Дамнар: Неведение (СИ) - Страница 16

— Меня тоже эта мысль посещала — только вот с чего вдруг? Кто-то из ковена решил сам попробовать вампира создать, но не вышло? — Сет в отрицании медленно покачал головой, хоть и не отринул полностью предположение вожака. — Хоть всех на допрос вызывать — сами то ни за что не сознаются.

— Извини, что перебью, — сказал Джастин, вглядываясь в сторону озера.

— М? — князь с трудом выныривая из размышлений, перевел взгляд с земли на брата.

— Сюда деревенская девка что-то бежит, вроде как плачет.

Есения ещё издали разглядела сидящего на каменной стене Джастина. Он довольно часто бывал в деревне. Помощь оказывал, за порядком следил, не злобствовал, худо-бедно изъяснялся — вдруг помочь сможет.

Она была уже довольно близко, когда стоящий к ней спиной мужчина обернулся. И, когда она его узнала, страх потери сменился клокочущей яростью.

— Это всё ты виноват! — вскричала девица, напрочь забыв про то, что нелюди перед ней, и ударила князю в грудь обоими кулаками. Он рефлекторно оттолкнул её от себя. Не слишком сильно — девка только завалилась бочком на землю, но тут же перекрутилась, вскочила, успев достать из сапога ножичек, и замахнулась, снова кидаясь в атаку.

— Э, деваха, ты что удумала, дура! — Джастин уже успел соскочить со стены и они вместе с Олафом одновременно схватили её за руки. Но девка их будто не заметила, даже когда вожак выкрутил у нее из руки нож. Рвалась к князю и кричала, грозя сорвать голос. На шум уже обернулись и стали подходить поближе Волки, позабывшие о тренировке.

— Он умирает, а ты тут стоишь! Ты зачем нас сюда притащил?! Чтобы нас твари болотные сожрали? Чтобы мы шерстью покрылись и сами все нелюдями стали? Чтобы мы все от отравы передохли?!

Князь стоял не шевелясь, даже не моргая, немного наклонил только голову в сторону, услышав последние слова.

— Какой отравы, ты что несёшь? — князь говорил тихо, смотря на вырывающуюся девушку как на полоумную, чувствуя досаду от прерывания разговора.

— Ярек! Он там около болота ягод наелся! Я говорю ему, что это не малина! Говорила! Что быть того не может, а он все равно съел! Упал, хрипит. — Еся, не в силах больше говорить, разразилась слезами, но все ещё продолжала вырываться, игнорируя уже онемевшие от крепкой хватки двух нелюдей руки.

— Ну, значит дурак твой Ярек, раз тащит в рот, что ни попадя, и ты дура — кулаками и ножом машешь на кого не следует. Жить надоело, или руки лишние? — у Сета в памяти сразу всплыл тот дурацкий лист с законом из отцовского кабинета, и он невольно сощурился, закипая, что придало его изнеможенному лицу злобный вид.

Девка замолчала на несколько секунд, поймав его взгляд. Пыталась отдышаться. Затем изменившись в лице, тихо всхлипнув, сказала:

— А может и надоело. Хочешь — руки руби. Хочешь — вовсе убей, спаси его только, Богом молю.

И вовсе замерла, перестала вырываться, молчит. Дрожит только, глазами своими, голубыми, ясными прям в душу смотрит. Слезы тихо по щекам ручьем струятся.

— Твоего Бога я не знаю, да и здесь он до меня не дотянется. Да и может помер уже твой Ярек. Что за ягода — не малина? — Сет начал чувствовать раздражение вперемешку с жалостью. Выходка девки и её стремление любой ценой спасти дорогого ей человека всколыхнули где-то в глубине души давно запертые чувства, названия которым он уже почти не помнил. Во всяком случае такая самоотверженность ему была понятна — он сам бы глотку любому перегрыз за Джастина и Олафа, но глупость и неосторожность выводили из себя. Также его откровенно бесила вся эта ситуация. Докладывали же, что с деревенским объясняли местную флору. — Вененум уже поспел? — свою догадку Сет адресовал Джастину и Олафу на их языке.

— Не должен был еще по времени, но осень тёплая — вдруг раньше сок набрал. Я когда им грибы съедобные и несъедобные показывать приносил — еще точно не завязались ягоды, да мне и в голову не пришло. И как бы я их предупредил без ягод и речи? — в некотором смущении стал оправдываться Олаф, начиная догадываться, что кто-то траванулся.

— Листья показал хотя бы, — огрызнулся Джастин. — С несъедобными грибами ты же как-то справился.

Девица переводила глаза с одного на другого, силясь понять, о чем те переговариваются. Затем, заставляя дрожащий голос как-то слушаться, рассказала вкратце, как ягода выглядела, и что велела другу живот водой озерной полоскать.

— Раз так, может и живой ещё, — сказал Сет с некоторым облегчением, обращаясь к девке, и начал не спеша рыться по карманам своей куртки, периодически доставая прозрачные пузырьки с разным наполнением. Посмотрел на один из них на свет, с сиреневым порошком. Велел подошедшим Волкам дать кувшин с водой. Сыпанул немного, стал веткой размешивать, и продолжил. — Коли друг твой жив еще, помогу. «В конце концов, мало ли, что за листовка была у Отца. Законы и поменять можно. Верная, но глупая, путь поучится слегка», — с этими мыслями приказал Волкам дать ей кнута три раза, ни к кому конкретно не обращаясь.

Олаф с Джастином одновременно, переглянулись. Олаф еле заметным движением кивнул и покосился глазами в сторону князя. Джастин сделал скорбное выражение лица, попытался поймать взгляд брата, но тот, будто нарочно, в его сторону не смотрел. Мысли тоже были за прочным барьером — не достучаться. А вслух перечить он уже не рискнул: «Как бы хуже ей не сделать». Еле заметным кивком и печальным выражением лица дал понять Олафу, что сделать сейчас он ничего не может.

Переглядывания вожака стаи и брата князя заняли всего несколько мгновений. А вперед тем временем выступил Траян — новенький, рябой Волк в летах в звериной форме. За время с оборотнями он уже несколько пообвык их речи, и прекрасно понял весь разговор. Джастин с отвращением заметил, что лицо Траяна исказила гнусная ухмылка. Джастин узнал новичка. Этот бы тот самый пропитой, которому досталось от буйного парня, защищающего свою сестрицу.

Олаф и без намеков Джастина взглядом Траяна остановил, чем вызвал недовольное ворчание последнего. Девицу к стене поставил, кнут сам взял. Помедлил, глядя на князя, в надежде, что тот передумает, но Сет уже не обращал на них никакого внимание — снадобье размешивал. Олаф, с обреченным вздохом, стараясь не нанести большого вреда, приступил к исполнению.

С первым же ударом и девичьим вскриком, виски пронзила боль десятка раскаленных игл. Какофония, если бы одновременно на голову надели медное ведро, стали бы колошматить по нему кузнечными молотками разного калибра, и перемешали эту бомбежку непрерывным свистом дельфина.

Князь от неожиданности чуть было не выронил кувшин: «Ты совсем охренел? Я ж не руки ей приказал отрубить!» — обратился он мысленно к своему мучителю, силясь продраться сквозь звуковой хаос. Но гул и протыкание висков раскаленным железом продолжалось, шум в голове перекрывал все остальные звуки. На поверхности воды в кувшине стало мелькать знакомое изображение.

Сет отвернулся, но это не помогло. Грани стеклянного флакона, случайно уцелевшие капли росы, гладкие полированные детали одежды и оружия — любая отражающая поверхность как назло лезла в глаза и мельтешила подающим настойчивыми сигналы отражением. «Дай хоть с отравившимся балбесом закончу, ты ж мне иначе совсем жизни не дашь. Закончу и поговорим, обещаю!». Жечь виски и долбить молотками перестало, но весьма чувствительное покалывание и свист остались. Ладно, хоть можно снова слышать окружающий мир.

Убедившись, что порошок полностью растворился, Князь велел самому юному волку, Вилфреду, метнуться с кувшином на ту сторону озера, к пострадавшему. Вместо воды велеть это снадобье пить, и тоже продолжать рвоту вызывать. Затем еще один пузырек достал, с белой жидкостью. Велел один глоток сделать, если шея с лицом распухшие, потом флакон ему вернуть, и стремительно ушел с площадки, пытаясь поскорее добраться до своих покоев, но не обратить при этом внимание остальных на его состояние.

— Нечего тут смотреть! Представление окончено! — рявкнул Олаф Волкам, силясь унять дрожь от злости и бессилия в руках. — Вам заняться нечем? Ну-ка взяли мечи и пошли из «плуга» защиту отрабатывать.