Дай-сан - Страница 7
– Капитан, – окликнул его Мойши.
Ронин спустился по трапу и присоединился к штурману, руководящему уборкой.
«Теперь вы отмщены, друзья. Смерть Фрейдала не вернет тебя к жизни, Сталиг; и тебе, Боррос, легче не станет. И все же… – Он оторвал взгляд от серебрящейся сине-зеленой поверхности моря, чтобы украдкой взглянуть на Мойши. — Он вспомнил, как тот положил ему руку на плечо. Вспомнил тепло, исходившее от широкой ладони. – …И все же себя не обманешь. Следят ли покойные за делами живых, этого мы никогда не узнаем. Но я отомстил, потому что я должен был это сделать. Прежде всего – для себя. И почему-то мне кажется, что они здесь, где-то рядом. Что им пока еще не все равно. Что же, прощайте, друзья. Можете спать спокойно».
Но в глубине души Ронин понимал, что это только начало, и месть еще не свершилась. Ненависть, что пылает в его душе неутоленным огнем, не погаснет, пока он не встретится с Саламандрой. Потому что еще не оплачены все счета. Потому что бледное и прекрасное лицо К'рин все время стоит у него перед глазами – лицо любимой сестры, погибшей от его собственной неведающей руки, – и только кровь его бывшего наставника смоет мучительное воспоминание о той дьявольской ловушке, которую расставил ему этот изощренный охотник. Раненный в самое сердце, но не побежденный, Ронин тогда все же сумел разжать челюсти хитроумного капкана, а теперь надо было придумать, как загнать самого охотника и расплатиться сполна. За все.
С палуб убрали последние трупы. В сражении полегло почти полкоманды, но, как вроде бы между прочим заметил Мойши, «пернатые» потеряли в полтора раза больше. Теперь моряки забрасывали за борт ведра, зачерпывали морскую воду и лили ее на широкие палубы до тех пор, пока по стокам не перестала течь кровь людей и тварей с обсидианового корабля.
Черное неестественное течение, к которому вскоре присоединился и свежий попутный ветер, продолжало гнать «Киоку» почти точно на юг. Поначалу они еще как-то пытались свернуть в сторону, но даже дополнительные брам-стеньги не замедлили их стремительного движения. В конце концов Мойши сказал Ронину, пожав плечами:
– Нам остается одно: запастись терпением и ждать. Стихию нам не побороть.
И Ронин, который давно уже научился склоняться перед неодолимыми и непостижимыми силами, пусть с неохотой, но все-таки согласился со штурманом.
Он еще долго стоял неподвижно, безмолвно взывая к Моэру. Соленый ветер трепал его плащ. Потом Ронин очистил разум от всех посторонних мыслей и приготовился принять ответ.
Молчание. Полное и безысходное.
Почти всю его жизнь смерть была где-то рядом, поблизости. Она всегда забирала у Ронина самых близких, самых дорогих людей. Человек ко всему привыкает… и все же сейчас он никак не желал примириться с уходом Моэру. Ее аромат, ее голос в его сознании – они не хотели ни таять, ни расплываться неуловимыми воспоминаниями, хотя Ронин и понимал, что среди воинов с обсидиановых кораблей ей не выжить. «Пернатые» явно не намеревались брать пленных. Они напали на «Киоку» с единственной целью – перебить всех до единого на борту.
Он наконец оторвался от перил.
Самое лучшее – если бурлящее черное море забрало ее к себе.
Дни и ночи тянулись мучительно медленно или же пролетали почти незаметно – это зависело от настроения. Ронин вообще перестал заходить к себе в каюту. Теплыми ночами при свете мерцающих звезд он мерил шагами палубу, и тяжелая поступь его сапог не давала заснуть матросам в кубрике.
Днем он обычно спал, укрывшись за бизань-мачтой, пока тени от облаков и искрящийся солнечный свет медленно проплывали над ним. Иногда он вообще не ложился. В такие дни Ронин либо часами точил свой меч, либо забирался на ванты и долго всматривался в ровный горизонт. Пил он немного, ел еще меньше и не слушал Мойши, который из кожи вон лез, чтобы разговорить его.
Постепенно вода становилась прозрачнее и зеленее, а сразу после заката она отливала размытым свечением. Солнце днем припекало, ночи стали заметно теплее.
Все чаще им попадались стаи летучих рыб. Они выпрыгивали из воды, сверкая серебристыми спинами. Чаще всего они появлялись по утрам или по вечерам. Мойши сказал, что это – хороший знак. Ронин, однако, не обратил на него внимания, погруженный в свои темные, потаенные мысли.
Ровно через семь дней после первого появления летучих рыб примерно в полулиге по правому борту показался странный столб воды. Точно дрожащий, сверкающий мост, на поверхность всплыла громадная иссиня-черная туша, отличающаяся при всей своей кажущейся неуклюжести неким своеобразным изяществом. Ее здоровенный хвост взвился в воздух и завис там, трепыхаясь. Время как будто застыло. А потом море сомкнулось над этим загадочным существом, и оно скрылось из виду, взметнув серебристую водную пыль.
В тот же день они увидели птицу – первую птицу с тех пор, как «Киоку» вышла из Хийяна, города-порта на западном побережье континента человека, – первую птицу за девяносто дней. Это была довольно крупная чайка с белыми и пурпурно-серыми крыльями. Она дважды облетела вокруг брам-стеньги на грот-мачте, заложила крутой вираж и улетела на восток.
Мойши велел рулевому держать курс по ней.
Влажная темная ночь. Бегущие в небе тучи закрыли месяц и звезды. Непроглядная тьма. Впередсмотрящие не заметили ничего. И если б не чуткий нос Мойши, Ронин бы в жизни не догадался о том, что они подошли к земле.
Но уже очень скоро до корабля донеслись тоскливые крики чаек, круживших над невидимыми утесами. Земля!
Ронин стоял рядом с Мойши на палубе, объятой бархатной тьмой и жарой.
– Это Ама-но-мори?
Это были первые слова, произнесенные Ронином за много дней.
– В целом мы шли в правильном направлении, капитан. Я, как мог, постарался подправить курс, но… – Мойши пожал плечами.
– Тогда это скорее всего не то.
– Капитан, перед нами – земля, не обозначенная на картах. А что мы знаем про Ама-но-мори? Что это остров, не обозначенный на картах.
– Логика неубедительная.
И снова Мойши пожал плечами.
– К сожалению, дружище, больше нам не на что опереться.
Он дал матросам команду лечь в дрейф.
На рассвете, когда спокойное море окрасилось розовым светом и матросы убрали топсели, «Киоку» подошла к земле.
Это был холмистый участок суши изумрудно-зеленого цвета. Очевидно – сплошные джунгли, дремучие и непролазные. Слева по борту на голом мысе громоздились синие скалы, над ними с криками вились чайки. Справа тянулся широкий пляж, наплывающий им навстречу.
Как зачарованный, Ронин смотрел на открывшуюся перед ним картину, не в силах оторвать взгляд от этой раскинувшейся полумесяцем цветущей земли, поднимающейся из океанских глубин. Неужели это и есть Ама-но-мори, родина легендарных буджунов? Неужели его путешествие подошло к концу?
Берег заметно приблизился. Мойши приказал лечь в дрейф. Матросы побежали по вантам. Потом штурман велел сделать первый замер глубины.
Цвет моря постоянно менялся: вода становилась то серо-зеленой, то бело-голубой. Наверное, именно из-за этой частой смены оттенков вахтенные и не успели поднять тревогу. Но, как бы там ни было, корабль не смог лечь в дрейф; вероятно, «Киоку» попала в приливную волну. Неожиданно близко загрохотал прибой, и Мойши закричал рулевому:
– Лево руля!
Но уже было поздно что-либо менять. Рулевой резко вывернул штурвал, однако «Киоку», влекомая силой могучей стихии, так и мчалась вперед. Штурман бросился на помощь, рулевому, они вдвоем налегли на штурвал, но это им ничего не дало.
Спустя буквально мгновение «Киоку» на полном ходу налетела на зазубренный коралловый риф, верхушка которого не доходила до поверхности моря какие-то шесть футов, не больше. Шхуна взвилась на дыбы, словно раненое животное. Раздался оглушительный скрежет – это сорвало киль. Корпус пробило тут же. Корабль содрогнулся и развалился на куски с такой неожиданной быстротой, что разлетавшиеся во все стороны обломки дерева и металла насквозь пробивали тела моряков, пытавшихся спастись, спрыгнув в воду.