Цветы для Анюты (СИ) - Страница 10
В самолете я старательно прогонял образ плачущей мамы. Она умоляла меня не ездить Бог знает куда, и ее голос стоял пронзительным звоном в моих ушах. Я воткнул в них наушники и включил музыку погромче. Сопровождавший меня Борис изредка бросал в мою сторону короткие равнодушные взгляды, и, отвернувшись, сидел, уставившись перед собой. Он всегда смотрел прямо, и иногда казалось, что его голова вообще не двигается. За всю нашу поездку он ни разу не помог мне. Он лишь сопровождал меня словно телохранитель. Он был молчалив и очень быстро я оставил всякие попытки заговорить с ним.
По прибытию в аэропорту нас встретил мужчина. В дальнейшем он был для меня переводчиком. Помимо этого он подрабатывал еще и моей нянькой – всюду таскался за мной, не отпуская одного никуда, разве что в туалет, да и то стоял за дверью. Няньку звали Константин. В клинике я провел больше полугода. Это немного, чтобы встать на ноги, но позже я не раз возвращался, чтобы пройти различные процедуры. Жаль, мама не дождалась моих успехов – она умерла, так и не увидев, как я хожу. От переживаний и бессонных ночей у нее случился инсульт. У Аньки нашлась дальняя родственница по ее родной матери, которая забрала ее к себе. Больше мы с ней не виделись. Дело в том, что произошло еще одно событие, которое перевернуло вверх дном всю мою жизнь. Мой маленький мир, в котором я провел свое детство, и который так любил, был разрушен, разорен, словно набегом варваров. Я уже не знал, где заканчивается правда, и начинается ложь, я не знал, кто я сам, и я ли это вообще, или вся моя жизнь просто чья-то ирония? После инсульта мама еще три месяца боролась за жизнь. Она была очень слаба, и, как когда-то папа, с трудом говорила. Я тогда вернулся после первой поездки в клинику, но вместо того, чтобы ухаживать за мамой, просто нанял для нее сиделку. Я уже работал у Виталия, поэтому вполне мог это позволить.
В тот роковой день, за два дня до своей кончины, мама подозвала меня к себе. Слова давались ей с трудом, поэтому я был разозлен, когда она заговорила об Аньке. Мама просила меня не бросать сестру, и требовала, чтобы я пообещал ей это.
- Ты должен заботиться о ней, – говорила мама. – У нее, кроме тебя никого не останется. И у тебя, кроме нее, тоже. Вы останетесь совсем одни. Конечно, тетя Маша не бросит вас, но только вы сами сможете быть опорой друг другу.
- Не говори так, будто умираешь! – просил я, глотая слезы.
- Обещай мне, сынок, – не сдавалась мама. – Ты должен…
- Я ничего ей не должен! – упрямился я. – Мама, прошу тебя, пойми – я не люблю Аньку, и не считаю ее сестрой. Для меня она всегда будет приблудышем, плодом измены и предательства моего отца! Она чужая мне! Чужая!
- Она нам такая же дочь, как и ты сын, – холодно заявила мама. – Сынок, я не хочу тебе этого говорить, но…- мама сглотнула, выдержав паузу, в ее глазах появились слезы. – Ты наш сынок, и всегда им был. Мы с папой тебя очень любили…
- Так говоришь, словно я не родной вам, – буркнул я. Мама плотно закрыла глаза, и по ее щекам потекли слезы. Осознание горькой и жестокой правды пронзило мой разум. Ужас, сначала, жаром опалил мое тело, а затем выступил холодным потом на лбу.
- Мы долго не могли иметь детей, – набравшись сил, продолжила мама. Я не хотел слушать ее, но все же, сидел рядом, и слушал, заглушая собственный крик, готовый вырваться из груди. – Отчаявшись, мы посетили детский дом, и там наше внимание привлек один очень славный малыш. Полгодика всего. Круглый сирота.
- Хватит! – не выдержал я. – Я не хочу это слышать! – кричал я, рыдая почти навзрыд.
- Так у нас появился ты, – закончила мама.
Через два дня ее не стало. Я плохо помню похороны – я был подавлен и совершенно растерян. Помню, как выла Нютка, и как доктора кололи ей успокоительное, но я почти не помню себя. Я не помню, что делал, и как вел себя и что чувствовал. Я словно выпал из реальности, и погрузился в тяжелый, болезненный сон. Только работа помогла мне не сойти с ума. Я работал без выходных, и приходил домой почти ночью. Погруженный в горе и работу, я напрочь забыл про Аньку. Я не интересовался ее судьбой. Горе не объединило нас. Теперь, когда я узнал, что я не родной сын своих родителей, эта девочка стала для меня совершенно чужим человеком. Теперь-то я точно знал, что она мне не сестра, о чем я незамедлительно ей сообщил. В день последней нашей встречи мы разругались. Я не хотел говорить Аньке всю правду, но желание порвать с ней все родственные связи было слишком велико. Я жаждал оттолкнуть ее от себя как можно дальше, дав четко понять, что она мне никто.
После смерти мамы я как-то быстро пошел на поправку. Наверно, потому что изнемогал себя тренировками – я хотел заполнить всего себя физической болью, чтобы не ощущать душевной. Как только я стал делать первые шаги, Виталий принялся посвящать меня в свой бизнес, а вернее было бы сказать, втягивать. Его бизнес – это многочисленные рестораны, клубы и гостиницы по всей стране, и за рубежом, это небольшие фирмы, и много еще чего, во что он не спешил посвящать меня.
- Мне нужен помощник, - объяснял он. - Ты толковый и добросовестный парень, такой мне и нужен, - говорил он. Он лгал. Ему нужен был верный пес, а из меня получилась преданная собака, если учесть, чем я ему обязан. Я шел в добровольное рабство, ликуя и радуясь при этом. Поначалу моя работа была вполне безобидной, хотя и трудной, я выматывался, и вечером вырубался как убитый. У меня не было ни времени, ни сил на размышления о будущем. Я прожил так пять лет.
Сегодня я готовился отмечать свой двадцати трехлетний день рождения. К вечеру я забежал в ресторан, чтобы глянуть, как идет подготовка. Персонал засуетился, как только я вошел. Небось прохлаждались и ничерта не работали.
- Здравствуйте, Сергей Александрович! – хором заорали они. Я кивнул головой. – С днем рождения вас! – так же хором продолжили они.
- Благодарю, – коротко ответил я.
- Всем коллективом желаем вам… - я перебил их, махнув рукой.
- Дим, - обратился я к администратору, - проследи, чтобы к одиннадцати здесь никого не было.
- Будет сделано, – улыбнулся Дима – белобрысый парень с короткой стрижкой.
- И все должно быть готово к тому времени, – напомнил я.
- Разумеется, – ответил он. «Разумеется!». Я бросил на него короткий взгляд. Этот парень выполнял поручения с полуслова. Он напоминал мне меня самого. Верный песик. Мог бы стать им. Я уверен, что он бы хотел занять мое место. Я обошел помещение, убедиться в чистоте и порядке, затем снова вернулся к Димке.
- Как у нас с едой и выпивкой?
- Полный порядок! – отрапортовал Дмитрий. – Все закупили, всего хватает.
- Отлично.
В ресторан я вернулся уже ближе к полуночи, поэтому не сильно бы удивился, обнаружив, что гостей там нет. Плохой из меня именинник, недисциплинированный. Разве на свой день рождения опаздывают? Как только я появился, гости загудели – кто-то радостно, а кто-то возмущенно.
- Надеялся, что мы не дождемся, и уйдем? – пробасил Шкаф – так мы зовем Никиту за его метр девяносто роста и действительно, шкафообразную комплекцию. В нашей компании прозвища есть у всех – Крот, Сивый, Потрошитель (его отец работал когда-то мясником), Мозг, Чума и прочее. Ко мне обращаются исключительно по имени, поэтому могу только предполагать какое прозвище есть у меня.
В ресторане мы пробыли не более двух часов – проводив прекрасную половину по домам, мы отправились в клуб, который принадлежал Виталию. Иногда мне кажется, что не город – весь мир принадлежал ему.
Остаток ночи помню смутно – выпивка, поздравления, и на десерт шлюхи. Они были из того же клуба, и я знал их всех. Очень близко знал. Они наскучили мне, о чем я сообщил друзьям.
- Ты становишься привередой, хотя и мы не отказались бы от свеженького, - ответили они.
В клубах Виталия продавались не только наркотики, но и женщины. Конечно, только определенный круг посетителей имел доступ к этим товарам. С виду же клубы были вполне приличными заведениями, если конечно клубы вообще можно назвать таковыми.