Дама слева - Страница 31

Эти слова запечатлелись в мозгу Элисон: «Боль утихнет, боль утихнет.» Но, боже, сейчас было так больно. Ужасно, невыносимо. Если бы тот человек чувствовал её боль, то знал бы как это. Она никогда не утихнет. Она больше не могла этого терпеть, не могла. Элисон молчала, пока ни услышала женский голос, говоривший:

– Скажите ей про лицо.

О, боже, её лицо. Да, её лицо обгорело. Она станет безобразной как Маргарет, как Маргарет. Бедная Маргарет. Мысли Элисон заметались в безумии; она почувствовала, как крик поднимается из глубины… из самой глубины души. Рот её открылся, глаза расширились, и снова появился тонкий нос и густые брови.

– Послушайте, с вами всё будет в порядке… С вашим лицом ничего страшного не произошло… просто копоть и небольшой ожог… Вы понимаете, что я говорю? Ваше лицо в порядке.

Тонкие ноздри расширились, и Элисон увидела, как губы растянулись в улыбке, а брови взлетели вверх.

– Вам не о чем беспокоиться, – добавил человек.

Она не беспокоилась. Не беспокоилась. Но боль. Ей было всё равно, что с ней будет, только бы эта боль прекратилась… Боль!

Женский голос снова прошептал:

– Они боятся не за её лицо, а за руки. Господи боже, в основном пострадали руки, особенно правая. Нужна будет не одна операция… и шея… Она спит? Укол уже должен подействовать; сейчас ей станет легче.

Элисон постаралась зацепиться за этот голос, звучавший как голос бога, потому что он сказал, что сейчас ей станет легче. Теперь она могла вытерпеть это ужасное ощущение. Они сказали, что её руки очень пострадали. И шея? Она так устала, чтобы думать. В последнее мгновение она могла думать только об одном: ей всё равно, как она будет выглядеть, только бы боль не вернулась.

Прошло три недели. Однажды утром Элисон разбудил знакомый звук катящейся тележки. Она увидела белую шапочку, склонившуюся над ней, и услышала весёлый голос:

– Привет, малышка. Хорошо спала?

Здесь её все звали малышкой. Первым начал тот врач с тонким носом и густыми бровями. Только гораздо позже окружающие фигуры превратились для Элисон в отдельных людей, отличавшихся одеждой и именами. Странно, ей казалось, что она давно с ними знакома, что они всегда были с ней, что она не знает другой жизни, кроме этой палаты, что всегда лежала под этой плёнкой, и кто-нибудь из них кормил её, расчёсывал ей волосы, заставлял жить. Только увидев Пола, Элисон вспомнила, что была и другая жизнь. Время посещений ещё не началось, и няня Райли поддразнила её своим крепким ирландским акцентом:

– Скоро придёт твой прекрасный великан. Боже! Везёт же кому-то.

За последние дни Элисон поняла, что няне Райли, как впрочем и всем остальным няням и сёстрам, известно, что связывает её и Пола, который всё это время просто сидел рядом и смотрел на неё, не говоря практически ни слова. Иногда он касался её волос, а уходя целовал, хотя и не в губы. Было время, когда она чувствовала себя ужасно и думала, что умирает. Ей так хотелось, чтобы он сказал, сказал, что любит её… Но он не сказал. Она знала, что он сидел с ней всю ночь и следующую тоже, что была в очень плохом состоянии и могла умереть. Ещё оставалась огромная усталость, но боль уже не была такой острой, скорее ощущение растянутой кожи, которая вот-вот готова лопнуть.

– Я выспалась и чувствую себя лучше, – сказала Элисон няне.

– И выглядишь лучше. Его носачество будут довольны тобой сегодня.

Его носачеством был врач с тонким носом и густыми бровями по имени Говард, который мог заставить… дрожать даже эту крепкую сестру с крутым нравом.

Шум за дверью комнаты стих, как будто не осталось ни одной живой души, и Элисон поняла, что Его носачество делает обход.

Доктор Говард был невысоким человеком, который двигался быстро, говорил быстро и работал так же быстро. У него совершенно отсутствовал врачебный такт.

– Ну, здравствуй, малышка, – произнёс он, вобрав воздуха. – Как себя чувствуем?

– Лучше, доктор.

– Это хорошо. Пора бы уж.

Он подтолкнул стул к кровати и, нагнувшись к девушке, продолжил:

– Скоро мы сядем, а потом вообще отправимся гулять, не так ли? Будем принимать посетителей и вернёмся к жизни, да?

Элисон попыталась кивнуть, а потом задала вопрос, уже давно мучивший её:

– Доктор, моя шея будет очень обезображена?

– Нет, когда они с ней закончат. Будет как новенькая, даже лучше, – мужчина коснулся её щеки и продолжил упавшим голосом. – Ты же знаешь, что я говорю правду, а не просто, чтобы успокоить. Твоя шея будет в полном порядке после курса лечения.

– Лечения? – Элисон сглотнула. – Сколько ещё я здесь пробуду, доктор?

– Ну, – он сжал губы, – ещё недели две, а потом, думаю, сможешь отправиться домой.

Глаза девушки расширились:

– Всего две недели?

– Да, а потом через некоторое время придётся поехать в Ист Гринстэд. Не о чем беспокоиться; мы ничего не сделаем, пока ты не будешь готова, а потом только маленькими порциями. К несчастью всё произошло как раз, когда у тебя был грипп, поэтому ты так сильно болела… Но ты болела тогда, а не сейчас, – врач снова коснулся её щеки. – Грипп усложнил выздоровление, но теперь всё будет в порядке.

– А мои руки, доктор. Когда я смогу ими пользоваться?

– Э… – мужчина замолчал, подбирая слова. – С левой ничего страшного, но вот правая очень сильно пострадала.

– Я… я смогу ею работать? – в голосе Элисон прозвучал страх.

– Да. Да, – кивнул врач. – Ты сможешь пользоваться всеми пальцами, кроме мизинца. Боюсь, он пострадал больше всего. Но что такое мизинец? – мужчина выпрямился, выпятив подбородок. – Люди лишаются рук… не забывай… и ног. Когда потеря мизинца станет тебя донимать, просто вспомни, что лицо в порядке, а я смотрю на это, как на настоящее чудо. Мистер Элмер во время подоспел. Если бы он замешкался, возможно, что по крайней мере нижняя половина лица была бы обожжена. Поэтому мы не будем беспокоиться о мизинце, ведь так?

Элисон улыбнулась с благодарностью:

– Не буду, доктор. И я могу вернуться домой через две недели?

– Верно. Всё зависит только от тебя, – он оттолкнул стул и повернулся к медсёстре. – Делаешь для них всё, что можешь, и что получаешь в ответ? Так и норовят обидеть, говоря прямо в лицо, что хотят избавиться от тебя как можно скорее.

Мужчина снова повернулся к Элисон и, указав на неё вытянутой рукой, воскликнул голосом, который совсем не подходил к больничной палате:

– Вы неблагодарная девчонка. Я закончил с вами… Умываю руки.

Он промаршировал прочь из комнаты, медсестра и нянечка последовали за ним с перекошенными от смеха лицами.

Он был мил, очень добр. Но её палец. Элисон задрожала; врач сказал, что это могли быть обе руки или ноги, или… или лицо. Она должна быть благодарна. И она была благодарна; а через две недели её отпустят домой. О, Пол. Впервые за долгое время Элисон опёрлась о локоть, чтобы поменять положение.

Днём пришёл Пол. На мгновение он остановился в дверях, глядя на неё, потом медленно подошёл к кровати и улыбнулся:

– Тебе уже лучше?

– Я в порядке, – Элисон улыбнулась ему в ответ.

Он так долго стоял и смотрел на неё сверху вниз, что она сказала:

– Садись. У меня хорошие новости.

Когда он сел, Элисон сообщила с воодушевлением, какого не испытывала уже давно:

– Я скоро вернусь домой.

– Домой? Когда? – Пол подался вперёд; его тёмные глаза вспыхнули.

– Через две недели. Так сказал доктор Говард.

Теперь мужчина обеими руками коснулся щёк девушки и отбил на них лёгкую барабанную дробь. Казалось, Элисон передались те эмоции, что переполняли его.

– Это чудесно. Чудесно, чудесно… Я и не надеялся, что так скоро.

– Я не смогу пользоваться мизинцем, Пол, – тихо произнесла она, прикрыв глаза.

Он положил руки себе на колени и, глядя на них, сказал:

– Да, я знаю, – потом быстро взглянул на неё и добавил. – Но и только. Во всём остальном ты будешь как новенькая. В Ист Гринстэд творят чудеса.