Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ) - Страница 218

- Господин Тотмес, теперь ты сам видишь, какова воля Амона! – наступал он на верховного жреца. – Теперь Хепри – избранный, он не может быть лишен того, что было ему предназначено…

Тотмес хотел спросить – неужели почтенный жрец и в самом деле подразумевает, что Хепри было предназначено склонить к греху его невестку, но промолчал.

- Допустим, - сказал он. – Ты полагаешь, что следует потревожить фараона именно теперь – когда он особенно зол на нас? Показать ему, что даже в собственном городе он не может укрыться от власти Амона? Не кончится ли это именно тем, чем ты мне грозил: насилием над жрецами и храмами?

- Рамсес не так богат, как мы, и если мы объединимся… - начал Яхмес, но великий ясновидец остановил его.

- Это дело прежде всего твое, Яхмес, и ради освобождения одной наложницы храмы не поднимутся на царя. Не будь смешон.

- Ты уже обещал мне помощь! – воскликнул Яхмес.

Тотмес с неохотой кивнул.

- Да… к несчастью.

Он посмотрел на статую бога, слушавшую их разговор.

- Слово мое нельзя убавить или отменить, Яхмес, ты меня взял хитростью. Но помни, что ты будешь проклят богами, если по твоей вине фараон обрушится на слуг Амона. А это будет именно твоя вина.

Яхмес кивнул.

- Да.

Оба помолчали.

- Когда? – спросил второй хему нечер.

- Я бы предпочел подождать до Опета Амона, - сказал Тотмес.

Яхмес помотал головой.

- Это неразумно! С Меритамон может произойти все, что угодно, за эти месяцы!

- Я могу поручиться, что она впечатлит фараона, - быстро прибавил он; но подразумевал уже не Меритамон.

- Ты уже поручился за отцовство своего сына, - язвительно ответил верховный жрец. – Но я согласен и в этот раз. Ты думаешь везти эту женщину в Пер-Рамсес – так?

- Да, - несколько неуверенно ответил Яхмес. – Иного выхода нет.

- Ты сам это сделаешь? – спросил Тотмес. – После того, как фараон посмеялся над твоим сыном?..

- Нет, - прошептал Яхмес. – Нужно заслать другого жреца… такого, который не побоится это сделать, который будет предан нам…

Тотмес рассмеялся, опустив ладони на бедра.

- Я знаю лишь одного, в ком можно быть уверенным, говоря об этом деле, - сказал он.

Яхмес тотчас же понял, кого подразумевает верховный жрец, и это не вызвало у него никакого смеха. Напротив, второй пророк Амона пришел в восторг. Несомненно, именно так было предопределено!

- Мы зашлем Хепри! – воскликнул он. – Четвертого пророка Амона царь не сможет не принять! А кто будет более увлечен этим делом, нежели он!..

- Боюсь, как бы он не увлекся слишком, - сказал Тотмес.

Помолчал и прибавил, уже ожидаемо:

- Что ж, я склонюсь перед твоим решением и в третий раз, божественный отец.

Насмешка в его голосе была такой тонкой, что Яхмес скорее догадался о ней, чем услышал.

========== Часть 92 ==========

Меритамон жила обособленно, не заводя дружбы ни с кем из наложниц – впрочем, теперь она и была на особом положении, едва ли выгодном для себя. Слухи распространились почти мгновенно, и теперь для всех она была изменщицей.

Конечно, она была не единственной, кто в действительности изменял фараону; теперь Меритамон не сомневалась в этом. Но она была единственной, которую на этом поймали – хотя как раз она перед Рамсесом не провинилась…

Царица иногда посещала ее, но держалась дружески-отстраненно, и разговор быстро иссякал. Несколько раз Та-Рамсес приглашала ее на мероприятия, которые устраивались при дворе – фараон не сделал этого больше ни разу; но вскоре Меритамон оставили в покое, позволив ей жить затворницей. Ее живот вызывал слишком много толков.

Меритамон даже перестала понимать, что делается при дворе – в самом ли деле Хорнахт в опале, и почему. Конечно, она догадывалась, почему это может быть; но заговаривать об этих подозрениях даже с Та-Рамсес было слишком опасно для них обоих.

Меритамон знала, что ее мужа призывали ко двору и в тот же день отправили обратно: она могла себе представить, какое впечатление Менкауптах произвел на царя. Иногда она задумывалась, не счел ли Рамсес ее мужа слишком… никчемным, чтобы быть отцом ее ребенка. Фараон будет совершенно прав, если подумает так. Оставалось надеяться, что Меритамон перестала вызывать у Рамсеса интерес, что он придержал ее только из желания показать жрецам Амона свою власть… что он о ней забыл…

Ей иногда казалось, что жрецы ее тоже забыли.

Кто она такая, чтобы Тотмес и другие слуги бога рисковали ради нее своим положением, даже жизнью? Тотмес этого не сделает – Меритамон думала, что верховный жрец будет даже рад, что с нею так обошлись. Он не забыл о своей покойной дочери и никогда не забудет.

После таких мучительных размышлений ее охватывало безразличие, мысли обращались внутрь, к ребенку в ее утробе. Какое, в самом деле, значение имеют все остальные? Главное – родить его и вырастить здоровым и счастливым…

Но разве будет он счастлив здесь? Лишенный матери, как его бедный сводный брат, лишенный своих корней? Лишенный отца?

Анх-Осирис тоже был лишен отца; но это куда меньшая потеря.

Меритамон иногда осмеливалась замечтаться до такой степени, что надеялась вызволить из дворца и своего первого сына – но на это надежды было еще меньше, чем на собственное спасение. И ее старший ребенок уже начал казаться ей далеким, чужим, точно родился не в этой жизни и не у нее. Да и все это – пустые мечты. Что жрецы могут сделать против Рамсеса, своего бога?

Она с каким-то отвлеченным удивлением наблюдала, как растет ее живот. Как будто ребенок, которого она ждала, уже не принадлежал ей. Хотя так и было. Лучше не привязываться к нему совсем, чтобы меньше потом страдать, когда его отберут - Меритамон не сомневалась, что ее второе дитя разделит участь первого. Вне всякого сомнения, Рамсес не позволит ей самой воспитывать детей жрецов Амона.

Ее не пускали никуда и не позволяли ничего; и Меритамон чем дальше, тем лучше понимала Тамит, которая прожила в таком положении долгие годы. Тамит после этого стала способна на любое злодеяние. Иногда Меритамон казалось, что она тоже скоро станет способна на что угодно, только бы переменить свою судьбу.

Иногда она молилась, прося помощи небес, но бог всякий раз зажимал уши.

***

Хепри навестил мать вместе со своим покровителем Яхмесом. Тамит жила в доме при небольшом храме Амона на окраине Уасета. Никто из ее соседей не знал, что это за женщина; на земле жрецов жило множество людей, о которых никто ничего достоверно не знал, кроме самих жрецов.

Четвертый пророк Амона первым вошел в небольшую комнату, служившую Тамит спальней. Он волновался так, точно готовился к свиданию с возлюбленной.

Даже больше.

- Мама? – позвал он. Хепри вновь стал мальчиком в эти минуты, мальчиком, который вернулся домой…

Яхмес положил ему руку на плечо, и его ученик вздрогнул.

- Она должна быть дома – наверное, вышла в кладовую или прогуляться, - сказал старый жрец.

Хепри с ужасом обернулся к нему.

- А вы выпускаете ее гулять?

Яхмес сдвинул брови.

- Не ожидал таких слов от сына, - сказал он. – Что, по-твоему, следовало сделать с ней? Заковать в цепи?

Хепри угрюмо отвернулся. Яхмес не ожидал таких слов от сына, а Хепри никак не ожидал, что его мать превратится в проклятие для семьи Неб-Амона. Представляя, что Тамит снова получила свободу действий, юноша думал, что заковать ее в цепи было не такой плохой мыслью.

Он не знал, за что получил такую мать. Но дети не выбирают родителей.

Другой матери ему никто не даст…

- Мама? – снова позвал он, ступая вперед. И тут за дверью в глубине дома послышался шорох, и оттуда появилась Тамит.

Эта женщина поразила его, как поражала всегда и всех – но всякий раз по-разному. Она была стара, теперь бесповоротно стара: черные волосы пробила белизна, морщины на шее и лице уже не скрыла бы никакая косметика. Но это не мешало ей быть очень красивой.