Дай мне руку, тьма - Страница 14

Женщины, с которыми он спал, по крайней мере те три, которых мы видели, похоже, относились друг к другу без ревности. Все они также принадлежали к одному типу. Носили модную одежду, в основном черного цвета, со сверхмодными разрезами в некоторых местах. И при этом – неизменно безвкусная бижутерия, хотя, судя по машинам, а также сумкам, курткам и туфлям мягкой импортной кожи, они прекрасно это сознавали. Этакая небрежная роскошь, думаю, своего рода самоирония, постмодернистский плевок этому безнадежному миру. А может, и нет. Ни у одной не было постоянного приятеля.

Все они значились в списках Школы искусств и науки. Габриэль специализировалась по литературе. Лорен – по истории искусств, но большую часть своего времени проводила в обществе членов женской рок-группы, где была лидирующей гитаристкой. Их группа исповедовала тяжелый рок и панк, пожалуй, чересчур серьезно подражая Кортни Лав и Ким Дил. Джейд – маленькая, тощая самовлюбленная болтушка – была художницей.

Ни одна из них не была любительницей водных процедур. Меня бы это покоробило, но, похоже, Джейсона мало волновало. Он, кстати, и сам не слишком часто мылся. Я никогда не был консервативным в своих эротических пристрастиях, но у меня есть два правила: насчет мытья и насчет клиторальных стимуляторов, и я неколебим в отношении и того и другого. Полагаю, это создало мне репутацию неисправимого кайфолома.

Что же до Джейсона, он вовсю расслаблялся. Судя по тому, что мы видели, он был настоящим «насосом». В среду он вылез из постели Джейд, и они вместе отправились в бар под названием «Харперз Ферри», где встретили Габриэль. Джейд осталась в баре, а Джейсон с Габриэль уединились в ее машине и предались любовным утехам, которые мне, к несчастью, пришлось наблюдать. Когда они вернулись в бар, Габриэль и Джейд удалились в дамскую комнату, где, не обращая внимания на Энджи, стали весело обмениваться сексуальными впечатлениями.

– Говорят, толстый, как питон, – сказала Энджи.

– Так не бывает.

– Убеждай себя, Патрик, может, когда-нибудь да поверишь.

Вскоре обе дамочки со своим мальчиком-игрушкой отправились в «Медвежью берлогу» на Центральную площадь, где Лорен сотоварищи нестройно исполняли хиты «Хоул». Оттуда Джейсон уехал с Лорен. Добравшись до ее дома, они выкурили по косяку и до рассвета неутомимо трахались, как кролики, под старые записи Патти Смит до самого рассвета.

На следующую ночь в баре на Норт-Гарвард я столкнулся с Джейсоном при выходе из туалета лицом к лицу. Я шарил глазами в толпе, пытаясь увидеть Энджи, и не заметил, как ткнулся подбородком в его плечо.

– Кого-то ищете?

– Что? – спросил я.

В его грустных – с чего бы это, мимолетно удивился я, – глазах мерцали яркие зеленые огоньки.

– Ищете кого-то?

– Да, свою девушку, – сказал я. – Простите, что толкнул вас.

– Пустяки, – сказал он, немного возвысив голос, чтобы прорваться сквозь монотонное бренчание гитар. – Вид у вас какой-то потерянный. Всего доброго.

– Что-что?

– Всего доброго! – прокричал он мне прямо в ухо. – Короче, желаю вам найти вашу девушку!

– Спасибо.

Когда он повернулся к Джейд, сказав ей на ухо, по-видимому, очень смешное, я смешался с толпой.

– Сначала было забавно, – сказала Энджи на четвертый день.

– Что именно?

– Эротические наблюдения.

– Не трогай их. Американская культура не состоялась бы без них.

– Я и не трогаю. Но внутри меня что-то закипает, когда я вижу, как этот малыш трахает все, что плохо лежит.

Я кивнул.

– А выглядят одинокими.

– Кто? – не понял я.

– Все они. Джейсон, Габриэль, Джейд, Лорен.

– Одинокими. Гм. В таком случае они, похоже, хорошо скрывают это от остального мира.

– Точно так же, как это делал ты на протяжении долгого времени, Патрик. Точно так же.

В конце четвертого дня мы распределили обязанности. Для парня, который обхаживает за один день столько женщин и столько баров, Джейсон был очень организован. Можно было до минуты предсказать, где он находится в тот или иной момент. В эту ночь я пошел домой, а Энджи осталась следить за комнатой в общежитии.

Она позвонила как раз тогда, когда я готовил ужин, и рассказала, что Джейсон, похоже, расположился на ночь с Габриэль в собственной комнате. Энджи собиралась чуть-чуть вздремнуть, а утром проводить его на занятия.

После ужина я сел на балконе и стал смотреть, как улица погружается в глубокую холодную ночь. Это не было плавное уменьшение тепла. Это был настоящий обвал. Луна пылала, как кусок сухого льда, а воздух наполняли запахи, висящие обычно над стадионом после вечерней студенческой игры в футбол. Жесткий ветер гулял по улице, прорываясь сквозь деревья, обрывая сухие листья.

Когда я вошел в комнату, зазвонил телефон. Это был Дэвин.

– Что случилось? – спросил я.

– В каком смысле?

– Ты никогда не звонишь просто поболтать.

– Возможно, я изменился.

– Не верю.

Он усмехнулся:

– Ладно. Убедил. Тогда слушай. Кто-то только что пришил девчонку на Митинг-Хаус-Хилл, у нее нет документов, а я хочу знать, кто она.

– А при чем тут я?

– Возможно, ни при чем. Но она умерла с твоей визиткой в лапке.

– С моей визиткой?

– С твоей, – сказал он. – Митинг-Хаус-Хилл. Жду тебя через десять минут.

Он повесил трубку, а я продолжал сидеть, прижав свою к уху, вслушиваясь, пока не раздались короткие гудки. Но я все сидел и слушал, ожидая, что он сообщит, что мертвая девушка на Митинг-Хаус-Хилл – не Кара Райдер. Но тщетно.

К тому времени как я добрался до Митинг-Хаус-Хилл, температура упала до семи градусов. Холод был сухой, безветренный и пронизывал до мозга костей, а кровь наполнял крупицами льда.

Митинг-Хаус-Хилл – пограничная полоса, здесь кончается территория моего района и начинается чужая, Филдз-Корнер. Гора начиналась ниже тротуара и вынуждала улицы совершать крутой подъем, на котором в ледяные ночи автомобили часто заносило и даже переворачивало. Вверху, где сходились несколько улиц, вершина Митинг-Хаус-Хилл пробивалась сквозь цемент и гудрон, признак царства нищих – такие жуткие трущобы, что, взорвись там баллистическая ракета, никто бы и не заметил, разве что вы попали бы в бар или продуктовую лавку.

Колокол на соборе Святого Петра пробил один раз, когда Дэвин встретил меня у машины, и мы потащились вверх по горе. Звук колокола был каким-то потерянным и уныло звучал в эту холодную ночь в этой забытой богом местности. Земля начинала твердеть, и пучки сухой травы скрипели у нас под ногами.

На вершине горы при свете уличных фонарей я различил несколько фигур, поэтому повернулся к Дэвину:

– Ты что, притащил сюда все отделение?

Он взглянул на меня и втянул голову в плечи.

– А ты предпочел бы созвать пресс-конференцию? Для радио и телевидения, да? Созвать толпу репортеров, зевак и новичков-легавых, которые вытоптали бы все улики. – Он взглянул вниз на ряды трехэтажных домов. – Подумаешь, великое дело – самоубийство в захудалом районе, никто за него ни черта не даст, поэтому здесь никого и нет.

– Никто ничего не даст, а значит, никто не собирается ничего тебе рассказывать.

– Разумеется, но это уже другой вопрос.

Первым, кого я узнал, был напарник Дэвина, полицейский Оскар Ли. В жизни не встречал такого громадного человека. Рядом с ним Демис Руссос выглядел дистрофиком, а Майкл Джордан – лилипутом, и даже Бубба по сравнению с ним казался слегка тщедушным. На черной, внушительных размеров голове, красовалась кожаная кепка, а курил он сигару, которая пахла, как залитый нефтью берег моря. Когда мы приблизились, он повернулся к нам:

– Какого черта здесь делает Кензи?

Оскар. Вот уж действительно друг в беде.

– Визитка. Помнишь?

– Так ты можешь опознать ее, Кензи?

– Если увижу, Оскар. Возможно.

Оскар пожал плечами: