Цветок Трех Миров - Страница 10

– А новый ШНыр? – спросила Рина.

Вадюша перестал щуриться:

– Легенда невнятная. Можно и так ее толковать, и эдак. Вроде бы Митяй предупреждал, что что-то может произойти с главной закладкой ШНыра, на которой все держится… И тогда единственное, что спасет ШНыр от гибели, – это великая закладка, которая находится на двушке и перенести которую в наш мир невозможно. Хорошенький поворот сюжета! Перенести невозможно, но она спасет! Все равно что сказать страдающему от хронической болезни: «Тебя спасет таблеточка, до которой ты никогда не доберешься!..» Ну все! Объявляю звонок!

Фраза «объявляю звонок!» стала в ШНыре хрестоматийной. Ею Вадюша обычно обозначал, что поток его красноречия иссяк и на сегодня пытка знаниями закончилась.

На другой день с утра Сашка, Рина и Фреда шли в Копытово полевой дорогой. Фреда шла помогать Яре с уборкой. Сашка же с Риной собирались отнести Гавру все пищевые отходы, которых должно было оказаться немало. Сашка рассказывал анекдот. Анекдот заканчивался фразой «Ну я пошла!» – сказала селедка».

Фреда долго смотрела на Сашку, пытаясь что-то осмыслить.

– «Ну я пошла!» – сказала селедка, – безнадежно повторил Сашка. – Понимаешь: пошла. Селедка пошла.

– И что тут смешного? У селедки же действительно нет ног! – с укором произнесла Фреда.

Рина предостерегающе толкнула Сашку локтем. Он что, забыл, что с Фредой нельзя шутить? Чувство юмора у нее отсутствовало начисто. И это был не недостаток, а особенность психики. Все шутки Фреда воспринимала буквально. Если сказать ей: «Я тебя убью!» – она могла шарахнуть из шнеппера. А что? Ей сказали, что убьют, – она приняла меры и защищалась. Слова «Я тебя съем!» она восприняла бы как угрозу каннибализма. И уж совсем было страшно представить, что произойдет, если какой-нибудь молодой человек в шутку скажет ей: «Я тебя обожаю!» Видимо, вернувшись вечером домой, он найдет на площадке смиренно сидящую на чемодане Фреду, которая пришла к нему насовсем, – ну а что еще делать, раз тебе такое сказали?

Продолжая тему, мысль Рины унеслась в заоблачные дали и добралась уже до Фрединых внуков, которые звонят бабушке по телефону и учат ее жить (телефон, разумеется, уже какой-нибудь голографический, вшитый в ухо, как чип у коровы), но тут она внезапно спохватилась, что вертит на пальце пушкинское кольцо. Рина отпустила кольцо и вновь обнаружила себя на лугу рядом с Сашкой и Фредой.

– Эй! – окликнул ее Сашка. И, видно, не в первый раз уже окликнул. – Смотри! Обычно здесь никто не ходит.

Впереди на тропинке, довольно далеко еще, стояла одинокая фигура. Было совершенно очевидно, что фигура не просто так стоит, но и ждет их. Сашке это не понравилось. Насколько он помнил, никакого свидания они здесь не назначали.

– Погоди, не спеши, – сказал он Рине, придерживая ее за плечо.

Фреда прошла метра три одна и оглянулась.

– А мне, стало быть, спешить можно? Я менее ценная? – поинтересовалась она.

– Нет, – успокоил ее Сашка. – Если на тебя нападут, у меня шнеппер. Я контролирую ситуацию.

Фреда презрительно хокнула:

– Очень мило! Он контролирует! Тогда пусти вперед свою Рину. И на мой шнеппер! Пали из двух во все живое!

– Да я не собирался!

– Да уж конечно! Где тебе?! И кстати, ты что, будешь стрелять в девушку? Потому что там вообще-то девушка стоит!

Сашка и сам уже разглядел, что фигурка на тропинке слишком грациозна для мужчины. «Фиа?» – подумал он со странным волнением. Но это была не Фиа, в чем он с облегчением убедился, приблизившись к ней шагов на двадцать.

– Привет! – сказала девушка, когда Сашка, шедший теперь первым, оказался рядом.

– Привет! – отозвался Сашка, настороженно разглядывая ее. Волосы пшеничные, на лице куча родинок, в мочках ушей сережки с голубым камнем. За спиной рюкзак, из которого торчат ласты.

– Вы шныры? Ну раз идете из ШНыра? – спросила девушка прямо и просто.

Рина с Сашкой переглянулись. О шнырах нельзя говорить просто так, если ты сам не шныр, не венд, не пнуец, не ведьмарь, не шаманщик и не миражист. И уж тем более нельзя сохранить в памяти местонахождение ШНыра. Недаром же когда-то Рина повторяла Мамасе по телефону: «Я в ШНыре, в ШНыре, в ШНыре!», и Мамася как попугай твердила про нож, который надо будет отстегнуть от ноги, когда ей будут вешать на грудь медаль за успехи во всех областях.

– Я знаю, что вы шныры, – сказала девушка. – Как там у Витяры дела?

– Пока неважно, – ответил Сашка настороженно. – Все роняет и больше лежит, чем ходит.

– Можно передать ему записку?

– Можно. Но не факт, что он ответит. Он имя свое вчера полтора часа писал. Пальцы не слушаются.

Девушка сбросила с плеч рюкзак, вытащила ласты, маску и наконец выудила тетрадь, свернутую в трубку и зачем-то упрятанную в маленькую герму.

– Вечно все мокнет. Сил никаких нет, – непонятно объяснила она, вырывая лист и начиная что-то быстро писать. Рина смотрела на подтеки воды на рюкзаке и что-то начинала соображать. Однако Фреда опередила ее.

– Ты Оля! – уверенно сообщила она.

Девушка вскинула голову.

– Тебе Витяра тоже про нее говорил? – уставившись на Фреду, воскликнула Рина. Она была почему-то убеждена, что Витяра поделился своим секретом с ней одной, потому что именно ее он попросил кормить пауков Бобу, Балеру и Басю, пока он болеет.

– Нет! Со мной никто не разговаривает! Я прокаженная! Все пинают меня ногами и повторяют: «Подай! Принеси! Пошла вон!» – сказала Фреда добрым голосом циркулярной пилы.

Девушка рассмеялась, чем спасла Рину, переключив внимание Фреды на себя:

– Да, я Оля. А ты Фреда!

– Откуда ты знаешь? – спросила Фреда подозрительно.

– Мы долго говорили с Витярой. Там, на берегу. Он рассказывал о ШНыре, о своих знакомых.

– А откуда ты знаешь, что я именно Фреда, а не Лара, например? Как он меня описал?

Оля замялась. Откуда ей было знать, что если Фреда начинает копать, то роет до центра Земли.

– Ну… э-э… он сказал, что у тебя характер такой… прямой и искренний.

– Трепло. Представляю, как это звучало! – отрезала Фреда, и где-то в пространстве на Витяре нарисовался громадный крест.

– А я кто? – спросила Рина.

– Ты Рина, – ответила Оля почти не задумываясь, потому что она уже снова писала.

– А меня ты как узнала? Тоже характер прямой и искренний?

– Нет. По веснушкам, – ответила Оля. – А Сашку я узнала, потому что он всегда рядом с тобой. Ты же Сашка?

– Александр, – сказал Сашка строго. Неужели все, чем он знаменит, это то, что он всегда рядом с Риной?

– Отлично, Александр! Тогда держите для Витяры записку! А вот это отдайте или ему, или сразу Суповне. Она же у вас цветы любит?

Оля оглянулась, проверяя, не смотрит ли на них кто чужой, и, сунув руку в боковой карман рюкзака, достала запотевший изнутри пластиковый контейнер. Придирчиво осмотрела его и, буркнув «Халтуру делают… течет…», открыла его. На ладонь к ней скользнул плоский камешек. Форма камешка была сглаженная, а множество мелких отверстий, похожих на оспины, были заполнены глиной. Из одной из оспин прорастал маленький белый цветок. Его центральная часть, состоящая из четырех приподнятых лепестков, была алой, а сердцевина ярко-желтой.

– Вот… Суповне передайте! И осторожнее там! Чтобы не попало сами знаете к кому. Уж больно плотно на меня насели, у себя оставлять боюсь. Можно, конечно, на берегу прикопать, да они все равно, если схватят, всю правду из меня вытянут. Я же не девочка-герой.

Оля перебросила камень с цветком Сашке. Сашка поймал его, опасаясь повредить растение.

– Не боись! Ничего ему не будет! Вот смотри! – Оля с силой дернула цветок за стебель, точно собиралась вырвать его из камня. Рина вскрикнула, однако ничего не произошло.

Рука Оли прошла насквозь. Ни один лепесток даже не шелохнулся. При этом цветок совершенно определенно был живой и материальный. Назвать его призрачным Сашка не рискнул бы. Напротив, в нем угадывалась та плотность, какая бывает лишь в последние мгновения перед нырком, когда пег несется к земле и мир вокруг кажется серым, выцветающим и картонным, менее реальным, чем твое преображающееся тело и грива пега. Запястью вдруг стало горячо. Сашка потянул рукав. На нерпи проступил череп.