Цветы прорастают сквозь кости (СИ) - Страница 23

И когда двадцать лет спустя в обеденный перерыв Коля будничным голосом сообщил, что Смирнову избрали председателем Совета Коммун, я здорово напугала своих коллег, разревевшись в голос от радости. Они, конечно, не поняли, что для меня столь рядовое событие стало знаком. Знаком того, что права была она, а не я. Знаком того, что она -- умница и молодец, а я эгоистичная дура. Знаком того, что история перестала повторяться, и мы действительно вышли на новый уровень -- все мы, все человечество.

Само собой разумеется, внятно объяснить это посторонним я не могла, поэтому просто прибавила несколько очков к репутации странной женщины с темным прошлым.

Но уж к этому мне было не привыкать.

-- Почему я все-таки согласилась на предложение Матроса? Конечно, не из-за бреда про конец света, которым кормят друг друга отставные бюрократы. Отмирание государства неизбежно будет порождать обиженных из числа тех, кто много сил положил на его создание и укрепление, именно поэтому я всегда испытывала естественную настороженность к большому начальству, помня, что его рано или поздно придется упразднять. И вовсе не потому, что я всю жизнь "ждала приказа" или хотела вернуть дух сорок восьмого: уродом надо быть, чтобы желать своей стране еще раз пережить войну, голод и экономическую блокаду. Просто мне надо было разобраться самой изнутри, что же задумали старики-разбойники и какую это может представлять опасность для Коммун и всего человечества. Понимаете, они ведь не изменники какие-нибудь и не преступники, но в КОРДе тоже были честные революционеры, которые просто своеобразно понимали свой долг и неправильно оценили свои полномочия. А закончилось все в итоге большой кровью.

Словом, с чистыми документами и слегка подправленной биографией я и пришла к вам. Втерлась в доверие, обманула, можно сказать. Знаете, много написано о том, как тяжело глубоко законспирированному разведчику притворяться каждый день, обманывать, воспринимать как врагов тех, рядом с кем приходится жить и работать. Сомневаюсь. Какому-нибудь Зорге, испытывающему омерзение и ненависть к нацистам, мне кажется, обманывать и притворяться было относительно легко. А мне? Разве вы мне -- враги? Для чего же мне тогда вам лгать?

И совсем невыносимо стало, когда я поняла, что люблю Ю и что она любит меня. Для нее-то все было очень просто, светло и радостно, а я вдруг обнаружила, что за последние лет двадцать ни с кем не была до конца искренней. Ни с Матросом, ни с коллегами на заводе, ни с вами. Можно об этом на время забыть, рядом с той, кто тебя любит, но ощущение одиночества рано или поздно нагоняет и накрывает с головой. Впрочем, ладно, это мои личные тараканы, я про другое.

Матрос умер полгода назад. Какая-то рядовая ОРВИ, из тех, что сегодня бояться не принято, убила его в четыре дня, а я даже на похороны явиться не посмела. Проблема была в том, что связь со стариковским клубом я поддерживала исключительно через него, и за эти месяцы никто не вышел со мной на контакт. Понятия не имею, поумирали они там все, что ли, или вообще все это было дурацким розыгрышем. Смысл моего присутствия здесь, кажется, окончательно потерялся. Да и изначально это было весьма тухлой затеей: стоит мне только попасть в новости с каким-нибудь открытием -- наверняка найдутся те, кто хорошо знает мою реальную биографию, а это значит... черт его знает, что это теперь значит. Реального срока я, положим, и не получу, но все равно будет стыдно и неприятно.

Хотя вряд ли стыднее, чем объясняться с вами.

-- М-да, -- первым молчание нарушил Мика. -- Круто вы пожили. Мне тут, когда я только в "Интерсерч" пришел, рассказывали, какая у нас важная работа -- тени прошлого тревожить и скелеты из шкафов извлекать. Но мы, кажется, не там копаемся -- самое интересное не по бункерам и катакомбам прячется, а у людей в головах...

-- И что теперь? -- Токо, кажется, окончательно потеряла решимость.

-- Дети мои, я меньше всего хочу кому-то из вас причинить вред. Поэтому то, что происходит сейчас здесь, должно остаться между нами. Если эти упыри в своих гробах способны напакостить миру -- я уничтожу их лично. Вот только... Мика, что станет со всеми этими электронными человечками, когда наши трупы подохнут до конца?

-- Пока понятия не имею. Скорее всего -- они будут стерты попросту, энергию в такой системе надо экономить.

-- Токо, я обещаю тебе: если это понадобится -- мы придушим предателя с тобой вдвоем, в четыре руки. А если нет? Давай попробуем выяснить. В конце концов, ты была права: это похоже на бомбу, а с бомбами "Интерсерч" должен разбираться самостоятельно, на месте, иначе на кой черт мы вообще нужны? Мика, Ю? Вы сможете, не знаю, расковырять эти гробы, взломать, чтобы мы могли воздействовать на происходящее в них?

Пауза.

-- Если ты о том же, о чем я подумала, -- нужна хотя бы неделя, -- ответила Ю.

-- Мне надо сгонять в Ленинград, -- сказал Мика. -- Есть вариант сделать процесс быстрее и удобнее.

-- Да не вопрос, свяжемся с Центром, сообщим, что у нас тут исследования на сложной местности, -- улыбнулась я. -- Крымские горы, дети мои, это вам не Памир какой-нибудь, тут все очень сурово. Вы слышали, например, что в этом районе двадцать лет после войны казак из бывших беловских пластунов скрывался? "Партизанскую войну" вел -- водителей и туристов убивал, несколько раз даже в поселок спускался, целые семьи вырезал. Так его и не поймали, пока сам не сдох...

-- Что, правда, что ли? -- спросила недоверчиво Ясмина.

-- Конечно, нет, -- вздохнула я. -- Я только что выдумала. Просто надо проверить свое умение врать на голубом глазу...

"Бедненькая моя, а ведь я у тебя свинья без малейших признаков эмпатии. Тогда, полгода назад, как у тебя друг умер, вообще ничего не увидела и не заподозрила. Прости пожалуйста, а?" -- написала Ю в личку, заставив меня оборваться на полуслове.

-- Так, ма, не смей извиняться, -- категорично заявила Ясмина. -- Ты, между прочим, за нас воевала, кровь проливала, голодала и все такое. Если ты думаешь, что мы не понимаем, -- мы, конечно, ни черта не понимаем, потом что нас тогда еще не было, но мы в курсе, что должны тебе всю оставшуюся жизнь и всё такое.

Ясмину можно было во многом упрекнуть, но только не в избытке пиетета перед старшим поколением, так что слова ее шли, кажется, от самого сердца. Я хотела было ответить, но тут услышала еще один знакомый звук: Токо отсоединила магазин, уронила его себе под ноги, передернула затвор и с размаху швырнула автомат в стену.

Я облегченно выдохнула. Только сейчас до меня в полной мере начала доходить чудовищность ситуации, абсурдность реакций на нее и дикость наших диалогов под прицелом. Я попыталась представить, как бы вели себя здесь представители моего поколения. Неужели мы с ними настолько разные?

Кретины, рассуждающие про неизменность гнилой человеческой природы, даже жаль, что вы до нашего времени не дожили.

Токо тем временем села на прямо пол, обхватила гладко выбритую голову руками и прошептала на пороге слышимости:

-- Вы же мне этого теперь никогда не простите...

И тут меня снова, как при первом знакомстве с девочками, осенило. Я сначала подобрала автомат, а уж затем только подошла к Токо, положила его ей на колени, присела рядом на корточки и строгим голосом выговорила:

-- Кто так с оружием обращается? Еще раз -- и останешься без обеда.

Тут она обхватила меня за шею, едва не заставив потерять равновесие, и в голос заревела.

Заплакала, разумеется, и я. Да, в общем, в тот момент сухих глаз не осталось ни у кого. Плакала Лу, вставшая на колени и заключившая нас обеих в богатырские объятия. Плакал Мика, подняв очки на лоб и не стесняясь отчаянно тереть глаза. Плакала наверху Ю, размазывая слезы ладошкой по татуировке густого, насыщенного черного цвета (каждый раз, целуя ее лицо, я ожидала ощутить на губах горький вкус туши или чернил). И бегала вокруг нас, размахивая руками, Ясмина, в своей обычной манере выражая обуревающие ее чувства: