Дайте руку королю - Страница 7

Врач вертит руки-ноги Скрипа – а он весь превратился в страх…

А кот спит на теплой батарее. Будто чем-то туго набили валенок и положили.

Вошла еще одна докторша. Скрип услышал ее голос:

– И этого оперировать? – она спрашивала о нем.

Роксана Владимировна недовольно ответила:

– Возможно… Будем думать.

– Но – возраст?

– Возраст… – рассеянно повторила Роксана Владимировна, занятая осмотром.

Стала больно нажимать пальцами на его позвонки – у нее испортилось настроение. Докторша ушла, а Роксана Владимировна со злостью ходит по кабинету. Что же так занимает ее?

Группа советских хирургов была удостоена государственной премии за исправление сколиоза. Вот какой они создали метод. Больному удаляют искривленные ребра и в ходе этой же операции выпрямляют позвоночник. Из ноги берут малую берцовую кость и прикрепляют к позвоночнику. Это как со сломанным деревцом: выпрямить и привязать к нему палку для поддержки.

После операции у больного нет горба. Был скрюченный горбун – стал прямой человек! Чиновники, которым это показали, поняли, какое достижение советской хирургии можно преподнести миру!

Меж тем позвоночник человека – не ствол деревца. Когда позвоночник парализован, малая берцовая кость – не та подпорка, чтобы удержать его в выпрямленном положении. Кость «рассасывается» менее чем в полгода – и больной снова искривлен, скрючен! Скрючен больше, чем до операции!

Но у него имеется и вторая малая берцовая кость… Операцию повторяют.

А потом? Потом – все тот же корсет с головодержателем. Гипсовый панцирь. А спина теперь не только искривлена – она и вся искромсана. Ноги, и без того пораженные полиомиелитом, лишены и малых берцовых костей.

В 1958 метод был нов. Роксана Владимировна – одна из первых молодых хирургов, что взялись его осваивать. К тому дню, когда Бах-Бах привезла к ней Скрипа, ей недостает трех операций, чтобы защитить кандидатскую. Скрип неподходящ – всего шесть лет! А после операции останавливается рост. Недоброжелатели, завистники (конечно, они есть у Роксаны Владимировны) могут уцепиться за это…

Потому она колеблется. Но и тянуть с диссертацией нельзя. Вдруг метод (его результаты она, разумеется, хорошо знает) – «не получит дальнейшего распространения»?

Скрип лежит ничком на кушетке, скосил глаза вбок. Мелькнули полы халата, стройные сильные ноги. Роксана Владимировна все ходит. Ноги мелькнули опять – но уже в другую сторону. И вдруг что-то с шумом упало. Кот Махмуд свалился с батареи. Прижался к полу – до чего растерянно, обалдело глядит! Вот как заснул! Шевельнулся во сне – и бряк.

Звенящий голос Роксаны Владимировны:

– Возрастной паралич начинается! Не хватало, чтобы куда-нибудь залез и сдох. – Она велела Бах-Бах: – Приготовите мне… сделаю укольчик.

Бах-Бах ухмыльнулась, и Скрип понял: Махмуда ждет какое-то особенно нехорошее лечение. А кот уселся себе посреди кабинета и умывается. Бах-Бах пихнула его ногой:

– Брысь, дармоед!

– Я не просила вас это делать! – вдруг еще сильнее разозлилась врач.

Она взяла из холодильника бутерброд с ветчиной, присела на корточки, позвала кота и протянула ломтик ветчины к его носу. Махмуд стал есть.

Ему и Скрипу повезет. Укольчик коту в тот день не сделают, и позвоночник Скрипа не тронут. В институт поступили две девочки гораздо старше его. А девочки всегда так терзаются из-за того, что сгорбленные! сами умоляют врачей: «Делайте что хотите – только выпрямите!» Роксана Владимировна и занялась…

А метод, вопреки ее опасениям, превозносили еще пуще. Иначе не могло и быть: государственная премия! Она уже дана!

В 1960 исправление сколиоза приращением к позвоночнику малой берцовой кости практикуется, помимо Москвы и Ленинграда, в Казани, в Куйбышеве, в Саратове, в Свердловске. А еще через три года – в клинической больнице почти каждого областного города.

Передовая советская медицина внимательна не только к новому. И хорошо проверенное старое тоже не стоит забывать.

Профессор Попов еще в конце тридцатых годов сделал свое открытие. Стал лечить больным парализованные ноги укорачиванием прямой мышцы бедра. Это называлось «частичным восстановлением утраченных функций конечности».

Не похожа ли парализованная мышца на ослабевшую подтяжку для брюк?.. Что делают, чтобы подтяжка стала потуже? Укорачивают ее.

Вот и молодой в тридцатые годы хирург Попов начал вырезать больным куски пораженной прямой мышцы бедра, полагая, что укороченная мышца, «подтянувшись», став «туже», будет «частично действовать».

Известные, с еще дореволюционным образованием профессора выступили против метода Попова – ох, и нехорошие довелось пережить ему деньки… Зато после войны жизнь ему улыбнулась. Начались гонения на «космополитов» – светила, которые в свое время раскритиковали его, попали под репрессии за «низкопоклонничество перед Западом». Тогда-то Попов о себе и напомнил: эти предатели-де зарубили на корню его метод лечения – метод русского, с исконно русской фамилией хирурга.

До чего ко времени-то! Дополнительное обвинение пришили «агентам Запада» – оболгали, опорочили достижение отечественного врача-новатора…

Тут же – ход достижению, дорогу новатору. Что значит – в случай попасть! Сверху – благоволение, со всех сторон – почитание.

Возглавивший институт Попов уже не делал операций: нужда отпала. К чему на такую мелочевку размениваться?

Глядь, пришлось прежнее и вспомнить…

Один из давних его критиков в лагере не сгинул, при Хрущеве воротился в Москву. И как-то старику попало на слух, что в именитом институте директором Попов… Уж не тот ли?

Оказалось – тот самый и есть. Старик принялся писать наверх: как же, мол, так – человек, своими операциями нанесший огромный вред советским больным, стоит во главе видного учреждения и, возможно, продолжает пагубное дело.

Наверху и при Хрущеве сидели люди старой закваски, родные с Поповым души. Потому писания, хлопоты неуемного старца имели только один результат: пошли разговоры…

Разговорам (была ж «оттепель»!) сообщало соблазнительный душок выражение старичка: «Разве допустимо, чтобы в Советском Союзе действовали компрачикосы?»

Благодаря «компрачикосам» разговорчики и захватывали.

Сашка-король услышал, как разговаривали сестра Светлана с сестрой Надей, но понял не все. Вскоре няня Люда «разжевала» и дополнила. Она была читающей няней (что, конечно, великая редкость) и, хотя Диккенса называла Диксоном, Гюго знала. По-своему, как сумела, пересказала мальчишкам роман «Человек, который смеется».

А заключила с лукавым смешочком:

– Ваше счастье, кролики, что «компрачикосу» стало лень резать…

В недобрую, в роковую минуту сказала это няня Люда.

На другой день – осенний, темный от тяжелых туч – профессор Попов решил на разговорчики ответить.

Пожалуйста! Мой метод принес не вред, а пользу. Проверенный временем, он практикуется и ныне.

Профессор распорядился подготовить пару больных: он будет сам оперировать.

Гулк! гулк! гулк! – стучит в груди…

– Пись-пись! – велит Скрипу сестра. – Пись-пись! Сам пописаешь или, может, подоить?

Нянька приподняла его под мышки, сестра держит меж его ног стеклянную «утку». Сейчас его повезут… повезут – резать… Его кожу – ей бывает так больно, когда вонзается игла шприца, – станут резать ножом…

– Пись – говорю! – злющим голосом выкрикивает сестра. – Или мне за тебя?!

Хохот! Мальчишки на койках веселятся. Выпало утро поинтереснее – Скрипа везут на операцию.

За окнами еще не рассвело, и в палате ярко горят лампочки. У Скрипа льются слезы. Ему хочется крикнуть мальчишкам, что это не от страха – просто свет так сильно бьет в глаза…

Нянька, держа его под мышки, встряхнула раз-другой – чтобы заставить пописать. Нянька и сестра подозревают, что он нарочно терпит – из озорства.