Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ) - Страница 207

Она поужинала в саду вместе с То – Менкауптаха Меритамон не видела нигде и была рада его отсутствию. Потом госпожа еще долго сидела в саду, пока Ра-Атум не скрылся за горизонтом совсем и на небо не высыпали звезды.

Меритамон долго не спала в эту ночь – ворочалась, думая, что, может быть, в последний раз спит в своей спальне, в своей постели. Она гладила простыни, искусно скругленные ножки кровати, зарывалась лицом в подушки и снова плакала. Иногда ей казалось, что лучше бы ей и не видеть, не познать снова свое прошлое – чтобы не мучиться, когда все это останется позади. Потом Меритамон уснула, и опять спала допоздна.

Утром она встала мрачная и разбитая, и решила, не откладывая, отправляться к гробнице отца, чтобы еще успеть это сделать – ведь ей остался, должно быть, последний день здесь. Меритамон как раз шла в обеденный зал из купальни, когда ей навстречу выбежал слуга с сообщением, что внизу ее дожидается второй пророк Амона.

Меритамон бегом сбежала по лестнице, чуть не сшибив с ног старика, который дожидался ее у дверей. Она засмеялась от счастья, потом посерьезнела, увидев лицо Яхмеса. Он был спокоен, как всегда, но слишком, слишком суров. Напряжен.

Яхмес уже что-то сделал для нее или спланировал.

- Что такое, отец? – спросила Меритамон.

- Госпожа, могла бы ты сегодня отправиться на Запад – повидать отца? – спросил Яхмес, и от слов его повеяло зловещим смыслом, которого он сам в них не вкладывал. На Запад… Повидать отца…

- Конечно, - прошептала Меритамон.

- Я буду сопровождать тебя, - сказал второй хему нечер.

========== Глава 86 ==========

Меритамон везла отцу цветы как знак чистоты своего сердца. Еще она собрала свои дорогие украшения, те, что достались ей от матери – Меритамон знала, что великому ясновидцу захочется иметь рядом эти вещи, принадлежавшие его возлюбленной.

Если бы только ей было позволено любить так, как он.

Так, как ее матушка.

Второму пророку Амона не помешали взойти на борт ее лодки, занятой стражниками фараона. На него нельзя было поднять руку, как на каждого высшего жреца – и хотя многие из них заслуживали кары, Меритамон восхваляла такое положение дел. Без неприкосновенности жрецов-обманщиков не было бы и неприкосновенности добродетельных жрецов.

Господин Яхмес не говорил с нею, потому что они сидели на виду. Но она чувствовала, что жрец задумал что-то, связанное с отцовской гробницей… это было страшно, но выбора у нее не оставалось. Меритамон знала, что там, в городе мертвых, ее стражники будут еще более стеснены, чем в храме – этого места боялись все.

Она посмотрела в глаза старому жрецу, и он улыбнулся.

- Тебе следует посетить сегодня всех твоих родных, что покоятся на Западе, госпожа, - сказал господин Яхмес. – Ты долго пренебрегала ими, а они все любили и растили тебя.

- Да, непременно, - ответила она.

Меритамон обругала себя за непредусмотрительность – она не приготовила даров для умершей матери, а также для ее преданной Мерит-Хатхор, которая покоилась рядом. Но, может быть, эти женщины тоже не захотят даров, как и ее отец? Может быть, они нуждаются… в другом?

“Матушка, не осуди меня, - подумала Меритамон. – О милосерднейшая из женщин, неужели ты запретишь мне любить того, кого я люблю?..”

Она закрыла глаза и увидела лицо матери – с которого исчезли следы болезни. Ка-Нейт улыбалась ей, любящий и сияющий дух; как отец был духом могучим и властным. Она увидела их обнявшимися, прекрасными вместе - вот счастливые любящие. Меритамон теперь понимала, какая это редкая судьба.

“Не откажите в этом мне”.

Меритамон приказала подать ей и жрецу воды с вином и хлеба, чтобы подкрепиться перед тем, как отправляться в город. Она предчувствовала, что им понадобятся силы.

Лодка причалила к берегу, и Меритамон подали носилки; Яхмес должен был ехать отдельно, и, таким образом, для нее исчезла возможность приготовиться к тому, что ждало ее в городе мертвых. Она не могла потребовать, чтобы жрец сел к ней – он был мужчина, хоть и старый. Поэтому ей пришлось ехать в полном неведении.

Меритамон также плохо помнила, где расположены гробницы родителей, и опасалась заблудиться. Служанка, сидевшая в носилках рядом с ней, могла оказать ей небольшую помощь – То не бывала в городе мертвых вообще никогда.

Наконец дорога кончилась, носилки опустились. Меритамон выступила наружу и увидела, что стража, конечно же, не отстала ни на шаг. Ее и ее почтенного спутника взяли в грозное кольцо; молодая женщина принужденно рассмеялась.

- На что так стеречь меня здесь? Неужели вы думаете, что я убегу под землю и останусь там среди мертвых?

Она вдруг испугалась собственных слов.

Ей не ответили; делать послабления Меритамон явно не намеревались. Впрочем, она заметила, что стражникам так же неуютно здесь, как в Опете Амона, даже еще более. Это место пугало и ее. Сейчас было совсем еще светло, и тени от памятников и стел сделались от этого резкими и черными – и Меритамон казалось, что в каждой такой тени таится зло, которое обитает в этом месте смерти…

- Отец, я не помню дороги к гробницам родителей, - сказала она, взглянув на жреца, хотя больше всего ей хотелось унести отсюда ноги. Меритамон не понимала, что он задумал, и сейчас ей вдруг совершенно расхотелось это узнавать.

- Я тебя проведу, - ответил Яхмес. – Не бойся.

Он первым двинулся с места, не обращая, казалось, никакого внимания на вооруженных людей; и двое сильных воинов, стоявших у него на пути, не мешкая дали дорогу отрешенно-спокойному жрецу. Меритамон схватилась за руку То, и женщины последовали за своим проводником. Стражники следовали за ними, впрочем, они все остались позади… никто не спешил обогнать жреца. На Запад не торопятся.

Яхмес остановился около полузасыпанного песком довольно большого камня, на который Меритамон даже не обратила бы внимания.

- Отваливайте, - сказал он, повернувшись к стражникам, стоявшим за их спиной. Те несколько мгновений смотрели на жреца в изумлении, потом выполнили его распоряжение. Меритамон всегда поражала способность жрецов заставлять себя слушаться.

За камнем обнаружился низкий квадратный проем, за которым угадывалась лестница, уходящая вниз.

Жрец сунул руку в объемистую сумку, висевшую у него на боку, и достал два факела. Запалив один, он вручил его Меритамон и зажег от первого второй. Она ошеломленно смотрела на лицо второго пророка Амона через слепящий, колеблющийся заслон, все больше боясь того, что Яхмес для нее приготовил.

- Идем, госпожа, - сказал он. Повернулся к стражникам и сказал:

- Мы должны спуститься туда одни – это священный запрет. Никто не может тревожить дух великого ясновидца и его супруги, кроме их детей и посвященных.

Потом жрец стал спускаться вниз по лестнице; Меритамон только спустя несколько мгновений заставила себя последовать за его согбенной белой спиной и бритой головой. Как он мог ничего не бояться, даже фараона?

Вначале ей стало страшно, что стражники все-таки увяжутся за ними, но этого не случилось. Не только из страха перед богами… а еще и из страха перед мертвыми. Все знали, что потревоженные души бывают мстительны.

А когда темнота накрыла ее, Меритамон испугалась этого места. – Господин Яхмес! Постой! – выкрикнула она, и эхо повторило ее слова. Жрец остановился, хотя не обгонял ее и не спешил. Огонь факела в его руке жутковато расчертил его старое лицо, обозначив все морщины.

- Не кричи здесь, госпожа Меритамон, - сказал он.

- Мне страшно! – шепотом выкрикнула перепуганная женщина. Она попыталась схватить жреца за руку, но его рука была занята факелом.

- Ничего не бойся со мной, - сказал он. – Идем. Ты сделаешь нам хуже, если снова закричишь.

- Куда ты меня ведешь? – прошептала Меритамон, но жрец не ответил и, повернувшись, направился дальше. Меритамон помнила, что отец рассказывал ей об этом месте – оно полно ловушек для грабителей, и нужно очень хорошо уметь определять дорогу, чтобы выбраться отсюда безопасно. Она постаралась положиться на своего проводника, отбросив мысль о его старости… и коварстве жрецов. О служанке То, преданно следовавшей за нею, Меритамон едва ли вспомнила.