Дай! Дай! Дай! - Страница 3

Но вслух Мариша только сказала следующее:

– Я тоже не верю, что твой Никитка – убийца.

– Не веришь? – обрадовалась Ритка. – Да? Правда, не веришь?

– Не верю! – твердо сказала Мариша. – Я его знаю и…

– Так докажи это!

– Доказать? Что доказать?

– Докажи, что мой Никитка – невиновен! Найди настоящего преступника! Ведь ты можешь, я знаю!

И только тут Мариша поняла, что, кажется, снова вляпалась в очередную историю. Ой, как же будет ругаться ее собственный муж, когда узнает про это! Но деваться ей было некуда. Смайл был далеко, а Ритка близко. И что было делать Марише, когда на другом конце провода хлюпала носом и плакала ее хорошая подруга? Только согласиться оказать помощь.

Мариша от кончика носа до пальцев ног была русской. А русские, как всем известно, своих на войне не бросают. И что Марише оставалось делать в такой ситуации? Только глубоко вдохнуть побольше воздуха и скомандовать Ритке:

– Излагай! По возможности четко, коротко и ясно!

И Ритка начала излагать. В ее повествовании отсутствовали и четкость, и краткость, да и ясности было маловато. Но все же кое-что Мариша поняла. И этого немногого ей показалось достаточно для того, чтобы приняться за расследование дела. Впрочем, впоследствии она не раз пожалела о поспешно принятом решении. Но отступать было уже некуда. Оставалось только переть, словно танк, вперед.

Первым пунктом Маришиного расследования значилась квартира дорогого дядюшки. Адрес ей продиктовала Ритка. И она же вызвалась сопровождать Маришу до нужного дома.

– Потому что сама ты будешь два века искать его квартиру, да так и не найдешь. Очень уж у них там все запутано.

Итак, Ритка настояла на том, чтобы поехать вместе с Маришей, и в конечном итоге оказалась совершенно права. Без нее Мариша проплутала бы по питерским подворотням в поисках нужного ей дома и нужной ей квартиры очень долго.

– А у тебя есть ключи от квартиры дяди Бори?

– У меня нет. Но у тети Люси наверняка есть.

– А кто это тетя Люся? Жена дяди Бори?

– Нет. При чем тут жена?

– Ну как же… – удивилась Мариша. – Ты же сама сказала: дядя Боря и тетя Люся. Вот я и подумала, что они муж и жена.

– И чем ты только слушаешь, Мариша? Я же говорила тебе, что дядя Боря живет один. И других наследников у него, кроме моего Никитки, нету. Он один!

– Один. Хорошо. А тетя Люся – это тогда кто?

– Это соседка дяди Бори. Она живет этажом ниже и время от времени приходит к дяде Боре, чтобы убраться у него. Хорошая женщина, только малость на голову прибабахнутая.

– Как это прибабахнутая? Сумасшедшая? Совсем?

– Придем, сама увидишь, – пообещала ей Ритка. – Только, чур, ничему не удивляться!

Предупреждение Ритки пришлось очень кстати. Тетя Люся в самом деле оказалась очень оригинальной личностью. В прошлом балерина из тех, про кого говорят: «Пятый лебедь в десятом ряду», она рано вышла на пенсию, увлеклась философией, а потом вдруг решила, что не сумела реализовать себя в танцах, потому что ей было предначертано стать великой художницей.

И надо сказать, что с выбором тетя Люся не ошиблась. Если в танцах ее слегка угловатые движения сразу же бросались в глаза, то та мазня, которую вдохновенно малевала на своих полотнах тетя Люся, имела хорошие шансы прославиться со временем. Ведь современники не принимали Ван-Гога и даже Моне. Организаторы гнали их со всех выставок и осыпали бранными эпитетами. А уж что писали про их картины критики, вообще лучше было не читать. Но сейчас их картины ценятся на вес золота. К ним пришли слава и успех. А все почему? Потому что они верили в себя и в то, что они делают.

В таких делах главное – это упорство. Если с утра и до ночи рисовать одному тебе видимые образы, то рано или поздно достигнешь в этом деле совершенства, и у тебя станет получаться что-то действительно стоящее. А упорства тете Люсе было не занимать.

– Вот это мои ранние полотна! – показала тетя Люся на приличную пачку акварелей и масляных полотен, сложенных в углу комнаты. – Вряд ли они меня прославят. Я и сама иногда просматриваю их и удивляюсь, до чего же плохим художником я была в ту пору! Сколько ошибок! Вы себе даже и не представляете!

– Но теперь-то вы рисуете вполне прилично, – ляпнула Ритка, и тетя Люся немедленно надулась.

– Что значит прилично? Теперь мои творения – совершенны! Вот хотя бы взять этого Арлекина!

И она вытащила картину, на которой был изображен паяц, цветовая гамма шедевра была сине-красной, отчего лицо бедного Арлекина приняло какой-то синюшный, мертвенный оттенок. А пейзаж за его спиной горел, наоборот, адским пламенем. Но сам Арлекин, несмотря на плохое состояние здоровья и нездоровую экологическую обстановку вокруг себя, чувствовал себя в этом месте отлично. Об этом говорило выражение его лица – плутоватое и злобное одновременно.

Надо сказать, что, несмотря на весьма спорные характеристики полотна, оно чем-то завораживало. Например, Ритка так и уставилась на костюм в сине-красную клетку, в который был облачен Арлекин, совсем забыв и про дядю Борю, и про своего собственного мужа, и про все, что с ними случилось.

– Какое странное у него лицо, – задумчиво прошептала она.

– Еще бы не странное! – откликнулась также шепотом Мариша. – Немного я видела людей с таким цветом лица!

– Да нет! Не в этом дело. Просто оно мне кого-то напоминает.

– Мы сюда не картинами пришли любоваться.

– Да, да! Ты права! Разумеется, ты права!

Отдав дань творчеству хозяйки квартиры, подруги наконец смогли перейти к сути интересующего их вопроса. И тетя Люся рассказала им все в подробностях. Мало того что она лично и хорошо знала покойного дядю Борю, много с ним общалась и даже дружила. Так еще она была вызвана в качестве понятой во время осмотра его квартиры оперативниками.

И теперь охотно делилась душераздирающими подробностями с подругами.

– Мужа твоего я бы заподозрила в причастности к убийству дядюшки в последнюю очередь! – откровенно заявила она Рите. – Такой славный мальчик. Добрый, вежливый. Я его помню с детства. Вечно с ним что-нибудь случалось. То в лужу упадет, то из окна вывалится, а то и вовсе под машину угодит. Постоянно его били хулиганы, отнимали деньги на завтрак и портили его тетрадки и учебники.

– Да. И с тех пор мало что изменилось, – грустно согласилась Ритка. – Разве что неприятности стали покрупнее порчи школьных тетрадей.

– Но дядюшку своего он очень любил. Часто приходил к старику. И в детстве, и когда подрос. Поэтому-то я и не удивилась, когда увидела его в тот вечер поднимающимся по лестнице.

– Никита был здесь?

– Был. Мы столкнулись с ним на лестничной клетке. И я сразу же с ним поздоровалась.

Но обычно приветливый и дружелюбный Никита в этот раз лишь буркнул что-то неразборчивое в ответ. И, ничего не прибавив, даже не спросив у тети Люси, как ее здоровье и как продвигается ее творчество, пошел дальше наверх, в квартиру дяди.

– Признаюсь, я этому очень удивилась. Никита всегда был таким вежливым мальчиком. А тут у меня в руках были два огромных пакета с продуктового рынка, а он даже не предложил помочь мне их поднести. А я и сахар купила, и крупу, и овощи. И все в большом объеме, оптом. Так дешевле получается.

Это хамское отношение к ней всегда приветливого Никиты очень удивило и расстроило впечатлительную тетю Люсю.

– Я даже сказала самой себе, что и лучшие из нас с годами портятся. Вот и Никита очерствел душой, уже не так вежлив и приветлив.

Но потом произошли события, которые начисто избавили тетю Люсю от этих чувств, заменив их куда более острыми ощущениями.

– Не успела я разложить принесенные продукты по местам, закрыть шкафчики и холодильник и вернуться к себе в комнату, как у меня над головой что-то упало. А над головой у меня, между прочим, квартира Бори, а точней, его библиотека. Значит, упало именно у него в библиотеке.