Далекая гейПарадуга - Страница 1
Леонид Каганов
Далекая гейПарадуга
Комиссия РОНО к первому уроку не приехала. Не приехала она ни ко второму уроку, ни к концу большой перемены. Старый учитель русского языка и литературы, а по совместительству – толерантности и мультикультуризма, зашел попрощаться с директором, виновато развел руками на пороге кабинета и ушел домой. Юрий Васильевич смотрел из окна, как грустный словесник, проработавший в этой школе сорок лет, ковыляет по школьному двору, одной рукой опираясь на трость, а другой придерживая на голове старомодную шляпу, которую норовил сорвать холодный октябрьский ветер.
Прозвенел звонок. Гул и визги за дверью начали стремительно стихать, и вскоре школьные коридоры опустели. Юрий Васильевич побарабанил пальцами по сенсорной панели, и над столом снова возникла прозрачная голографическая таблица расписания. Две клетки в ней упорно пустовали – заполнить их было нечем. Юрий Васильевич поднял руку и подвигал в пространстве блоки туда-сюда. И что ей приспичило уходить в декрет? Кто же будет вести географию со следующей четверти на таком мизерном окладе?
За дверью послышались шаги. Они были совсем не детские – цоканье каблуков и размеренный топот ботинок. Затем дверь без стука распахнулась – в кабинет входила комиссия из РОНО. Возглавляла ее полная дама неопределенного возраста в сером деловом пиджаке, с высокой копной черствых от лака волос и смешной фамилией Дурцева – давний предмет шуток в учительской. Рядом вышагивал ее неизменный секретарь Гриша, застенчивый верзила, молодой и румяный, который постоянно краснел, словно ему вечно было неудобно за свою службу. А вот третий человек оказался незнакомым: смуглый кавказец с курчавой бородкой. Одет он был в безупречный костюм-тройку, лакированные черные ботинки и почему-то в папаху.
– Так, – произнесла Дурцева, по-хозяйски оглядывая кабинет. – Почему портрет президента старый? – спросила она.
– Здравствуйте, – ответил Юрий Васильевич, вставая к ней из-за стола и стараясь выглядеть жизнерадостно. – Что же вы так долго, мы вас ждали с утра.
– Пробки, – пробасил Гриша и покраснел, опустив глаза в пол.
– Хотите чаю, кофе? Есть конфеты… – продолжал Юрий Васильевич. – Он обернулся к незнакомцу: – Позвольте представиться, я директор этой школы, меня зовут Юрий Васильевич.
– Баркала, – гортанно представился человек в папахе. Юрий Васильевич пожал ему руку.
– Нет времени на чай, – отрезала Дурцева. – Проведите нас на урок.
Директор вздохнул.
– К сожалению, мультикультуризм и толерантность по пятницам у нас идут первым и вторым часом.
– И что вы хотите этим сказать? – насторожилась Дурцева.
– Ничего, просто уроки закончились. Учитель ушел домой, он пожилой человек. Дети на других занятиях.
В кабинете воцарилась зловещая тишина.
– Вы нас подводите, – отчеканила Дурцева, холодно глядя в глаза директору. – Вы знали, что к нам поступила жалоба на учителя толерантности. Вы знали, что сегодня должна состояться показательная проверка на его уроке. Вы знаете, что созвана комиссия, приехал даже представитель диаспоры, очень важный и занятой человек.
– Баркала, – уточнил человек в папахе.
– Вы знали, – продолжала Дурцева, – что от результатов этой проверки зависит не только, останется ли он учителем, но и отчасти ваша должность. Создается впечатление, что вы уклоняетесь от проверки.
– Ну что вы! – развел руками Юрий Васильевич. – Зачем вы так? Сами посудите – я же не могу поменять расписание уроков. Когда мы с вами говорили по телефону, я же сказал, что толерантность и мультикультуризм у нас сегодня только до большой перемены. Мы вас ждали с утра, пятиклассникам велели прийти в парадной одежде.
– Вас послушать, так выходит, я во всем виновата? – отчеканила Дурцева.
Юрий Васильевич молча развел руками.
Дурцева кинула взгляд на маленькие часики на запястье.
– Хорошо, – решительно кивнула она. – Раз уж мы здесь, давайте проверим какой-нибудь другой урок.
– Так ведь жалобы не было… – пробасил Гриша и покраснел.
– И очень хорошо, что не было жалобы, – отчеканила Дурцева. – Тем независимей будет проверка.
Юрий Васильевич подошел к столу и покрутил голограмму расписания.
– Смотрите, у нас сейчас в спортзале идет физра, в мастерских – труд, а также мы можем сейчас посетить урок географии и физики. Что бы вы хотели посмотреть?
– Мы осмотрим все, – решительно сказала Дурцева.
Урок географии комиссию не заинтересовал, за исключением Баркалы, который завороженно смотрел, цокая языком, на географичку и ее указку, которая порхала по светящейся доске в районе Ближнего Востока.
– А почему она с таким животом? – строго спросила Дурцева, когда они вышли в коридор.
– Она скоро уходит в декрет, – сообщил Юрий Васильевич. – Это для школы большая проблема, мы ищем учителя географии, и я как раз хотел с вами поговорить…
– А почему она у вас уходит в декрет посреди учебного года? – перебила Дурцева.
Юрий Васильевич ничего не ответил.
– И как не стыдно с таким животом выходить к детям? – вдруг возмущенно произнес Гриша.
Юрий Васильевич изумленно глянул на него – Гриша тут же залился румянцем и опустил глаза.
– Пройдемте в спортзал, – предложил Юрий Васильевич.
В спортзале было светло и гулко. Девятый класс прыгал через резиночку.
– Ррряс-два! – командовал физрук Валерий. – Рряс! Левой! Левой! Равняйсь! Смиррр-на!
Все замерли и обернулись.
– Продолжайте, – взмахнула рукой Дурцева.
– По команде… Рряс! Два! – как ни в чем не бывало продолжил физрук, и воздух снова наполнился грохотом десятков ног.
Дурцева долго вглядывалась в прыжки, слегка наклоняя голову то налево, то направо.
– Это хорошо, – похвалила она. – Тут чувствуется дисциплина.
– Валерий Петров – хороший педагог, бывший военный, – охарактеризовал физрука Юрий Васильевич. – Он у нас ведет уроки военной подготовки, физры и чтения. Кроме того, он по своей инициативе организует для детей походы.
– Походы куда? – настороженно обернулась Дурцева.
– На природу, в свободное от уроков время. Для желающих.
– Это надо прекратить, – сказала Дурцева. – В программе такого нет. Гриша, сделайте пометку, проконтролируем.
Юрий Васильевич мысленно выругался.
– А почему они все прыгают через резинку? – заинтересовалась Дурцева.
– Толерантное межполовое воспитание, согласно присланной вами методичке от февраля нынешнего года, – сухо отчеканил Юрий Васильевич. – Женские виды спорта чередуем с мужскими в равной пропорции. Сегодня урок женских видов спорта – мальчики наравне с девочками учатся прыгать через резинку. В следующий раз будет футбол и бокс.
– Какой-то странный вид спорта – резинка, – подал голос Гриша.
– К сожалению, в методичке не расшифровывается, что такое женские виды спорта, – возразил Юрий Васильевич. – Мы решили на педсовете, что это прыжки через резинку и вращение обруча. Вы знаете какой-то другой чисто женский вид спорта?
– Ну, например… – Гриша надул щеки и задумался, а затем вдруг покраснел.
– Здесь мне все нравится! – удовлетворенно подытожила Дурцева. – Идемте дальше.
Уже на подходе к кабинету отчетливо слышался добродушый басок старика Михалыча.
– Да шош ты… – ворчал он. – Хто ж так железо пилит? Так, дочка, железо не попилишь! Ты не рви, шож как эта… да стой, полотно угробишь! Ты плаа-а-авненько веди… вот, о, да – ну? Води-води! Вишь, молодец какая? Совсем, значить, другое дело! Во, стружа пошла сразу…
Дурцева распахнула дверь и вошла в мастерскую. Здесь пахло краской, маслом и металлическими опилками. Школьники – мальчики и девочки в одинаковых фартуках – трудились над верстаками с ножовками, распиливая пруты арматуры. Вдоль верстаков расхаживал Михалыч. Увидев комиссию, он махнул детям рукой, чтоб продолжали работать, а сам подошел поближе.