Цветы зла. Продолжение Крайней мазы (СИ) - Страница 12

- Одеяния на любой вкус? - удивилась.

- Совершенно верно. Мои гости нередко переодеваются в платья, соответствующие обстановке...

- Идея Кристины?

- Да, ее, вы угадали. Я пойду, отдам кое-какие распоряжения, а вы покопайтесь в шкафу, может, и найдете что-нибудь по вкусу.

Оставшись одна, Марья Ивановна прошлась по залу. Интересовало ее, естественно, оружие. Луки с колчанами, мушкеты, пищали и рогатины не задержали надолго внимания женщины, а вот нечто подобное обрезу с воротом и небольшим стальным луком заставило ее сердце замереть. А когда она увидела набор коротких стрел, скорее снарядов, с внушавшими трепет массивными острейшими наконечниками, сострадание к Евгению Ильичу заставило ее сердце сжаться.

"Бог мой, - подумала она, - неужели такая штука вонзилась в его попу!? Бедный Женечка!"

Сострадание недолго ее мучило - она обнаружила, что стрелы немного, но опылены, а арбалет совершенно чист.

- Вы неплохой сыщик, - вывел ее из оцепенения голос неслышно подошедшего Эгисиани.

- Почему вы так думаете? - обернулась к нему Марья Ивановна. Секунды ей хватило, чтобы разгладить напрягшееся лицо мягкой улыбкой.

- Этот самострел принесла Кристина.

- Кристина!?

- Да.

- И где же она его взяла?

- Она сказала, что купила его в антикварном магазине специально для этого зала...

- Замечательный самострел... - проговорила Марья Ивановна, уже разглядывая широкую двустворчатую дверь красного дерева, занимавшую чуть ли не половину торцовой стены.

- Она ведет в часть ресторана, не имеющую прямого отношения к Кристине, - встал Эгисиани меж гостьей и дверью - К тому же там сейчас ведутся строительные работы.

- А к вам она имеет отношение?

- Конечно. После того, как ремонт будет закончен, а наше знакомство укрепится, мы непременно там повеселимся.

- А почему вы сказали "не имеющую прямого отношения к Кристине"? - спросила Марья Ивановна, посматривая на таинственную дверь - ей казалось, что за нею кто-то есть.

- Гм... Видите ли, люди творческие распространяют вокруг себя... ну, как бы вам сказать...

- Волны творчества? Или созидания?

- Да... И эти волны рождают в людях желание творить... И что-то еще, что-то дающее человеку возможность быть необыкновенным...

- Вы хотите сказать, что под влиянием Кристины вы принялись созидать? То есть делать что-то необыкновенное?

- Ну, не созидать, а придумывать оригинальные вещи.

Марья Ивановна хотела уточнить понятие "оригинальные вещи", но Эгисиани упредил ее:

- Так вы переоденетесь к обеду?

- Надо сначала посмотреть, что там у вас есть.

- В чем же вопрос, пойдемте, посмотрим.

В мужском отделении гардероба висели набедренные шкуры и накидки (Она усмехнулась, представив хозяина ресторана в непритязательном одеянии троглодита), кожаные с бахромой костюмы американских трапперов, английские и немецкие охотничьи одежды с иголочки и даже шерстяной наряд бедуина.

- Наденьте вот это! - игриво ткнула женщина в последний. И осеклась: она предложила мужчине сделать первый ход и если он сделает его, ей придется ответить.

Невозмутимо сняв с вешалки и перекинув через плечо бедуинское платье, Эгисиани распахнул створки дамского отделения. Марья Ивановна замерла, растерянно приоткрыв рот: в гардеробе висели преимущественно набедренные повязки из светлого каракуля и накидки из шкур ангорских коз.

Улыбнувшись ее реакции, Эгисиани со словами: - Видите ли, именно эти наряды пользуются повышенным спросом у подруг большинства моих друзей, - отодвинул их в сторону.

С облегчением Марья Ивановна увидела висевшие в глубине шкафа прозрачные одежды, видимо, считавшиеся нарядами амазонок и, не удержавшись, принялась их один за другим рассматривать.

- Вы выбирайте, а я пойду, переоденусь, - сказал Эгисиани, поощрительно улыбаясь. - Я постучу, когда вернусь. И имейте в виду, эти одежды дважды не используются.

- А в той комнате за красными дверями кто-нибудь есть? Я переоденусь, а потом войдут рабочие с длинной лестницей... - сказала Марья Ивановна и тотчас зарумянилась.

Смирнов ей как-то говорил, что по Фрейду лестница - это символ полового акта. А длинная лестница - символ полового акта, достающего до печенок.

- Никто, кроме меня, сюда не войдет, - улыбнулся. - По поводу вашего высочайшего визита, все отправлены домой, а ресторан закрыт.

Не дождавшись ответа, он поцеловал гостье руку и ушел.

Скоро она стояла перед зеркалом, облаченная в длинную голубую накидку, такие же трусики и лифчик.

"Убьет Смирнов, когда расскажу, - подумала она, поворачиваясь то так, то эдак. - Ну, ничего, куда он от меня денется? Ведь любит..."

Первостепенная черта всякой женщины, - как-то говорил ей Смирнов, - это умение быть признательной. Они с лихвой вознаграждают за щедрость и внимание. И, конечно же, Марья Ивановна переоделась в легкомысленные и многообещающие одежды не только потому, что они привлекли ее своей необычностью. Просто блеск алмаза, вставленного этим человеком в заколку, продолжал играть в ее сердце. Продолжал играть, призывая к благодарности и поощрению в его лице всех истинных мужчин.

Когда вошел Эгисиани - весь в белом, открыто лишь спокойное лицо, пригвожденное агатовыми глазами - Марья Ивановна возлежала на беломедвежьей шкуре. Головка ее покоилась на большой подушке, надежно прикрывавшей свирепые глаза и ужасные зубы лишенного плоти животного.

- Муж не заругает? - спросил Эгисиани, усевшись подле нее по-восточному.

- Посмотрим, - философски улыбнулась женщина и, не мешкая, взяла быка за рога:

- Вы знаете, Владимир, мне кажется, что вы знаете, как умерла Кристина. Насколько я поняла, последние месяцы перед смертью она вращалась в кругу ваших друзей, которые вряд ли занимались заготовками метел для московских дворников...

- Может быть, вы закажете что-нибудь? - попытался Эгисиани сменить тему. - Сегодня у нас пельмени с медвежатиной, кабаньи отбивные, оленина по-чухонски...

- Давайте оленину по-чухонски. Что это такое?

- Это тоже она придумала... Однажды явилась сюда заполночь, оживленная, вся освещенная внутренней красотой, и попросила всех отпустить. Я отпустил, и она, походив туда-сюда - вся в порыве, вся в будущем - предложила приготовить к ужину что-нибудь этакое. И тут же придумала сама. Повела на кухню, завязала мне полотенцем глаза и приказала готовить. Ну, я, пожал плечами и пошел к холодильнику. Взял первый попавшийся кусок мяса, порезал его на кусочки, положил в кастрюлю и начал сыпать и лить в нее все, что попадало под руку. Потом поставил на плиту, притушил немного, снял, сунул в духовку и принялся готовить подливу. А она, наблюдая за мной, звонко смеялась, иногда до слез хохотала... И записывала все мои действия... Через час мы ели... Не тут, а там, в большом зале, за центральным столиком.

Все было так чудесно... В какой-то момент мне показалось, что я, сжав кулаки и приглушив чувства, шел к этому ресторану только лишь затем, чтобы эта ночь с Кристиной состоялась...

Эгисиани помолчал, отстранено глядя на обнаженные ступни Марьи Ивановны и покачиваясь в такт своим мыслям.

- В ту ночь мы впервые легли... - продолжил он, смущенно улыбнувшись. - Все было так естественно... И я знал, и она, что это необычное полнотой единение будет единственным, мы знали - оно родит в душах необычайные силы, и мы сможем сделать то, что под силу одним лишь богам... И что всю жизнь мы будем стремиться, будем жаждать, чтобы подобное единение испытали и все те, кто дорог нам и кто способен испытывать.

Эта ночь изменила меня - с тех пор я не могу спать с женщинами... Нет, я могу лечь с ними в постель, но после первого же соприкосновения или поцелуя ухожу, убегаю. Понимание того, что простое, бесчувственное соитие, пусть не бесчувственное, пусть наполненное чем-то на четверть, на треть, на половину, отнимет у меня ту ночь, сделает ее бывшей, то есть умершей, наполняет мое тело дрожью и я бегу прочь от женщины. Нет, не от женщины, не от конкретной женщины, а от мысли, что эта смерть, смерть той ночи, может случиться по моей вине...