Цветы и тени (СИ) - Страница 47

— Кто вы? — повторила я уже громче.

Заржали лошади. Я шла вперед.

— Спокойно, — услышала я голос одного из вошедших. Он был гнусавым и совсем недружелюбным.

Я вдруг почувствовала жесткие опилки под своими ногами, стал острее запах лошадей и незнакомый резкий запах звериного пота. Нет! Я заставила себя вернуться в свое человеческое я, но волчица рвалась наружу. Эти трое были угрозой! Это было не так уж просто — помнить, что я человек. Ступать человеческими ногами. Слышать человеческими ушами.

— Кто вы? — Повторила я. — Что вы здесь делаете?

Между нами оставалось примерно десяток шагов. Ржали лошади. Я понимала, что еще немного — и сюда прибежит конюх, а может, и кто-то еще. Наверное, это было хорошо… для меня и для лошадей.

— Мы сейчас уйдем, — сказал один из них. Его голос дрожал.

Чтобы уйти, им надо было повернуться ко мне спиной и открыть дверь, которая захлопнулась, когда они вошли. По конюшне прокатилось низкое рычание. Я схватилась рукой за горло, останавливая дрожь. Нет, я не хотела становиться зверем. Не сейчас! Я хотела выяснить, кто эти оборотни и что они хотят.

Я подняла фонарь на вытянутой руке. Я хотела увидеть их тени. И увидела. Те самые странные звери — помесь собаки и кошки, волка и рыси.

— Зачем вы… — я запнулась. Что я хотела узнать? — Зачем вы убиваете лошадей? Нападете на людей? Почему?

— Дай нам уйти, — сказал тот, что говорил первым. — Мы не тронем тебя.

— Попробовали бы вы тронуть, — сказала я так тихо, что это походило на шипение.

Но они расслышали.

— Нас не так просто убить, как ты думаешь, волчица, — снова тот, второй.

— Я уже делала это, — рассмеялась я. — Я знаю ваше слабое место.

Я взмахнула свободной рукой, как будто сшибалаверхушку травы, и краем глаза увидела взмах огромной лапы, повторяющий мое движение.

— И у меня отличные челюсти, — добавила я на всякий случай.

— Чего ты хочешь? — спросил тот, гнусавый, что предлагал мне успокоиться.

— Правды, — ответила я. — Почему вы нападаете на людей? Почему вы убиваете? Я такая же как вы. Но я этого не делаю.

— Ты хорошо одета, — сказал гнусавый. — У тебя есть лошадь. Ты не такая же, как мы. А нам надо что-то есть. Летом мы охотимся. Осенью олени уходят на юг, мелкие грызуны впадают в спячку, птицы улетают. Зимой ничего нет. Ничего. Нам нечего есть.

Я прикусила губу. Вот оно что. Значит, они не горожане, не жители деревень. Они живут в лесу? Я вспомнила того мужчину, что вышел к нам с Тодором из леса. В них было что-то общее. Одичавший, неопрятный вид.

— Конины хватает дольше, чем баранины, — сказал тот, что молчал до сих пор. У него был самый молодой голос, и он дрожал — то ли от страха, то ли еще от чего. — Поэтому мы забиваем лошадей.

— А почему… — я снова замялась, выбирая правильный вопрос. — Почему вы не живете как люди? В деревне или в городе? Полно ведь работы. Тогда… не пришлось бы никого убивать.

Тот, второй, видимо, старший из них, ударил кулаком по стене.

— Много ты спрашиваешь, волчица! Или отпускай, или давай уже…кончай. Ты владеешь собой, а мы не можем.

Я опустила фонарь и вздохнула.

— Идите! Уходите!

Они развернулись, повозились с дверью и, наконец, выскочили наружу. Я подождала и вышла за ними. На снегу вокруг ограды человечьи следы мешались со звериными. Странно, неужели их было так много? Но почему в конюшню они вошли людьми, а не в зверином виде? Хотя… зверю сложнее справиться с дверью, оно и понятно. И денники, наверное, проще открывать человеческими руками.

Но почему я их отпустила? Наверное, если они пришли убивать лошадей, правильнее было бы… Что? Убить их? Но ведь они не нападали на меня, ничего не сделали. Очень сложно первой броситься на человека. Если бы они были в облике зверей, но ведь нет. Да и не должна я бросаться на людей. Я же не воин, в конце концов, а простая цветочница. Пусть и королевских кровей.

Я вернулась в конюшню и медленно побрела насквозь, ко второму выходу. Остановилась у денника Дыма, погладила его по теплой серой морде, пошла дальше, по своим следам. И увидела то, чего боялась. Четыре следа от волчьих лап. Глубокие, хорошо различимые в опилках. Я поставила свою ногу рядом с одним следом. Он был как раз такого же размера. Я и не думала, что моя тень такая огромная. Все это никак не желало укладываться в моей голове — то, что моя тень, просто тень, бегущая за мной по земле, может жить своей жизнью, оставлять отпечатки, охотиться, убивать. Я затоптала волчьи следы, разровняла опилки и поспешила обратно в дом.

Хозяин стоял у стойки и озабоченно смотрел на меня.

— Не думал, что вы так привязаны к своей лошади, леди Ровена.

Я со стуком поставила лампу на стойку.

— Там следы. У второго входа в конюшню. Я выглянула в окно и увидела… странное. Пошла проверить, но нашла только следы.

— Проклятые оборотни, гори они в черном огне! Никакого спасу от них нет! — Хозяин мигом выскочил из-за стойки и его крики разносились по всему этажу. — Миха, Петру — гоните по всем дворам, скажите, что оборотни снова в городе, может, успеем кого предупредить.

Я вернулась к себе и сразу же легла спать. Я не хотела знать, чем закончилась охота на тех, кого называют оборотнями. Значит, я все-таки одна из них. Но сама по себе звериная тень не делает человека оборотнем. Иначе не был бы генерал Зольдич старейшиной. Надо написать уже письмо ему, вот что, подумала я. Написать, все рассказать и попросить совета. Страшно, но другого выхода у меня, кажется, нет.

Из-за того, что я легла спать раньше обычного, я и проснулась рано. Так что едва рассвело, я уже собралась и была готова уезжать. Расплачиваясь с хозяином постоялого двора, как бы случайно спросила, как прошла ночь в городе. Он пожал плечами.

— Да вроде спокойно, но это ненадолго. В этот раз не наелись, нападут сегодня. Мы каждую ночь не можем не спать.

Я кивнула. Конечно, я понимала, что мой разговор с теми тремя — он касался только вчерашней ночи и все. Им надо есть, и они будут искать добычу. Хоть на дорогах, хоть в деревнях, хоть в городе.

Так что уезжала я из Шолда-Маре с грустными мыслями и тяжелым сердцем, а вернулась с еще одним грузом на сердце и новыми поводами для тоски. Но и этого белому огню оказалось мало.

Дома меня помимо радостного Тодора ждал пакет из питомника ранних цветов. Но конечно, сначала я рассказала Тодору, как доехала туда и обратно, как собрала букет, как жене примара сначала не понравились цветы, но как довольна была Мия. И горшок, конечно же, я привезла, пригодится еще, Мия не последняя наша двадцатилетка… И после разговоров я потребовала от Тодора, чтобы он шел домой.

— Леди Ровена, — просительно посмотрел он на меня. — А что за семена пришли? Мне же тоже хочется знать. Давайте распакуем вместе, а? Пожалуйста?

И что я должна была делать, глядя в его умоляющие глаза? В конце концов, распаковать вместе посылку — это не детей воспитывать. Да и раньше мы часто их вместе открывали. Никаких секретных семян там быть не должно. И не было у меня, по большому счету, в моих цветочных делах секретов от Тодора.

Я осторожно открыла пакет, внутри оказался мешочек из шерсти — чтобы семена не перемерзли — и письмо от Ангелика. Письмо я отложила, Ангелик имел привычку пересказывать мне сплетни о людях, чьи имена Тодору ничего не говорили и никогда не скажут, а мне было любопытно. А заказ я знала и без письма. Однако помимо обернутых в войлок мелких луковиц синих и желтых крокусов, смешных, похожих на крабов, клубеньков ранних ранункулюсов, я обнаружила мешочек с тремя луковицами мускари, которых не было в заказе и которые явно были не вложены взамен недостающих, а были присланы сами по себе.

Я открыла письмо. Пробежав наскоро приветствия и традиционные расспросы, я спустилась к списку моего заказа.

«А также, — писал Ангелик, — вкладываю три луковицы мускари драгоценнейшего сорта, выводимого мной последние годы. Я хотел получить нежные розовые полоски на кончиках лепестков, как румянец на бледных щеках девушки». Я улыбнулась при этих словах. В Ангелике, определенно, жил поэт и иногда выходил на свободу. «И вот наконец я закрепил этот цвет в цветах и выставляю на продажу новый сорт. И вам, леди Ровена, я высылаю три луковицы на пробу, потому что знаю — если вам он приглянется, то вы станете моим постоянным заказчиком. Полосатые мускари — большая редкость!» Конечно, редкость, вот только тут у нас, дорогой Ангелик, ценится вовсе не редкость. А яркость и запах. Хотя откуда это было знать Ангелику? Он хотел сделать мне приятное.