Да здравствует король (СИ) - Страница 12

Разговор о возможностях женского организма был только односторонним. Обычное занудство Знающего отчего-то заставило ведьмачку повеселеть. Нельзя привыкать к этому месту и его жителям, нельзя довериться им, нельзя, но что остается делать? Цири понимала, что даже здесь, особенно здесь ей нужен был кто-то «свой». Она нескоро увидит единорогов, если и увидит, так что придется довольствоваться им. Липким, непонятным Знающим, что стремится помочь, но весьма пассивно, за свою шкуру переживая гораздо сильнее, чем за ее благополучие.

В этот раз лестница казалась девушке еще более темной, более зловещей, точно ведущей в замок страшной колдуньи из сказок, что Цирилле когда-то читала бабушка. Быть может, ступени пугали ее потому, что теперь вели они к монстру, к злобному эльфийскому королю, что потирает руки в ожидании свежей плоти? И верно, стоило вспомнить о нем, сердце девчонки забилось быстрее, пальцы судорожно сжали запястье Знающего, и тот замолчал, оставив размышления о плодовитости человеческого племени до лучших времен.

Дальнейший путь проходил в молчании, и Аваллак’х не решался рассказать Цири о том, что служанка, явившаяся за ней в стены лаборатории, намекнула, что хозяин ее пребывает не в духе. Впрочем, можно ли было ждать иного? Знающий понимал, что с этой охоты нельзя вернуться в приятном расположении, ведь даже мелкая неудача, связанная с прозорливостью добычи, всегда вела Эредина к злости.

Коридор кончился быстро, от него оставалась лишь пара шагов, когда ведьмачка пошатнулась на пути. Воинствующие эльфы, смотрящие на нее с раскиданных по стенам картин, казалось, поморщили свои благородные носы, учуяв ее слабость. Цири вцепилась в рукав сопровождающего, ноготки ее больно впились в оголенное запястье мужчины, и Аваллак’х сдержанно шикнул от боли.

– Цири? – спросил он, поднимая девушку и усаживая в так кстати стоявшее неподалеку кресло. – Цири, все хорошо?

Да разве ей нужно было сказать, произнести вслух: «нет»? Вместо ответа девушка лишь мотнула головой, зеленые глаза ее наполняла слабость, и кожа, казалось, была бледнее, чем не тронутая пером рисовая бумага. Эльф не знал, отчего он решил коснуться ее щеки. Был то зов заботы, теплоты и нежности, или страстное прошение его собственной плоти. Коснуться. Ее. Щеки. Алеющей от прилива крови, тут же бледнеющей, теплой, такой гладкой и податливой, зовущей к себе…

– Лис?

Голос, позвавший его, был знаком и Ласточке, и Знающему, и знаком слишком хорошо, чтобы не вздрогнуть под его тяжестью. Аваллак’х одернул руку в спешке, чтобы кашлянуть после этого и сконфуженно отступить на шаг. Цири поежилась, она на секунду прикрыла глаза, чувствуя, что дурнота охватывает ее тело с новой силой. Напротив как раз горел факел, слепящий и обжигающий, и свет его добавлял к ощущениям Цириллы растущее внутри раздражение. Она ненавидела все вокруг.

– Что тут случилось, Креван? – спросил Эредин, подходя к парочке вплотную. – И что ты тут еще делаешь? Офелин уже давно ждет тебя у причала и…

– Я помню о ней, – встрепенувшись, ответил Аваллак’х. – Покорно благодарю за заботу, мой король.

– Не надо, не благодари меня за доброту и хорошую память, Креван, просто иди к своей даме, а я сам займусь своей.

– Зираэль нехорошо, – игнорируя намеки, ответил Знающий. – Ей следует отдохнуть, выспаться и прийти в себя.

– Она выспится, придет в себя и отдохнет, – с легкой ноткой раздражения в голосе произнес эльф. – Иди.

Препирательства с Королем Дикой Охоты имели неприятные последствия, препирательства с правителем славного эльфийского народа – и вовсе могли стать фатальными. Аваллак’х не стал испытывать судьбу, он заметил, что Цири слабо кивнула ему, словно говоря: «Уходи, ничего страшного со мной не случится». Умная девочка знала, что и ей попадет, если Знающий не послушается.

Светловолосый эльф кивнул, опустив голову лишь на пару сантиметров, а после зашагал в неизвестном Цирилле направлении. Она и не пыталась отследить. Девушка не пробовала ни улыбаться, ни быть милой и послушной. В горле пересохло, кровь стучала у висков, словно кто-то играл перед ней в барабаны войны, глаза слезились от яркого света. Цири поджимала губы, стараясь не поворачивать головы.

– Нехорошо? – спросил мужчина, когда шаги в коридоре стихли. – Отчего бы это, Ласточка? Я думал, вы хорошо там провели время. Вдвоем.

Ее бледная кожа, покрытая мелкой испариной, глаза, переливающиеся матовым блеском и учащенное дыхание – Эредин ничего не замечал, не желал видеть очевидного. Мужчина остановился напротив нее, и Цирилла смогла разглядеть на нем парадный камзол с чередующимися на нем красными и золотыми линиями, высокие черные сапоги и широкий черный пояс, держащий и плащ, так и норовящий за что-либо зацепиться. В воздухе густел запах выпитого королем алкоголя.

– А ты никого не поймал, верно? – спросила девушка, собрав оставшиеся силы. – И решил напиться с горя, а?

– Сейчас поймаю, – ответил ей мужчина. – Берег силы для главной добычи, Зираэль.

Чтобы подобрать ослабевшую гостью, Эредину пришлось наклониться над ней. Его руки оказались на удивление теплыми, и грубость их касаний даже можно было простить. Девушка не вырывалась, не позволял ни помнивший недавние события разум, ни ослабшее тело. Руками Ласточка тут же овила его шею, прижимаясь ближе, чтобы не упасть. Гул шагов вновь звучал в коридоре, и любопытные лица эльфов, запечатленных в картинах, провожали парочку недовольными взглядами.

«Будто это я хочу туда идти, будто это я хочу с ним спать», – в легком бреду думала Цири, ощущая ползущую по конечностям слабость. «Вы мне все отвратительны». Все. И золотые рамы, обрамлявшие изображения, и тысячи сцен с тысячью изображенных на них, и она… Мертвая ныне Лара Доррен, смеющаяся, легкая, держащая в тонких эльфийских руках золотое яблоко.

Быть может, ее Цирилла ненавидела сильнее всех остальных. Лара передала ей тот чертов эльфячий ген, которому следовало подарить иной сосуд. Быть может, даже более достойный, тот сосуд, что не сбежал бы из-под эльфийского крыла и выполнил предназначенное, сразил бы Белый Хлад, продолжил свой род с правильным эльфом и жил в послушании и смирении в стенах обители своего народа.

Она не должна была быть здесь, Предназначение ошиблось. Когда король остановился у знакомой девушке двери, Цири испуганно вздрогнула в его руках. Воспоминания оказались тяжелее, призрачная боль обожгла ее нутро. Хотелось бы ведьмачке быть глупой и наивной деревенской девчонкой, что могла бы решить, будто этой ночью ей дадут отдохнуть. Хотела бы она витать в иллюзорном мире надежд на лучшее обращение, только не могла, знала, что будет дальше.

Запах вина приносил с собой тошноту. Цирилла чувствовала, как голова ее кружится, как слюна копится во рту. И эльф, заметивший ее дурноту, был аккуратен. Он уложил девушку в кровать, подал ей полотенце и удалился, чтобы позже вернуться с бокалом вина для себя. В камине, расположенном недалеко от его любимого кресла, приятно потрескивали дрова, и мужчина завороженно смотрел за тем, как они, пожираемые огнем, превращаются в уголь. Он продолжал стоять, не обращая внимания на девушку, пытающуюся завернуться в бордовое покрывало кровати.

– Что вы там делали? – спросил король, помолчав.

– Он вколол мне что-то, а потом я заснула и проснулась, когда ты позвал наверх.

– Что вы делали в коридоре, Цири? – понизив голос, поинтересовался эльф.

Ей показалось, что где-то вдали заворчал гром, тучи склонились над небом. Только грозы не предвиделось, воображение играло с ведьмачкой в злые шутки. Что они делали в коридоре? Шли. Ничего больше, что за глупый вопрос. Цирилла неловко поджала губы, думая о том, зачем вообще можно было это спросить. Издевается над ней? Показывает, что имеет столько власти, что может спрашивать ее о всяком, пока она обязана отвечать?

– Знаешь, Цири, некоторым представителям вашего племени очень сложно вбить что-то в пустую голову. Вбить что-то действительно полезное. Мирскую грязь вы впитываете с завидной прытью, впрочем, вы с неподдельным удовольствием жрете ее до тех пор, пока та не заменит все ваше нутро, не составит вас самих полностью…