Дали - Страница 18

Он объяснил просто: душа его «жаждала вселенского размаха».

Чепуха какая-то. Ведь он не стал создавать космические мистерии, не воспевал земную природу — явление для нас, обитателей этой планеты, вселенского масштаба (как наш организм является вселенной для обитающих в нас микроорганизмов, для каждой нашей клеточки). Напротив, предпочел углубиться в свой внутренний мир, дать волю фантазии.

Можно возразить: разве наша душа — не вселенная? Разве не таится в ней бездна неведомого? Не это ли имел в виду Сальвадор Дали?

Пожалуй, он бы согласился с таким толкованием. Но в его произведениях и поведении слишком часто проглядывает иное: скандальность, стремление привлечь внимание публики к своей особе и своим картинам, удивить и заинтриговать. Обычно он ограничивался расхожими догмами психоанализа Фрейда.

Но почему он так цинично отрекся от убеждений молодости? Ничто его к этому не принуждало. Что же подействовало на него?

Предательство.

Кого он предал? Самого себя.

Он предал того Сальвадора Дали, который был в молодости.

Вообще-то нет ничего особенного в смене тех или иных взглядов, включая политические или религиозные. Многие люди под давлением обстоятельств отказываются от романтических идеалов юности без особых терзаний, внутренних конфликтов. Почему же у Сальвадора Дали было иначе?

Суть синдрома предателя: такой человек делает все возможное, чтобы оправдаться прежде всего перед самим собой. Для этого надо опорочить, оклеветать или осмеять то, что предал, если речь идет об организации, идеологии.

У Дали выработался именно такой психический синдром.

Как человек умный, он постарался навести своих читателей и почитателей, слушателей и биографов на ложный след. Он стал рассказывать о глубоких личных переживаниях и внутренних духовных конфликтах в связи с умершим братом. Более захватывающая тема — половая проблема, уводящая в дремучие дебри психоанализа.

Ему этот маневр удался. Его творчество подтверждает не влияние призрака покойного брата, а вполне откровенно — сексуальные фантазии. Он красочно, совмещая наслаждение и отвращение, воспел онанизм в картине «Великий Мастурбатор». По его словам, хотел выразить «чувство вины существа, полностью лишенного жизни из-за активной мастурбации: нос, достающий до земли, и отвратительный фурункул на нем. Каждый раз, когда я извергал сперму, я испытывал чувство вины за то, что тратил ее впустую».

Подобные откровения свидетельствует о другом чувстве вины перед самим собой — о том, что он ради богатства и славы отрекся от убеждений молодости не только на словах, но и на деле, в творчестве.

После 1929 года, уже в зрелом возрасте, Сальвадор Дали под влиянием своих друзей, а прежде всего своей любовницы, а затем жены Галы (Елены Дьяконовой), сравнительно быстро и без особых переживаний резко сменил свои взгляды на политику, идеологию. Он предпочел быть представителем «чистого искусства» — не от мира сего, а от запредельного, сюрреального.

Таков был его маскарадный наряд. С годами Сальвадор Дали стал меняться отчасти потому, что в таком наряде он обрел ошеломляющий успех. С этих пор он превратился в приспособленца, приноравливаясь к тому обществу, которое его возвышало и финансировало.

Но может быть, политические убеждения молодости прошли в его жизни как детская болезнь, как наивные заблуждения юности, не оказав никакого влияния на личность? Вряд ли.

Биографы Сальвадора Дали обходят этот вопрос, словно он не имеет существенного значения. В объемистой книге Карлоса Рохаса на разные лады обыгрываются «комплексы» Сальвадора Дали, связанные с памятью об умершем брате (которого он и знать не знал, о котором даже редко слышал) и отношением к отцу. Словно художник многие годы только и терзался этими проблемами, отгородившись от всего остального мира в скорлупе своего Эго.

По мнению Рохаса, воспоминания Сальвадора Дали — надежный материал для понимания его внутреннего мира. Так патологоанатом вскрывает тело умершего с целью выяснить причину его болезни. В данном случае писатель постарался проникнуть в ее потаенные глубины, в область бессознательного по схемам психоанализа Зигмунда Фрейда.

Эти упражнения напоминают подгонку под заранее известный ответ.

Первое: верно ли выбран метод? А то получится, как в черном анекдоте: вскрытие показало, что пациент умер от вскрытия. Второе: писатель провел операцию не с духовной субстанцией художника, а с образом, который создал сам Дали. А это не одно и то же.

Воспоминания — не исповедь. Они освещают одни события и умалчивают о других. Некоторые эпизоды могут вызывать у автора мемуаров неприятные эмоции. Наша память органична, а не механична; некоторые эпизоды, о которых стыдно вспоминать, она откладывает в «долгий ящик», погружает в свои глубины.

Кстати, во многих картинах Дали обыгрываются ящички и ящики — полуоткрытые или закрытые. Возможно, так он выражал скрытые в глубинах подсознания потаенные мысли и чувства.

Сальвадора Дали не упрекнешь в интеллектуальной слабости, уклончивости, лицемерии. Он не стал скрывать, что в молодости имел радикальные убеждения. Привел конкретные факты. И все-таки при этом преподнес их особым образом, с иронией, усмешкой, словно это незначительные случайные эпизоды.

Он и сам так решил для себя — сказался синдром предателя.

Знакомство с сочинениями Зигмунда Фрейда помогло Дали укрепиться в мысли, что духовный строй личности, в особенности невротичной, эмоциональной, определяется преимущественно комплексом Эдипа и прочими внутренними конфликтами на сексуальной и/или семейной основе. Тут-то и пригодился миф о призраке умершего брата.

Скептически настроенный читатель волен возразить: почему я должен согласиться с проявлением у Сальвадора Дали синдрома предателя, а не чего-то другого? Так ли уж серьезно смог повлиять этот психический комплекс (если он был, конечно) на творчество художника? И разве ссылка на такой синдром не напоминает ту же самую подгонку под готовый ответ?

Сомнения вполне оправданы. У меня нет неопровержимых аргументов в пользу своей версии. Как идея новая и непривычная, она совершенно естественно должна вызывать прежде всего отрицательную реакцию.

Моя задача — показать читателю одно из возможных объяснений поведения Сальвадора Дали и направления его творчества. Можно толковать это по-разному. Но мне бы хотелось, чтобы при этом имели в виду и версию синдрома предателя. Хотя у кое-кого она может вызвать неприязнь по сугубо личным мотивам.

Итак, повторю: для Дали отказ от убеждений юности проходил болезненно, как у любого умного и совестливого человека.

Если Карл Маркс говорил, что по каплям выдавливал из себя раба, то Сальвадор Дали выдавливал из себя борца за свободу и справедливость ради того, чтобы иметь успех, пусть даже скандальный, у публики. Поэтому предпочел выставить себя как чудика и эгоиста, каким вроде бы пребывал с юных лет. Например:

«Все только и говорили что обо мне. Псих он или не псих? Или немного тронутый? Или же существо чрезвычайно одаренное и потому выходящее за рамки нормы? К этой мысли склонялись некоторые преподаватели, и в первую очередь учитель рисования и чистописания, а также психолог. Математик же был убежден, что интеллект мой не дотягивает до среднего уровня. Тем не менее, стоило произойти чему-нибудь из ряда вон выходящему, как все, забыв о разногласиях, единодушно приписывали случившееся мне, и безо всяких усилий я — особенный, единственный в своем роде — снова становился центром внимания».

Но мы знаем, что если он и позволял себе порой нелепые поступки, то было и нечто другое. Выступление на митинге, которое бурно переживал, — как раз тот момент, когда он находился в центре внимания не учащихся и преподавателей, а сотен людей, огромной толпы.

Закоренелый индивидуалист не станет выступать с политической речью, бросая в толпу лозунг: «Слава Германии! Слава России!»