Да здравствует король (СИ) - Страница 53
– Теперь главное, чтобы она смогла выносить этого ребенка и не умереть в родах, – ответила Ассирэ. – Зираэль слаба, ей требуется полный покой и обильное питание, как любой беременной женщине.
Переговариваясь меж собой, делясь планами, идеями и сожалениями, чародейки покинули отведенную Ласточке комнату, оставляя ее наедине с Предназначением. Тишина нависла над ней теплым покрывалом, вместе с чародейками ушли и пустые надежды, питаемые ими, и зависть, и разочарование. Зираэль спала долго, около двух часов, а просыпаться все не спешила. Цири видела кошмар.
Эредин в его отливающих серебром доспехах шагал вперед, подгоняя молодого черного коня, за ним – шла армия. Эльфы в бордовых плащах, развивающихся за их широкими спинами, сеяли хаос, помогали тому расти и крепнуть на некогда пахотных землях. Позади оставались вереницы горящих домов, слышались невыносимо громкие крики женщин, детей, умирающих в агонии воинов. Ведьмачка оглядывалась по сторонам, замечая все больше страшных деталей сна. Все деревья в округе превратили в виселицы. Кроны их густо украшали веревки, одним концом держащиеся за ветку, другим – за шею умершего батрака. В одном из перекошенных в предсмертной агонии лиц Ласточка узнала Йеннифэр, в другом – Лютика, Геральта не было видно, но что-то внутри настойчиво говорило: «Он тоже здесь, приглядись».
И что она могла, что должна была с этим делать, как спасти десятки, сотни людей? У Ласточки не было ответа на свой же вопрос. Девушка крепко сжала губы, обернулась к королю спиной и побежала вперед. Через ветви, хлеставшие ее по лицу, через грязь, затягивающую в земные глубины… Она бежала долго, но словно не сдвигалась с места, она перебирала уставшими ногами, но те отказывались двигаться. Позади слышался глухой стук копыт, Эредин нагонял ее слишком быстро. «Он убьет меня», – пронеслось в девичьей голове. «Убьет».
– Нет! Нет, – крикнула она в тишине спальни, заставляя собственный голос воспарить над мраком. – Нет, не тронь меня!
– Цири? – обеспокоенно спросил кто-то, положив руку на ее ладонь.
Глаза пришлось открыть. Цири нашла себя в просторной темной комнате, лежащей на высокой скрипучей кровати. Светлый балдахин нависал над ней, скрывая от и без того скудного света, высокие пуховые подушки держали уставшую голову. В комнате пахло едой, и ведьмачка принялась любопытно озираться по сторонам, ища источник запаха. Есть хотелось нестерпимо.
Удивленно и взволнованно на нее смотрела Трисс, сидевшая подле кровати и державшая свою ладонь на ее руке. На этот раз одета она была не так вызывающе, словно в дорогу: свободные одежды, волосы, убранные в два рыжих пучка, никакой туши и подводки, густо обрамлявшей ее голубые глаза. Сколько времени чародейка провела в этих покоях, ведьмачка не знала, но еда, принесенная ею, уже не источала жара, только мягкое проходящее тепло. Девушка скомкано улыбнулась вновь встреченной подруге и замялась, не зная, что сказать. Накричать на нее, назвать предательницей?
– Тебе нужно поесть, Цири. Я помню, что ты любишь капустную похлебку, – осторожно сказала Трисс, понимая, что сейчас подходящее время. – Меня подослали к тебе потому, что меня ты хорошо знаешь, и должна послушать.
– Кажется, я не знаю тебя совсем, – с горечью в голосе ответила ведьмачка.
Можно ли считать, что Трисс продала ее чародейкам? Наверное, нет. Они виделись раз или два, не успели стать ни подругами, ни хорошими знакомыми, да и что-то подсказывало Цирилле, что чародейка добра к ней лишь оттого, что хочет подольше общаться с Геральтом. Подольше и поближе, как госпожа Йеннифэр.
Пока Трисс взволнованно отводила взгляд, Цири приподнялась над подушками. На подносе, оставленном на прикроватной тумбе, она увидела большое блюдо с щедрой порцией еды. На украшенной ласточками тарелке ломтиками лежало несколько видов сыра, рядом – пиала с медом и орешками, разрезанный на две части инжир. Салат из молодой свеклы, моркови и чеснока пах ярче всего, в похлебке из котоблепаса плавали щедрые куски мяса и картофеля, тоненькие ломтики капусты, а на корочке свежего хлеба блестели кунжутные семечки. Не жди девушка ребенка, к еде полагался бы бокал крепкого ривийского вина.
– Ты еще не знаешь, да? О том, что…
– О том, что с Геральтом? – взволнованно спросила Цирилла. – Я ничего не знаю ни о нем, ни о госпоже.
– Нет, Цири, я не об этом. Я хотела узнать, стоит ли рассказать тебе о тебе.
Ласточка только вздохнула, услышав. Последнее время люди и эльфы вокруг знали о ней гораздо больше, чем сама Цирилла о себе. Чем жила юная ведьмачка, как, чьи гены в себе носила, что ждало ее впереди – все эти вопросы не были для них загадкой. Каждый раз, слушая эти рассказы, девушка внутренне закипала, закатывала глаза, желая закончить беседу как можно скорее.
– Ты беременна, Цири, – не дожидаясь ответа, поделилась чародейка.
Вместо гнева Ласточка улыбнулась ей. Это же шутка, правда? Разве могла бы она о таком не узнать, находясь у Эредина под боком, под постоянном наблюдением эльфских лекарей и врачей? Цирилла улыбалась, но в глазах Трисс не видела и тени веселья, их бесконечная голубая лазурь полнилась сожалением, чародейка закусила губу, понимая, что испортила ведьмачке аппетит своей новостью.
Трисс никогда не была беременной, и не знала, что чувствует женщина в этот торжественный момент. В медицинских книгах писали, что мать ощущает дитя в собственном чреве, знает, что оно ждет ее там, набирается сил и растет с каждым новым днем. Неужели, книги солгали?
Да. Цири не знала. Уже сейчас в ее чреве зреет жизнь, растет и крепнет? Неужели, она носит под сердцем дитя эльфийского короля? Испарина покрыла ее кожу мгновенно, Зираэль опустила руку на собственный живот, оглаживая его тонкими белыми пальцами. А ведь, и правда, тот стал круглее, чем когда-либо, сталь мышц расступилась, плоть натянулась на ней. Цири погладила собственную кожу, словно надеясь уже сейчас почувствовать чужое движение, ощутить его, осознать.
– Ты можешь знать, почему все это держалось в тайне?
– Нет, – ответила девушка полушепотом. – Я не… Я очень хочу есть.
Аппетит, сначала прошедший, вдруг вернулся к ней с новой силой. Ласточка потянулась к еде, жадно погружая ложку в густую похлебку, едва различая аромат еды. Казалось, что ничего вкуснее она не ела ни в этом мире, ни в ином, и уже не отведает снова. Трисс с удивлением смотрела за тем, как спокойно ведьмачка восприняла новость о том, что к прежней жизни ей уже не вернуться.
– Так что мы будем делать? – спросила она, не отрываясь от еды. – Ну, в смысле, что вы будете делать со мной? И с… С ним или с ней.
– Просто будем ждать, – спокойно ответила Трисс. – Ждать, пока он родится. А что потом – они еще не решили.
– Снова ждать, – пожаловалась ведьмачка.
Закончив с трапезой, оставив на подносе только крупные сырные крошки, Цирилла вновь положила руки на собственный живот. У нее будет ребенок? Новость казалась девушке абсурдной, поверить все еще было сложно, но разум не мог отрицать услышанное. Что-то подсказывала Цирилле о том, что это правда. Сущая правда.
Вот, почему ей так нестерпимо хотелось спать, вот, почему недоедающее истощенное тело становилось все слабее и слабее с каждой минутой. Всю скопленную мышцами энергию оно отдавало новой жизни, оставляя самой Цири не больше, чем она оставила от сытного ужина.
– Ты все еще голодна? – обеспокоенно спросила чародейка. – Если тебе нужно больше, я передам Фрингилье, она распорядится принести тебе добавки.
– Нет, не надо, я теперь не голодна. Но я бы еще немного отдохнула и… Мне хочется привыкнуть к этой мысли, – ответила Цирилла. – Этого слишком много для одного дня.
– Да, я понимаю, тебе сейчас очень нелегко, – с сожалением произнесла Трисс. – Знать, что вынашиваешь дитя ненавистного тебе эльфа…
Но так ли она его ненавидела? Цири закусила губу, решая. В последних своих объяснениях перед королем она не источала желчи или неприязни, не выкрикивала проклятья, не злорадствовала, даже не ненавидела его. Вот себя – вполне возможно. Странное, но смутно знакомое чувство, начинающее шевелиться в ее душе, девушка признала не сразу, а когда поняла, что к чему, могла лишь испытывать к себе неприязнь. Она словно стала липкой, грязной, сама превратилась в тягучий сосновый мед. На который тут же налипли мошки.