Цветок на скале - Страница 2

Глядя на меняющиеся очертания облаков, плывущих по пронзительно-голубому небосводу, Хона погрузилась в воспоминания о том, сколько очарования и романтических грез внес в ее жизнь Пирс Сабре.

Он оказался рядом именно тогда, когда она так тосковала из-за отъезда родителей в Англию. Пирс прибыл в Сидней на двухмесячный отдых с острова Большая Земля, где его семья владела плантациями копры и кофе. После знакомства на одной вечеринке Пирс стал требовать, чтобы Хона посвящала ему все свое свободное время. Живя без родителей и очень по ним скучая, она добровольно подчинилась ему. Хона вздрагивала от радостного возбуждения всякий раз, когда слышала его голос в телефонной трубке. А он звонил постоянно, избавляя ее от томительного ожидания, — если не сегодня, то завтра, если не завтра, то в какой-либо иной ближайший день…

Они вместе ходили на пляж, на дискотеку, вместе плавали на яхте и ездили на автомобиле. Иногда они обедали в необычном ресторанчике при свете свечей, иногда брали с собой на пляж еду, в основном дары моря, и бутылку вина. Порой они пили и кофе на улице из толстых глиняных кружек, закусывая гамбургерами. Потом целовались, ссорились и мирились и, наконец, молчаливо соглашались, что их отношения вышли за рамки любовного приключения на время отпуска и должны иметь продолжение.

Двухмесячный отпуск Пирса продлился еще на месяц, потом еще и еще. Когда Хона удивлялась такому произвольному продлению отпуска. Пирс давал уклончивые объяснения.

— Милая, какой смысл заниматься бизнесом, если это не дает преимуществ свободного времяпрепровождения.

Она делала вид, что подобное разъяснение ее удовлетворяет, поскольку очень хотела побыть с ним как можно больше.

Только позднее — катастрофически поздно — она уразумела, как мало он сообщил ей о себе в ответ на ее исповедь о собственной жизни.

Копра и кофе. Судя по тому, как Пирс сорил деньгами, его доля в прибылях семейного предприятия была внушительной. Что Хона знала о прошлом Пирса помимо того, что они были почти ровесниками?

Только упоминание вскользь о нынешнем главе семейного бизнеса — кузене по имени Арно Лорд; о его вдовствующей матери, француженке, тете Пирса; более подробные сведения о его сестре-близняшке Дорис. Еще беглое описание поместья, которое с детства стало домом для него и Дорис — их родители утонули во время прогулки в море на яхте. Но этого было достаточно, пока они любили друг друга. Опять же позднее, оглянувшись в прошлое, она вспомнила, что Пирс, рассказывая о сестре, прибавил: «Она понравилась бы тебе, дорогая». Увы, он не сказал: «Она тебе понравится». А Хона восприняла это, как обещание Пирса познакомить ее с Дорис. После того, как Пирс исчез, какой-то посыльный вручил ей записку, написанную корявым почерком. Это было лаконичное послание в полтора десятка слов, из которых стало ясно, что он отвергает ее. «Дорогая, забудь и прости. В конце концов, мы ничем не обязаны друг другу», — писал он.

Она полагала, что он вернулся на Большую Землю, но искать его не стала. С тех пор прошло шесть месяцев, и душевные раны, которые он нанес ей, затянулись. Она благоразумно порвала со всем, что напоминало ей о нем, и спустя некоторое время принялась искать новое место работы. Хона нашла ее в австралийском филиале компании «Юниверсал никель холдинге», которая дала объявление о наличии двух вакансий секретарей-медиков. Одну из этих вакансий она получила, оставив прежний пост секретаря при группе сиднейских врачей.

Хона была направлена на одно из предприятий ЮНХ в северной части Нового Южного Уэльса. Зарплата и условия отпуска ее устраивали. Контракт был заключен на два года. Она должна была жить в бунгало с еще одной сотрудницей. Уже были сделаны последние приготовления к отъезду на север, когда руководство ЮНХ внезапно поменяло свои планы относительно нее.

Подходящий кандидат на вторую вакансию все еще не был найден. Но поскольку доктор Пейдж на Большой Земле остро нуждался в секретаре, то мисс Трой должна была оказать любезность и отправиться к нему.

Узнав об этом, мисс Трой была удручена. Она сделала слабую попытку обосновать свой отказ: дескать, хотела бы остаться на континенте, плохо знаю французский язык для работы на острове, принадлежащем Франции. В ответ ей был предъявлен ультиматум: либо она поедет туда, куда ее посылают, либо контракт с ней будет разорван. Единственная уступка, которую ей сделали, состояла в том, что она могла по истечении полугода попросить перевод в другое место, если не пожелает поселиться на острове. И каков же был ее ответ?

В конце концов, она не без колебаний сказала «да».

Служба оповещения авиалайнера прервала ее воспоминания. «Мы начинаем снижаться, — объявил диктор. — Как только самолет пройдет облачный покров, справа можно будет увидеть Порт-Маре. Мы совершим посадку в аэропорту Тутона приблизительно в 14.30. Пристегните, пожалуйста, ремни безопасности».

Действительно, через несколько минут облака рассеялись. Когда самолет сделал круг перед заходом на посадку, показалось море, столь же голубое и безмятежное, как небо. Первым впечатлением Хоны от кораллового острова была ослепительная белизна пенистого прибоя, пляжей и городских зданий. Контрастом ей служил цвет охры, в который были окрашены утесы и горы, желтизна саванн и темно-зеленые тропические леса острова. Здесь играли цвета всех оттенков.

Авиапассажиры получили разрешение на выход. Аэропорт Тутона, такой же безликий, как все аэропорты в мире, представлял собой комплекс зданий на бетонированной земле, каждое из которых выполняло определенную функцию. Пока пассажиры авиалайнера следовали за стюардессой к таможне, попутчик Хоны поравнялся с ней и, ловко подхватив ее чемодан, понес к месту назначения.

— Тутон в двадцати километрах от города, столько же до завода ЮНХ. Вас будут встречать? Доктор Пейдж, может быть? — спросил он.

— Не знаю. Я должна проживать в бунгало с еще одной сотрудницей ЮНХ. Возможно, она меня встретит.

— Хорошо. Но если нет, то я стану вашим личным шофером, с вашего разрешения. Если вы пройдете таможенный досмотр первой, то подождите меня в зале ожидания, если же первым буду я, то сделаю, то же самое.

На самом деле их чемоданы прошли досмотр одновременно. И они вместе пошли в зал ожидания. Там из репродуктора после характерного треска прозвучали слова на французском языке, среди которых Хона услышала свое имя. Она остановилась и коснулась рукава попутчика.

— Это объявление, видимо, для меня, — сказала она. — Мне послышалось собственное имя. Они повторят объявление?

— Теперь по-английски, — сказал он и замолчал, поскольку бесстрастный голос зазвучал вновь.

— Записка для мисс Хоны Трой на контрольно-пропускном пункте. Повторяю — для миссис Хоны Трой. На выходе!

— Записка для меня. Я — Хона Трой. Может быть, в ней написано… — Она запнулась, испуганная выражением лица своего попутчика.

Он помрачнел внезапно. Его глаза перестали излучать дружелюбие.

— Что случилось? Я сказала что-нибудь не так? — спросила она в замешательстве.

Он продолжал сверлить ее жестким взглядом:

— Ваше имя говорит мне о многом. Если вы все еще не понимаете, то, может быть, мое имя заставит вас задуматься — Арно Лорд. — Он сделал паузу, наблюдая за тем, какое впечатление произведут на нее его слова. — Смею думать, вы слышали мое имя прежде.

Она отшатнулась как от удара. Это было какое-то наваждение, несчастье, которого она не заслуживала. В самом начале своей новой жизни встретить члена семьи Пирса, сначала милого и готового помочь, а сейчас… сейчас — что? Стараясь казаться спокойной, она отметила:

— Да, слышала от вашего кузена Пирса, с которым я некоторое время встречалась в Сиднее.

— Вот именно. Хотя сказать «я встречалась некоторое время в Сиднее» значит не сказать ничего.

Хона сделала движение рукой, словно желая смахнуть паутину перед собой.

— Что вы имеете в виду, мистер Лорд? — возмутилась она.

— Я полагаю, вы знаете. Не лучше ли вам сходить за запиской?