Дай мне руку, тьма - Страница 15

– Раньше она выглядела лучше.

Он отошел в сторону, чтобы я мог лучше разглядеть тело при свете уличных фонарей.

Она была обнажена, если не считать легких голубых сатиновых трусиков. Тело распухло от холода, пыток. Челка откинута со лба, рот и глаза открыты. Губы посинели от холода, она, казалось, смотрела на что-то за моей спиной. Худые руки и ноги были широко раскинуты, темная кровь стекала прямо в слякоть. Она вытекала из горла, из подушечек вывернутых ладоней, а также из ступней. Маленькие плоские кружочки металла отражали тусклый свет из каждой ладони и из каждой лодыжки.

Это была Кара Райдер.

Она была распята.

– Трехцентовые гвозди, – говорил позднее Дэвин, когда мы сидели в «Изумруде». – Отличная зацепка. Всего две трети домов в городе имеют их в своем хозяйстве. Именно их предпочитают плотники.

– Плотники, – задумчиво повторил Оскар.

– Именно, – заметил Дэвин. – Преступник – плотник. И плевать он хотел на все эти Христовы дела. Он сам за себя. Решил отомстить за рабочего человека своей профессии.

– Ты записываешь? – спросил меня Оскар.

Мы пришли в бар в надежде найти там Мики Дуга, последнего человека, с которым я видел Кару, но его с тех пор никто не видел. Дэвин раздобыл у Джерри Глинна, хозяина бара, адрес и послал туда несколько полицейских, но мать Мики сказала, что не видела сына со вчерашнего дня.

– Несколько человек из этой компании были сегодня здесь утром, – сказал Джерри. – Кара, Мики, Джон Буччиерри, Мишель Рурк – одним словом, те, что тусуются уже несколько лет подряд.

– Они ушли вместе?

Джерри кивнул:

– Я как раз входил, когда они выходили. Порядком навеселе, а было-то всего около часу дня. Она хорошая девочка, эта Кара.

– Была, – сказал Оскар. – Была хорошей девочкой.

Время близилось к двум часам ночи, и мы были пьяны.

Собака Джерри, Пэттон, мощная немецкая овчарка, чья шерсть переливалась от черного до темно-янтарного цвета, лежала на стойке бара и наблюдала за нами с таким видом, будто никак не могла решить – нужны ей наши ключи от машины или нет. В конце концов пес зевнул, вывалив язык из пасти, и отвернулся, выказывая нам глубокое безразличие.

После ухода патологоанатомов я еще два часа простоял на холоде, пока тело Кары не погрузили в «скорую помощь» и не отправили в морг. Команда судмедэкспертов шарила по территории в поисках вещдоков, Дэвин и Оскар опрашивали жителей, окна которых выходили на парк, не слышали ли они чего. Как и следовало ожидать, никто ничего не слышал, так как женские крики раздаются здесь каждую ночь, и, подобно автомобильным гудкам, к ним просто-напросто привыкли.

Оскар заметил волокна ткани, застрявшие в зубах Кары, а Дэвин почти не обнаружил крови в дырках от гвоздей в промерзлой грязи под телом. Следовательно, девушка была убита в другом месте после того, как убийца заткнул ей рот носовым платком либо куском рубахи, затем с помощью острого ножа или ножа для колки льда он перерезал ей горло, чтобы она не могла кричать. После этого он мог спокойно наблюдать, как она умирает – либо от шока, либо от сердечного приступа, а может, захлебнувшись собственной кровью. Как бы то ни было, убийца перевез труп на Митинг-Хаус-Хилл и распял Кару на замерзшей грязи.

– Он душка, этот парень, – сказал Дэвин.

– Возможно, ему просто нужна взбучка, – проговорил Оскар. – Живо придет в себя.

– «Плохих людей не бывает»? – сказал Дэвин.

– Циник чертов, – ответил Оскар.

С тех пор как я увидел труп Кары, я будто онемел. В отличие от Оскара и Дэвина я не профессионал по части убийств. Конечно, мне приходилось с этим сталкиваться, но далеко не в тех масштабах, какие выпали на долю моих коллег.

– Я не могу, – признался я.

– Ничего, – сказал Дэвин, – сможешь.

– Выпей еще, – предложил Оскар. Он кивнул Джерри Глинну. Джерри стал хозяином «Черного изумруда» еще в свою бытность полицейским, и, хотя бар обычно закрывался в час ночи, для своих двери были открыты круглые сутки. Он поставил выпивку перед нами прежде, чем Оскар завершил свой кивок, и был на другом конце бара прежде, чем мы осознали, что он вообще подходил. Высший пилотаж для бармена.

– Распята, – в двадцатый раз за эту ночь повторил я, пока Дэвин вкладывал мне в руку очередной бокал пива.

– Думаю, по этому поводу у нас полное согласие, Патрик.

– Дэвин, – сказал я, пытаясь сфокусироваться, хотя он, поганец, никак не мог усидеть на месте, – девочке было двадцать два года от роду. Я знаю ее с двухлетнего возраста.

В его глазах ничего не отразилось.

Оскар жевал недокуренную погасшую сигарету и, повернувшись, посмотрел на меня так, будто я был табуретом, который он не знает куда поставить.

Я грязно выругался.

– Патрик, – окликнул меня Дэвин. – Патрик. Ты меня слышишь?

Я повернул голову. Наконец-то у меня вроде бы почти перестало двоиться в глазах.

– Что?

– Ей было двадцать два. Совсем дитя. Но будь ей пятнадцать или сорок, это не меняло бы дела. Смерть есть смерть, убийство есть убийство. И не стоит усложнять все сантиментами по поводу возраста, Патрик. Она была убита. Зверски. Вне всяких сомнений. Но… – Он не глядя облокотился о стойку бара, закрыв при этом один глаз. – Напарник! В чем состоит мое «но»?

– Но, – сказал Оскар, – не имеет никакого значения, была она мужчиной или женщиной, богатой или бедной, молодой или старой…

– Черной или белой, – продолжил Дэвин.

– …черной или белой, – подхватил Оскар, хмуро глядя на Дэвина, – она была убита, Кензи. Жестоко убита.

Я посмотрел на него.

– Вы когда-нибудь видели подобное?

– Видали и похуже.

Я повернулся к Дэвину:

– А ты?

– Да, черт побери, да. – Он сделал несколько глотков из своей кружки. – Мир полон насилием. Убийство доставляет людям наслаждение. Оно…

– Придает им силы, – подсказал Оскар.

– Точно. В нем есть нечто такое, что заставляет чувствовать себя по-королевски. Это некая власть. – Он пожал плечами. – Но зачем мы рассказываем это тебе? Ты ведь все знаешь сам.

– Я? Откуда?

Оскар положил свою руку величиной с боксерскую перчатку мне на плечо.

– Все знают, что прошлым летом ты пристрелил Мариона Сосию. Мы также знаем, что ты пришил пару подонков в новостройке возле Мелни-Кэсс.

Я обалдел.

– Что значит «вы знаете»? А почему вы тогда не повязали меня?

– Патрик, Патрик, уймись, не мельтеши, – заговорил Дэвин, – если бы это зависело от нас, ты бы получил медаль за этого ублюдка. На хрен его. Да еще подальше. Но, – продолжал он, прищурившись, – ты не можешь отрицать, что какая-то частичка твоего существа ликовала, видя, как гаснет жизнь в его глазах.

– Без комментариев.

– Кензи, – сказал Оскар, – ты знаешь, что он прав. Он пьян, но он прав. Ты засек этот мешок с дерьмом, взглянул ему в глаза и уложил его. – С помощью большого и указательного пальца он изобразил нечто, напоминающее пистолет, и приставил к моему виску. – Бабах! – Он убрал палец. – Нет больше Мариона Сосии. Такое чувство, будто ты на минуту стал богом, разве нет?

Мои чувства в момент убийства Мариона Сосии под эстакадой, когда над головой стоял металлический грохот грузовиков, были одними из самых противоречивых из всех, что я когда-либо пережил, и меньше всего мне хотелось предаваться воспоминаниям о них в обществе двух детективов, спецов по убийствам, да еще когда я в стельку пьян. А может, болен паранойей.

Дэвин улыбнулся:

– Убивая кого-то, чувствуешь себя превосходно, Патрик. Не обманывай себя.

Джерри Глинн спустился в бар.

– Еще по одной, ребята?

Дэвин кивнул:

– Давай, Джерри.

Джерри стоял на лестнице на полпути к бару.

– Когда-нибудь убивали кого-то на службе?

Джерри выглядел несколько смущенным, как если бы слышал этот вопрос слишком много раз.

– Никогда даже не вытаскивал свою пушку.

– Ну да, – сказал Оскар.

Джерри пожал плечами, его добрые глаза никак не вязались с той работой, которую он выполнял на протяжении двадцати лет. Он рассеянно почесывал Пэттона.