Дай мне руку, тьма - Страница 11
– Он был моим отцом, я – его сыном. Если бы он хотел сжечь меня, он мог это сделать.
Ее глаза потемнели от ярости, а поцелуй был таким крепким, будто она хотела вытянуть из мен я всю мою боль.
Когда она отодвинулась перевести дыхание, лицо ее было влажным.
– Он умер?
– Отец?
Она кивнула.
– Да, умер.
– Это хорошо. Через несколько минут мы снова занялись любовью, и это было одно из самых волшебных ощущений в моей жизни. Наши тела переплелись, она захватила меня в плен, я будто растворился в ней…
Грейс вскрикнула, а мне показалось, что звук вышел из моего горла.
– Грейс, Грейс…
Уже засыпая, я услышал над ухом сонное «спокойной ночи».
– Ночи.
Она лизнула меня в ухо: «Я люблю тебя».
Когда я открыл глаза, чтобы ответить ей, она уже спала.
В шесть утра меня разбудил звук льющейся воды. Простыни пахли ее духами, ее кожей, едва уловимым запахом антисептика, потом наших любовных игр, въевшимся в ткань настолько, что казалось, здесь прошла не одна, а тысяча ночей.
Я ждал ее у двери ванной, выйдя, она прислонилась ко мне, пока расчесывалась.
Моя рука скользнула под полотенце, которым она была обмотана.
– Даже не думай. – Она звонко чмокнула меня в щеку. – Мне надо успеть повидаться с дочкой и вернуться в больницу, а я и так уже ни рукой ни ногой шевельнуть не могу после этой ночи, не то чтоб ходить. Иди мойся.
Пока Грейс искала чистое белье в ящике комода, который она по договоренности присвоила себе, я наспех сполоснулся и теперь ждал, когда же наступит то неизбежное чувство неловкости, которое всегда наступало, когда женщина проводила в моей постели более часа. Как ни странно, сегодня его не было.
«Я люблю тебя», – пробормотала она тогда, засыпая.
Очень странно.
Когда я вернулся в спальню, Грейс снимала с кровати простыни. Она уже переоделась в черные джинсы и темно-синюю рубаху.
Когда она наклонилась над подушкой, я сам не понял, как оказался рядом.
– Дотронешься – убью, – пригрозила, не оборачиваясь, она.
Я встал по стойке смирно.
– Ты знаком со словом «прачечная»? – ехидно поинтересовалась она.
– Слыхал.
Она бросила подушку в угол.
– Могу я надеяться, что в следующий раз здесь будет свежее белье, иначе нам придется спать на голом матрасе.
– Все будет в наилучшем виде, мадам.
Еще несколько минут пролетели в поцелуях и объятиях.
– Кто-то звонил, пока ты был в душе. – Она чуть откинулась в моих руках.
– Кто? Еще нет и семи утра.
– Вот и я так подумала. Своего имени он не назвал.
– Что он сказал?
– Он знает мое имя.
– Что?
– Он ирландец. Я подумала, это твой дядя или кто-то знакомый.
Я покачал головой:
– Со своими дядьями я не общаюсь.
– Почему?
– Потому что они братья моего отца и ничем не отличаются от него самого.
– Гм…
– Грейс. – Я взял ее за руку и усадил на кровать рядом с собой. – Что этот ирландец тебе сказал?
– Он сказал: «Вы, наверное, прелестная Грейс. Рад слышать ваш прелестный голосок». – Она взглянула на стопку постельного белья. – Когда я сказала, что ты в душе, он сказал: «Ладно, передайте, что я звонил и иногда буду наведываться», – и повесил трубку прежде, чем я спросила его имя.
– И все?
Грейс кивнула:
– В чем дело?
Я пожал плечами:
– Не знаю. Мало кто звонит мне в семь утра, но если такое случается, всегда представляются.
– Патрик, кто из твоих друзей знает, что мы встречаемся?
– Энджи, Дэвин, Ричи и Шерилин, Оскар и Бубба.
– Бубба?
– Ты видела его. Громадный парень, всегда в шинели…
– Такого не забудешь. Вид у него такой, будто он в один прекрасный день может войти в какую-нибудь забегаловку и расстрелять всех до одного только потому, что там испорчен игральный автомат.
– Угадала, это он. Ты видела его на…
– На вечере в прошлом месяце. Я помню. – Ее передернуло.
– Он безобиден.
– Возможно, для тебя – да.
Я взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
– Не только для меня. Для всех, кто мне дорог. Бубба безумно благородный.
– Он психопат. Такие, как он, заполняют приемные покои новыми жертвами.
– Неправда.
– Я не хочу, чтобы он когда-нибудь приближался к моей дочке. Понятно?
Когда родитель чувствует угрозу для своего ребенка и необходимость его защитить, он обретает особенный, звериный взгляд, излучающий угрозу. Он может быть бессознательным, и, несмотря на то что происходит от глубокого чувства любви, пощады от него не жди.
Именно такой взгляд был у Грейс в данный момент.
– Договорились.
Она поцеловала меня в лоб.
– Не нужно наводить справки об этом ирландце, хорошо?
– Не буду. Он больше ничего не сказал?
– «Скоро». – Она обошла кровать кругом, заглянула под нее. – Где я оставила свой жакет?
– В гостиной, – сказал я. – Что значит «скоро»?
– Он сказал, что будет наведываться. Помолчал секунду и добавил: «Скоро».
Она вышла из спальни, и я услышал легкое поскрипывание паркета в гостиной.
Скоро.
7
Вскоре после ухода Грейс позвонила Дайандра. Стэн Тимпсон согласился уделить мне пять минут по телефону в одиннадцать часов.
– Целых пять минут! – воскликнул я.
– Для Стэна это очень щедро. Я дала ему ваш номер. Он позвонит вам ровно в одиннадцать, Стэнли очень точен.
Дайандра дала мне расписание занятий Джейсона на неделю и номер его комнаты в общежитии. Я записал все, но тут голос ее стал слабым и ломким, в нем зазвучал страх, и, прежде чем мы попрощались, она сказала:
– Я ужасно нервничаю. Как мне это надоело.
– Не волнуйтесь, доктор Уоррен. Все образуется.
– Думаете?
Я позвонил Энджи, трубку сняли после второго звонка. Но сначала я уловил непонятный шорох и шум, как если бы она переходила из рук в руки, а потом услышал шепот Энджи:
– Я возьму.
Голос Энджи был чуть хрипловатым ото сна.
– Алло?
– Доброе утро.
– Угу, – сказала она. – Так и есть. – На другом конце снова послышался шорох, на этот раз простынь, из которых пытались выпутаться, и скрип матрасных пружин. – Что стряслось, Патрик?
Я передал ей содержание разговора с Дайандрой и Эриком.
– В таком случае это точно не Кевин. Это какая-то бессмыслица.
– Не совсем. У тебя есть ручка?
– Где-то есть. Сейчас найду.
Снова шелест и шорох, что означало, что Энджи бросила трубку на кровать и отправилась искать ручку. Надо сказать, что кухня у Энджи без единого пятнышка, так как она просто не пользуется ею, ванная у нее сверкает, потому что хозяйка не терпит грязи, но зато спальня всегда выглядит так, будто в ней только что распаковали сумки после длительного путешествия во время урагана. Носки и нижнее белье выглядывают из ящиков комода, чистые джинсы, рубахи и колготки разбросаны по полу или свисают с дверных ручек и со спинки кровати. Сколько я знал Энджи, она никогда не надевала то, что решала надеть с вечера. Среди этого беспорядка можно было увидеть и книги, и журналы, и согнутые и сломанные расчески, которые валялись по полу.
Масса предметов была потеряна в спальне Энджи, и вот теперь она решила найти здесь ручку.
После того как несколько ящиков были выпотрошены, а денежная мелочь, зажигалки и сережки рассыпаны по прикроватной тумбочке, чей-то голос спросил:
– Что ты ищешь?
– Ручку.
– Вот, возьми.
Она вернулась к телефону.
– Ручка есть.
– А бумага? – спросил я.
– Да, бумага.
Прошла еще минута.
– Давай говори, – сказала она.
Я дал ей учебное расписание Джейсона и номер его комнаты в общежитии. Она должна была понаблюдать за ним, пока я ждал звонка Стэна Тимпсона.
– Заметано, – сказала Энджи. – Но, черт побери, мне надо бежать!