Дальняя дорога - Страница 100

– В одном приятном месте, где я часто бываю, – спокойно ответил Рункель.

– А где это? В какой это стране? – спросил Артем, уже зная ответ.

– Ты же знаешь ответ, Артем, – укоризненно произнес Генрих. – Нигде. Этого места нет на карте, его вообще нет в том мире, это другой мир.

– И ты здесь живешь?

– Нет, – ответил Рункель, – это как бы коридор, проходная из мира, где мой дом, к твоему миру.

– Так, значит, ты все-таки обзавелся домом?

– Как тебе сказать. Я туда возвращаюсь, – поправился Рункель. – Ты же знаешь, я непоседа. Но это очень красивый и приятный мир. Я там отдыхаю.

– Ты покажешь мне его?

– Конечно, но провести я туда тебя смогу, только если ты сам захочешь. Дело в том, что время там течет в сто раз быстрее, чем в твоем мире. После нашего расставания для тебя прошло десять лет, для меня три года. Притом год я провел в одной карельской пещере, сразу после “смерти”.

– Значит ты научился ходить по мирам. Как ты это делаешь?

– Точно так же, как это сделал ты, когда попал в наш мир из этого, только сознательно. Я просто хочу и иду.

– Давно ты этому научился?

– Сразу после смерти. – Рункель ухмыльнулся. – Когда я понял, что меня отравили, мне сразу захотелось пожить еще.

– Расскажи, как ты спасся, – попросил Артем.

– Да мне и спасаться-то не приходилось, – неохотно ответил Рункель. – Ты вот сейчас занимаешься йогой и знаешь, как можно управлять своим телом в целом и каждым органом в частности. Только тебе все времени не хватает. Ты у нас большой государственный человек. А я вот после первой своей миссии целенаправленно занялся этой практикой недалеко от тех мест, где ты сейчас живешь, и занимался только этим. Нищенствовал и учился девять лет.

– Ты нищенствовал? – удивился Артем.

– А почему тебя это так удивляет? – не менее удивился Генрих. – Чем нищенство хуже богатства, если это положение тебя устраивает? Я тогда занимался одним, это было для меня главное, и у меня не было времени для зарабатывания денег. Нищенство, друг мой, тоже опыт небесполезный. Во-первых, только так учишься по достоинству ценить богатство, а потом, оно позволяет на многое взглянуть иными глазами. Главное только, потом не привязаться к нему, как некоторые привязываются к богатству.

– Интересно, – улыбнулся Артем, – надо будет попробовать.

– Тебе уже не надо, – махнул рукой Генрих, – ты это прошел. Поэтому я и говорю с тобой.

– Погоди, так, значит, тогда, на приеме у князя, ты просто сыграл смерть?

– Не совсем. Для того чтобы нейтрализовать яд, мне действительно пришлось впасть в транс на час. Потом я дождался, пока мое тело положат в часовню, усыпил часовых, прижав им артерии, как учил тебя, и ушел.

– Ты ушел в другой мир?

– Вначале да. Но скоро вернулся и затворился в лесу. Мне надо было о многом подумать в одиночестве, а миры, в которые я выходил тогда… они все были такие шумные…

– Почему ты сразу не связался со мной?

– Извини, Артем, я немного виноват перед тобой. Но тогда, когда я понял, что отравлен, я одновременно понял много очень важных вещей, которые в конечном итоге привели меня сюда. Мне надо было побыть одному. Тебе тоже был полезен этот опыт. Ты понял тогда, что все, что имеет форму, преходяще и может быть утеряно в любую минуту.

– Очень жестокий урок, Генрих.

– Очевидно, ты просто не усвоил материал на других, более мягких уроках, – пожал плечами Рункель.

– Хорошо, – сказал Артем, – но сейчас ты решил найти меня. Зачем?

– Меня просто заинтересовало, почему ты так долго не идешь ко мне.

– Идти к тебе? – Артем опешил. – Как?

– Да очень просто. Ты же видел, сразу за кустами роз.

– Ты смеешься надо мной.

– Ничуть. Ты уже готов ко многому, и только твоя уверенность, что у тебя это не получится, держит тебя. – Генрих взглянул Артему в глаза.

Артема вдруг охватила непонятная веселость.

– А ну пошли, – крикнул он, ухватил Генриха за руку и потащил.

Через пару шагов они оказались в Древнем Риме на форуме. Со ступенек какой-то пожилой человек что-то говорил, а толпа внимательно его слушала.

– А, предпоследняя речь Цицерона, молодец, Артем, – похвалил Генрих. – Что еще?

Артем рванул, и они оказались на вершине скалы. Было прохладно, ветер трепал их одежды, а под ногами скрипел снег. Под ними через перевал проходила закованная в железо армия.

– Переход Ганнибала через Альпы, но, может, пойдем куда-нибудь, где потеплее, – улыбнулся Рункель и изобразил, как будто ему действительно холодно.

Они сделали шаг, и под их ногами захрустел прибрежный песок. Слева от них густой стеной к пляжу подступали пальмы, а справа три корабля стояли на якорях, и от них уже отваливали шлюпки.

– Высадка Колумба в Сантьяго-де-Куба, у тебя хороший вкус, – произнес Генрих. – Пойдем дальше?

Артем кивнул и сделал шаг вперед. Под их ногами зеленела болотистая травка. Рядом пробегало асфальтовое шоссе с выбоинами, на противоположной стороне стояла автобусная остановка, а за ней ларек. За ларьком угадывалось садоводство. На скамейке сидели мужик в майке, тренировочных штанах и кедах и женщина неопределенного возраста со спитым лицом. Они передавали друг другу бутылку пива “Степан Разин” и отхлебывали из нее по очереди. К скамейке шел мужик в кирзовых сапогах, промасленных штанах и необычайно грязной рубахе.

– Эй, Валька, – загундосил мужик, – ты мне когда десятку отдашь?

– Да пошел ты, – злобно отозвался мужик в кедах.

– Ах ты, сука, – рявкнул мужик в сапогах, налетая на обидчика и хватая его за майку.

– Пидор вонючий, – взвыл мужик в кедах, нанося удар в глаз нападающему.

– Ой, люди, помогите, убивают, – заголосила женщина.

– О, черт, – произнес Артем, обхватывая голову руками и садясь на траву.

– Ничего, бывает, – ласково потрепал его по загривку, как маленького, Генрих. Артем поднял глаза и увидел, что они снова в саду Генриха, у ротонды с фонтаном. Генрих продолжал его успокаивать: – Ты нашел тот мир, из которого пришел. Ну что делать, если нам встретилась такая сцена? Ты думаешь, в Древнем Риме не было пьяниц, карфагенские солдаты никого не насиловали, а команды Колумба состояли сплошь из отважных моряков, ищущих открытий? Им деньги нужны были, Артем, а кое-кто и от виселицы бежал. Заслуженной, между прочим. Просто о тех временах у тебя по книгам создалось романтическое представление, а в свой мир ты меня привел в такой, каким запомнил. Или, вернее, в то, что тебе врезалось в память глубже всего.