Дальнейшие похождения царевича Нараваханадатты - Страница 33

Провели они так десять дней, и вновь послал старуху сын министра к Падмавати, чтобы разузнать, что да как. Старуха же, охочая до вкусной еды да сладкого питья и всяких радостей, пошла к той в дом, да тотчас же и вернулась и сказала обоим: «Нынче-то пошла я и стояла молча, а она опять накричала на меня за то, что о вас я рассказала, и ударила меня в грудь тремя пальцами, окрашенными шафраном, и вот я сюда вернулась». Когда же они выслушали ее, тотчас же промолвил царевичу сын министра: «Не беспокойся! Ударив старуху в грудь тремя пальцами, окрашенными шафраном, дала она понять: «Не могу еще три ночи встречаться с тобой — я нечиста!» Объяснил это царевичу сын министра, и еще три дня прошло. И снова отправил он старуху к Падмавати. И когда пришла она в покои красавицы, та ее приветила и улестила — и обхождением, и сладким питьем, и всякими прочими удовольствиями ублажила.

Но вот старуха уже собралась уходить — и тут вдруг снаружи поднялось ужасное смятение и шум и послышались крики: «Горе! Горе! Сорвался с привязи взбесившийся слон и мечется по улице, топча людей!» Тогда Падмавати и говорит ей: «Не следует тебе идти дорогой, по которой носится слон, а спущу-ка я тебя на веревке с сиденьем через большое слуховое окно в сад при доме, а там ты заберешься на дерево и переберешься через стену, а дальше спустишься по другому дереву и пойдешь домой». Сказав так, велела она служанкам отправить старуху через слуховое окно, и последовала та сказанной ей дорогой, а потом все, как было, поведала царевичу и сыну министра. Тогда говорит другу своему сын министра: «Вот и сбылось тобой желаемое — красавица тебе дорогу показала. Ступай же сегодня вечером, повелитель, по этой самой дороге — в покои своей возлюбленной». Как сказал сын министра, так царевич и пошел тем самым путем, о котором рассказывала старуха, и увидел веревку с сиденьем, а наверху над ним смотрящих на дорогу служанок. Сел он на сиденье, и только девушки его увидели, как мгновенно подняли через окно к его возлюбленной. Когда же подняли его, сын министра ушел к себе; царевич же увидал Падмавати, подобную сиянию луны, повсеместно рассеивающему свою красоту, лицо красавицы было полно прелести, а сама девушка подобна ночи полнолуния, словно пытающейся укрыться от темной половины месяца. Она же, заметив его, вскочила, и кинулась к нему, и обнимала его и за шею, и по всякому иному, ибо истомилась она от долгого ожидания. А после этого сочетались они по обычаю гандхарвов, и царевич, желания которого исполнились, остался тайно у возлюбленной.

После того как прошло сколько-то дней, говорит царевич однажды ночью возлюбленной: «Милая, ведь здесь живет пришедший сюда со мной сын министра, и живет он один одинешенек в доме твоей старшей нянюшки. Пойду я, стройная, повидаюсь с ним да и назад вернусь». Услышав это, плутовка Падмавати спросила возлюбленного: «Ладно, благородный! Хочу я только спросить тебя — ты сам понял те знаки, что на озере я тебе делала, или объяснил их тебе твой друг, сын министра?» Ответил ей на это царевич: «Ничего из них я не понял, а все он мне объяснил, сын министра, обладатель божественного знания».

Тогда задумалась она, прекрасная, и молвила ему: «Негодно сделал ты, не сказав мне об этом раньше. Твой друг мне брат, и ему прежде, чем кому-нибудь другому, должна я служить — бетелем угощать и всяким обхождением угождать!» И, сказав так, согласилась она, чтоб царевич ушел, и тот отправился уже известной дорогой, и пришел к другу своему, и стал обо всем рассказывать, и помянул в разговоре, как он возлюбленной сообщил про раскрытие смысла знаков, но сказал ему сын министра, что не следовало этого делать. Пока они говорили, опустились сумерки, а затем наступила ночь, и они провели ее в разговорах.

Когда же забрезжило утро, пришла служанка Падмавати, и в руках у нее был поднос с бетелем и приготовленной едой, и девушка, осведомившись у сына министра о его здоровье, поднесла ему угощение, а царевичу сделала знак, чтобы не касался он еды, и сказала, что ее госпожа ожидает его прихода и сама приготовит ему угощение и все прочее, и затем незаметно исчезла.

После ее ухода обратился к царевичу сын министра: «Смотри, божественный, какое диво я тебе покажу!» — и с этими словами взял он кусок с подноса и кинул собаке, а та, жадно проглотив его, упала мертвая. При виде этого воскликнул царевич: «Что за чудо!» И спросил он сына министра, в чем дело, а тот ему вот что рассказал: «Потому, что понял я ее знаки, захотела она меня извести — вот и послала она эту отравленную пищу. Ведь думает она, в тебя влюбленная, так: «Пока жив этот, не будет царевич только мне принадлежать, да еще будет в его воле оставаться, покинет меня и уйдет в свой город!» Поэтому не сердись ты на нее, а убеди, благородный, оставить родню, а я поразмыслю, как ее похитить, да скажу тебе».

«Воистину ты Буддхишарира — ум во плоти!» — сказал ему на то царевич. А пока он так хвалил сына министра, с улицы донеслись вдруг людские вопли: «О, горе! Увы! Сын царя умер!» Обрадовался сын министра, услыхав эти крики, и вот что молвил царевичу: «Ну, вот! Ступай этой ночью к Падмавати и напои ее хмельным питьем до того, чтобы потеряла она сознание и стала как мертвая. А пока она будет спать без памяти, сделай ей трезубцем, раскаленным на огне, знак на бедре и, забрав все ее украшения, уходи через окно по веревке. А уж я знаю, что нужно сделать, чтобы все обошлось счастливо!» Вымолвив это, велел он сделать трезубец с остриями, торчащими, словно клыки борова, и дал его царевичу. А тот взял в руки трезубец с искривленными и грубыми остриями, словно выкованными из черного железа сердец и его возлюбленной, и его приятеля, и молвил: «Так тому и быть!» А затем, как прежде, отправился ночью в жилище Падмавати — не рассуждая, следуют государи слову своих министров! 

Попав туда, напоил он красавицу до беспамятства, сделал ей на бедре трезубцем отметину и, забрав все ее украшения, вернулся к приятелю, показал ему драгоценности и поведал о том, что и как сделал. Тогда сын министра счел, что способ его оказался таким, как он того желал.

Когда же настало утро, пошел сын министра на кладбище— сам нарядился в рубище подвижника, а царевича нарядил своим учеником и велел ему: «Возьми из всех этих украшений одно жемчужное ожерелье, ступай на базар и сделай вид, будто желаешь продать его, но назначь такую большую цену, чтобы никто из толкающихся там не мог его купить, но чтобы все его видели. Если же схватят тебя городские стражники, то ты без тревоги им отвечай: «Дал мне это мой наставник!»

Выслушав наставление, пошел царевич на базар и стал бродить там, показывая ожерелье. Приметили его стражники, посланные на розыск вора, совершившего кражу у дочери врачевателя зубов, схватили его и потащили тотчас же к начальнику городской стражи. Тот же, видя перед собой подвижника, почтительно спросил: «Откуда ты, почтенный, принес сюда это жемчужное ожерелье? Было оно ночью похищено у дочери врачевателя зубов». Так ответил ему на это царевич, переодетый подвижником: «Дал мне его наставник— у него спросить следует!» Пошел к тому начальник городской стражи, поклонился и спросил: «Откуда, почтенный, это жемчужное ожерелье, с которым твой ученик ходит?»

Выслушав его, отвел плут в сторонку и сказал: «Я подвижник и всегда скитаюсь по лесам да пустыням. По воле судьбы попал я сюда, и провел на этом кладбище ночь, и видел здесь хоровод ведьм, собравшихся со всех сторон. А одна из них принесла с собой царевича, лотос сердца которого был раскрыт, предназначенного в жертву Бхайраве. Упившаяся хмельным, она, пока я молился, попыталась похитить мои четки и, великая мастерица разных обманов, корчила мне в лицо разные рожи. Слишком дерзкой она была, и я в гневе раскалил с помощью мантры свой трезубец, ударил ее в бедро и сорвал с ее шеи это ожерелье. Недостойно подвижнику владеть таким ожерельем, и надобно его продать!»

Отправился тогда начальник городской стражи к царю и доложил ему обо всем услышанном. Царь же, все сказанное выслушав и решив, что это и есть то самое ожерелье, послал надежную старуху посмотреть, нет ли на теле дочери врачевателя зубов следов от трезубца, и, узнав от той старухи, что все так и есть, заключил: «Это и есть та ведьма, что сына моего похитила]» Отправился тогда он сам к сыну министра, прикинувшемуся подвижником, и спросил, как следует наказать Падмавати, и хотя очень горевали ее родители, приказал по его совету изгнать ее из города.