Цыганское проклятье - Страница 9
– Скажи спасибо, что палаточный городок в поле не разбили! – буркнул режиссер и взвился. – Нет, ну каковы Нахаловы? О них переживаешь, заботишься, а они еще и недовольны!
– А матрасы? – поддержал друга Петя. – Мы что, из-за вашей заботы будем спать на этих деревяшках?
– Все! Спускайтесь вниз, ко входу, там и поговорим! – Михалыч решил не вступать в дебаты с недовольным большинством и спасся бегством, с громким хлопком закрыв за собой дверь.
– Знает кошка, чье сало сперла! – буркнул в закрытую дверь Максим.
– Чтоб она еще тем салом подавилась! – от души пожелал Кир, обвел тоскливым взглядом келью и посмотрел на товарищей. – Ну что? Пойдем? Послушаем, чего нового он нам скажет?
– Топор брать? – ухмыльнулся Петя, выудив из рюкзака походный топорик.
– Эх, кабы помогло… – махнул рукой Кирюха, первым скрываясь за дверью.
Еще на лестнице друзья услышали голоса – точно улей рассерженных пчел. Сравнение подошло как нельзя более верно. Коллеги были, мягко скажем, недовольны. Причем у каждого повод для недовольства был свой:
– У нас матрасов нет и подушек тоже! Про одеяло я вообще молчу!
– Почему меня поселили одну? Я, может, крыс боюсь! А здесь точно есть эти твари!
– А кормить-то будут? Я не собираюсь свои кровные тратить! Выдавайте нам командировочные, если не в состоянии обеспечить всем необходимым!
– Мы будем жаловаться руководству!
– А ну, замолчали! – Бас Гены тут же возродил тишину, какая первозданно обитала в этих древних монастырских стенах. – Кому не нравится что-то, пишите заявление «по собственному» и топайте на электричку. Остальным – внимание! – и обернулся к обиженно замершему за его спиной режиссеру. – Прошу, говори, Вить.
– А чего говорить? Этим Тупороговым что в лоб, что об стену! – соизволил процедить тот и шагнул вперед. – Значит, что касается матрасов и прочих спальных принадлежностей, вот, Фома Григорьевич, местный завхоз, вас снабдит всем необходимым. – Он указал на высоченного монаха, который молчаливо подпирал стенку. – После собрания пройдете с ним. Второе: кормить будут. Я узнал, в монастыре кормят хоть и просто, но сытно. Финансы я за неделю кормежки уже отдал. Ну, и последнее! Альбина, золотце, ты спишь не одна, а со мной. И не ржать! – тут же рявкнул он, убив на корню зарождающиеся смешки, и пояснил: – Просто мне места не хватило. Пока.
Альбина окинула его оценивающим взглядом и кокетливо улыбнулась:
– А вы крыс не боитесь?
– Я боюсь только не сдать работу в срок. А из крыс я в Кандагаре шашлык делал.
– Врет и не краснеет! – шепнул Федор парням.
– А вдруг не врет? – Кир сделал страшные глаза. – Тогда диагноз «пуля в голове» объясняет его задвиги.
Друзья уткнулись в пол, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, а Михалыч напоследок порадовал:
– Сейчас товарищ Никодим проводит вас в столовую. План на сегодня: все собирают оборудование, расселяются, и можете даже сходить в деревню. Там есть магазин и даже пивнушка. – Он поднял палец вверх, привлекая внимание, выдержал паузу и предупредил: – Но не увлекайтесь! Помните – быстрее отснимемся, быстрее вернемся в цивилизацию! Кстати, там есть клуб, и, насколько мне известно, сегодня там какая-то культурная программа.
От такого заявления народ и думать забыл о прежних обидах и радостно загудел.
– Вот же, Гадов, выкрутился! – Петр почесал подбородок. – А я думал уже сегодня обратно в город поедем.
– Еда будет, кровать тоже, даже деревенский магазин в нашем распоряжении, а может, и красивые доярочки… – Макс мечтательно закатил глаза. – Мне здесь уже нравится!
День покатился дальше примерно так, как его и предсказал Михалыч. Сперва народ накормили обалденно вкусной гречневой кашей с молоком, затем каждый получил сверток, состоящий из ватного матраса, постельного белья, подушки и одеяла. После, когда комнаты более или менее стали выглядеть по-человечески, все принялись доставать из коробок оборудование и готовиться к первому дню съемок.
Федор управился первым. Камера в чехле, тренога – что еще нужно для дешевого документального фильма? Посмотрев на мучения друзей – Макса, заряжающего батарейку к осветительным приборам; Петра, пытающегося на коленке состряпать план-сценарий; Кирилла, настраивающего микрофоны портативной студии, – Федя решил не путаться под ногами, вызывая приступ здоровой зависти, и вышел за дверь.
Пройдя по коридору, он вслушался в шаги, эхом отражающиеся от каменных стен, и даже невольно поежился: интересно, сколько лет этому монастырю? Сто? Двести? Сколько тайн было погребено в этих стенах? Сколько людей здесь перебывало?
– О! Разгильдяев! – Позади хлопнула дверь. Федя поморщился, услышав довольный голос режиссера. Недаром в их съемочной группе ходит верная примета: если Михалыч счастливый – жди беды! – А ты что тут слоняешься?
Федор усмехнулся, нехотя оборачиваясь. Озадачить, что ли, товарища? Почему в слове «слоняться» корень «слон», а означает оно «ходить без дела»? Такие веселые шарады любила загадывать мама, пока он еще жил дома.
– Не знаю, Вить, наверное, слон во мне проснулся.
Михалыч тут же помрачнел и направился к нему:
– Ты чего, паразит, опять водку пьянствуешь? Уже заговариваться начал. Или чего растительного употребил?
– Вить, ты ел их гречку? – Не-е-ет, если идиот, это надолго!
– Ну? – окончательно впал в ступор режиссер. – И че?
– А то, что с такой едой никаких допингов не требуется! – Федор развернулся и уже хотел сбежать по лестнице, но дотошный Михалыч решил его без напутствия не отпускать, видимо, чтобы показать, кто в доме хозяин.
– Ты себя самым умным тут не считай! Если делать нечего, сходи на кухню и принеси мне чай с бутербродами. Да побыстрее!
– А чего тут считать, если так оно и есть на самом деле? – тихо буркнул Федя и вытянулся во фрунт под подозрительным взглядом начальника. – Есть, мой генерал! Я могу идти?
– И желательно бегом! – рявкнул Михалыч и бросил ему вслед: – Тупорогов!
Да хоть Горшков, лишь бы не в печку!
Федор спустился в холл монастыря, подсвеченный только тусклыми лампами, подозрительно покосился на серую ткань, ниспадающую с потолка до пола там, где по идее должен быть ход в разрушенное крыло, подошел к двери столовой, где они обедали, и заглянул внутрь.
– Эй? – Никого! Как будто все вымерли. Может, на кухне кто есть? – Мне бы чаю…
Подождав для верности несколько секунд, он пересек быстрым шагом столовую, или, как тут ее называли, трапезную, и толкнулся плечом в неприметную дверь кухни. Если честно, он не ждал, что она откроется, но дверца, скрипнув, с неохотой приоткрылась. Федор заглянул и даже присвистнул: здоровенная русская печка с открытой заслонкой, рядом два холодильника, напротив длинный стол и обычная электрическая плита. Мельком оглядев стоявшие вдоль дальней стены шкафы с всевозможными кастрюлями и банками с крупами, Федя наконец-то заметил на верхней полке ярко-оранжевую упаковку со слоником и надписью «Индийский чай». Подставить табурет и сдернуть желанную добычу было делом одной секунды. Вот только вместе с упаковкой заварки на пол шлепнулась толстенная книга.
Подобрав, Федор положил упаковку чая на стол и бережно поднял книгу. Тяжелая! Обтянута потемневшей кожей. Желтые от времени страницы. Текст написан чернилами.
В голове тут же зароились мысли. Раритет! Сколько же такая будет стоить, если ее отвезти в антикварную лавку? Или, может, сразу в музей?
– Эй, мирянин, тебе чаво тут нужно? – Добродушный бас, внезапно раздавшийся позади, заставил Федора вздрогнуть и поспешно обернуться. В дверях стоял монах: коренастый бородач с пронзительно синими глазами, которые внезапно потемнели, когда тот увидел в руках Федора книгу. – А енту вещь положь! И трогать не моги! Потому как ценная она весьма. Для дома нашего и для смотрителя.
– Да я чай искал… а тут книга упала. Я только хотел ее назад положить, – непонятно с чего вдруг принялся оправдываться Федя, но книгу из рук не выпустил.