечами. Сложность и многообразность русского языка, сложившегося из множества разнообразных культур и наречий, всегда вызывала шок у иностранцев и объяснить все это, вот так быстро — было нелегко.

Впрочем, времени даже на небольшую лингвистическую лекцию, у них не оставалось. За разговорами они сами не заметили, как автобус пересек кольцевую автодорогу и, снизив скорость, въехал в Москву, вскоре и вовсе остановившись у первого светофора.

Что это за улица? — спросила Данута, пытаясь рассмотреть местность, как в своем, так и в соседнем, окне.

Кутузовский проспект.

Ты хорошо знаешь Москву?

Алекс кивнул:

Пятнадцать лет тут прожил постоянно — считай, всё детство. Я намного более русский, чем швед, хотя, если честно, давно считаю себя гражданином мира. Сюда я приезжаю несколько раз в год, когда выдается свободное время и обычно нескольких дней хватает, чтобы полностью восстановить силы.

Красивые дома тут, — сказала Данута, продолжая не отрываясь смотреть в окно. — Много новых, и улицы такие широкие!

Да, большой город и всё должно этому соответствовать.

Покажешь мне свои любимые места?

Конечно! Кстати, мы уже скоро приедем — автобус остановится на площади Победы, а там сразу в метро и через полчаса мы дома! Хорошо ехать, когда нет пробок, а если бы мы оказались тут всего лишь на пару часов позже, то потеряли бы уйму времени.

Да, машин и так много …. что ты там увидел?

Действительно, Алекс внезапно приподнялся с кресла и, вытянув шею, пытался что-то разглядеть среди жилого массива, мимо которого они двигались.

Там мой дом, — сказал он, указав пальцем в сторону больших белых домов.

Где? — Данута завертела головой. — Какой из них?

А, уже проехали! — Алекс безнадежно махнул рукой и вновь опустился в кресло. — Ну ничего, не страшно — скоро все равно будем там.

Соскучился?

Нет, — Алекс как-то неровно вздохнул и сел еще глубже. — Я думаю о нас!

Некоторое время Данута внимательно смотрела на него, а затем вдруг придвинулась поближе и положила голову ему на плечо:

Думай!

Автобус остановился на специальной площадке, с одной стороны которой размещалось большое офисное здание, а с другой шумел Кутузовский проспект. Дальше виднелся Парк Победы, затянутый утренней дымкой и бесконечный ряд яблоневых деревьев, на которых еще виднелись последние цветы.

Красиво! — сказала Данута. Выйдя из автобуса, она несколько раз потянулась и с наслаждением расправила плечи, подставив лицо свежему утреннему ветерку.

Здесь много красивых мест, это правда, — Алекс закинул на плечо обе их сумки и протянул девушке руку. — Пойдем!

А где метро?

Вон там, через дорогу. Тут нет наземного павильона, потому и не видно.

Станция, куда они спустились, называлась «Парк Победы». Само метро Дануте понравилось, но долго любоваться его красотами не пришлось — оказалось, что ехать им всего лишь одну остановку. Выйдя на «Славянском бульваре», они без всякого эскалатора поднялись наверх и Данута сразу узнала места, где они совсем недавно проезжали — перед ними вновь был все тот же Кутузовский проспект.

В метро уже стекались люди, спешившие на работу, так что им пришлось преодолевать встречный поток, прежде чем перейти на другую сторону, но их руки, однажды соединившись, больше не могли разомкнуться. Время для них вновь остановилось, замерев в ожидании главного события и, разговаривая обо всем на свете, они сами не заметили, как прошли пешком целый квартал, оказавшись перед нарядным бульваром, за которым и находился дом Алекса Бравова. Данута несколько раз силилась выговорить слово «Кременчугская» в названии улицы, но так и бросила это занятие, не добившись достойного результата, зато «четырнадцать», в номере дома, ей далось легко, поскольку вполне перекликалось со словенским stirinajst.

То, что было дальше, касалось только их двоих. Поднявшись на пятнадцатый этаж и едва войдя в квартиру, они сразу бросились друг друга в объятия. Много слов было не нужно — язык тела куда важнее и понятнее в данной ситуации, а если тела молодые и горячие, то их вообще не удержать. Скидывая на ходу ненужную одежду, они вместе прошли в душ и, больше не сдерживаемые никакими условностями, слились воедино, громким дыханием подчас перекрывая шум воды, струящейся сверху. Вскоре окружающий мир и вовсе перестал существовать, так что они даже не заметили, как перебрались в комнату, где подвергли кровать Алекса, самому жесткому испытанию на прочность. Три раза они сливались в одно целое и каждый раз был как последний, но судьба не для того свела этих двоих, чтобы даровать им так мало счастья — оно продолжалось и продолжалось. Три раза они были на вершине удовольствия, достигая его почти одновременно, и все три раза не могли насытиться друг другом. Они погружались все глубже и глубже, но в нахлынувшей любви уже не было дна, а бесконечное падение в эту бездну… оно так сладко.

В Москве был жаркий, почти летний, полдень. Данута и Алекс лежали в кровати прямо перед открытым окном и наслаждались легким ветерком, мягко обволакивающим их разгоряченные тела. Совсем недавно они позавтракали, до конца уничтожив всю еду, которую привезли с собой, и сейчас им не хотелось ни о чем думать, а только вот так лежать, наслаждаясь друг другом. Дануте очень понравилась квартира Алекса: небольшая, она была выполнена в виде студии, что сразу расширяло пространство, а оптимальное количество современной мебели и вовсе наделяло её шиком, так несвойственным квартирам простых обывателей. С пятнадцатого этажа была видна даже центральная часть Москвы и несколько раз Данута уже выглядывала в окно, стараясь сопоставить впечатления от увиденного с тем, что она слышала об этом городе. В эти минуты она чувствовала, что Алекс не отрываясь наблюдает за ней сзади, восхищаясь ее точеной фигурой и, нисколько не смущаясь, наоборот, принимала самые рискованные позы, чтобы затем, резко обернувшись, насладиться произведенным эффектом. Каждый раз эта игра заканчивалась новыми бурными объятиями, быстро переходившими в жаркий молодой секс, но сила обоюдного влечения была такова, что не было ничего естественнее этих простых действий, значащих подчас больше, чем все счастье остального мира.