Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ) - Страница 202

========== Глава 83 ==========

Аменемхет поправился.

Он был теперь далеко не так красив, как до тюрьмы – похудел, мускулы опали, фигура стала почти мальчишеской. Только лицо было лицом пожившего и много перестрадавшего человека, и никуда не делись морщины, появившиеся еще в первый день заключения. Когда Аменемхет наконец испытал на себе все, что Тотмес несколько лет жаждал на нем выместить.

Странно – но Аменемхет даже тогда не думал и не сожалел о Неферу-Ра… Она была его проклятием, и он это проклятие избыл; вот и все, что осталось в его сердце от смерти жены. Ужас, стыд, отвращение просыпались в нем, когда Аменемхет вспоминал о том, как она рожала. Он больше не хотел думать о ней, никогда; ему навязали эту женщину, и она мучила его, пока боги не сжалились и Неферу-Ра не умерла…

Но Тотмес думал иначе.

Аменемхет помнил, как умело его довели до болезни – его вначале избили, потом сутки пытали голодом и жаждой, якобы затем, чтобы вызнать у него какие-то подробности о преступлениях, о которых он умолчал. Но Аменемхет прекрасно понимал, что Тотмес и так все знает – и только хочет помучить его. Потом его стали кормить тухлой рыбой и черствым хлебом, а воды давали по чашке в день; мыться же не давали вовсе, как и не убирали камеру. Вскоре Аменемхет почти начал желать смерти – если бы не знал, что его не похоронят должным образом, и его душе будут уготованы еще худшие муки, чем сейчас телу.

Но он был спасен, и знал, что не вернется туда, где едва не умер.

Когда он стал способен вставать, жрец попытался покинуть свою комнату и определить, где она находится. У порога ему преградил дорогу стражник, но Аменемхет не испугался… это была не храмовая тюрьма, место настоящего изуверства.

- Госпожа Меритамон, любимая наложница его величества, распорядилась, чтобы меня выпустили, - сказал он, просто чтобы испытать, насколько высоко царь ценит… услуги его сестры.

Стражник посторонился, и Аменемхет с улыбкой вышел.

Он босиком прошел по коридору, худой, бледный человек с лицом, едва напоминавшем о былой красоте. Но эта красота волновала его меньше, чем когда-либо. Просто иметь сытый желудок, здоровые руки и ноги и ясный рассудок… это уже было счастьем…

Аменемхет беспрепятственно вышел на крытую террасу, ограниченную спереди колоннадой. Жрец Амона с улыбкой оглядел это красивейшее место, напоминавшее заросли камыша у реки, запечатлевшие себя вместе со всею живностью в камне к удовлетворению своего владыки. На белых стенах тонко и искусно были нарисованы волны, яркий прибрежный тростник, птицы – а вот, несомненно, его величество, охотящийся на уток. Какой он молодой здесь и полный сил. Жрец с улыбкой провел пальцем по изображению фараона, думая, что Владыка Обеих Земель тоже старится, как и все смертные, как бы ни хотел вечно оставаться таким, каким его рисуют.

Интересно, насколько противно сестре терпеть его?

Аменемхет видел его величество несколько лет назад, когда был жив отец, и Рамсесу уже тогда было около пятидесяти… несомненно, он не стал лучше с годами. Будь Аменемхет женщиной, никогда не лег бы с ним. Как могла Меритамон это сделать? Неужели настолько любит своего падшего брата… или, скорее всего, она просто шлюха… Наверняка изменяла и своему мужу. Впрочем, Менкауптах был ничтожеством – хотя бы потому, что это терпел.

Аменемхет на его месте убил бы жену за такое.

Неизвестно, сколько он еще стоял бы, погрузившись в праздно-тревожные, но приятные раздумья, как вдруг услышал шаги за спиной. Две пары шагов – негромкий и осторожный перестук женских сандалий и громкий, властный стук мужских.

Аменемхет резко обернулся, уронив руку, которой гладил рисунок на стене, и увидел сестру и фараона.

Он так ошалел в первое мгновение, точно не знал до этой минуты, что находится во дворце его величества и сам является его собственностью. Потом Аменемхет упал на колени и уткнулся лбом в пол.

Он лежал так несколько мгновений, чувствуя, как стучит сердце и как мрамор холодит кожу; потом Аменемхету показалось неловким и унизительным оставаться в такой позе. Он знал, что подниматься нельзя, пока не прикажут, но поднял голову и исподлобья воззрился на царя и его наложницу.

Молодой человек рассеянно оглядел платье и драгоценности Меритамон, потом понял, что совершил огромную ошибку… и медленно, робко перевел взгляд на Рамсеса.

Фараон смотрел на него сверху вниз очень холодно, враждебно и удивленно… впрочем, удивления на его лице было меньше, чем враждебности. Очевидно, чего-то подобного он ожидал.

Его величество повернулся к Меритамон, никак не ответив на приветствие ее брата, и сказал:

- Я немедленно отправлю его обратно!

- Нет, повелитель, не делай этого, - нежно и бурно взмолилась Меритамон, и коленопреклоненный Аменемхет, удивленно наблюдавший эту сцену, вдруг осознал, что она имеет отношение к нему. Что это его судьба сейчас решается! Это его сейчас отправят в храмовую тюрьму, и он там умрет!..

Он попытался снова неловко склониться к ногам гневного фараона, не обращавшего на него внимания, потом понял, что это глупо; вскочил и отпрянул, задыхаясь.

- Не отсылай его! Он умрет! – воскликнула Меритамон.

Сестра сама упала на колени перед фараоном, с намного большей готовностью, чем Аменемхет, и это до странности быстро смягчило Рамсеса. Его лицо изменилось, потом он сам поднял ее, обняв за талию. Аменемхета стыдиться было нечего – это был ее брат, и это был не вполне человек. Преступник. Да разве живой бог стыдится когда-нибудь чего-нибудь?

- Хорошо, он может остаться, - сказал фараон, по-прежнему обращаясь к ней одной. – Но ты прикажешь ему не покидать его комнаты.

Рамсес улыбался, а Аменемхет не моргая смотрел на него и свою сестру. Рамсес поручает ей ее старшего брата. Он отдает Аменемхета своей наложнице, этой бесстыжей потаскухе, в полное распоряжение…

- Да, Великий Хор, - сказала Меритамон. – Он не ослушается меня. Позволь ему только хотя бы иногда… выходить на эту террасу. Мой брат так давно не видел солнца…

Рамсес молчал. Ему это не нравилось.

- Его может сопровождать стражник, - умоляюще сказала Меритамон. – Я сама прослежу за этим.

Аменемхет прикрыл глаза.

- Хорошо, - услышал он милостивое разрешение фараона. – Ты отвечаешь за этого преступника. Он твой.

Аменемхет пошатнулся.

Меритамон отошла от фараона, неохотно отпустившего ее, и прошептала брату в лицо:

- Немедленно возвращайся к себе.

Он попытался выразить взглядом свое презрение, но был сейчас намного более жалок, чем она, женщина.

- Ты понял? Пошел прочь, - сказала сестра. – Если ты еще раз покинешь комнату без моего ведома, тебя могут казнить.

Аменемхет опустил голову и побрел прочь, спиной чувствуя ее горящий взгляд и гнев фараона. В этот миг он жалел, что не умер там, в тюрьме. Его не бесчестили так, даже когда он лежал на вонючей подстилке в подземной камере, горя от лихорадки.

- Повелитель, может быть, отослать его? – прошептала Меритамон, все еще глядевшая брату вслед, даже когда он скрылся. – Может быть, его можно держать под стражей где-нибудь на юге?

- У меня не так много свободных поместий, чтобы предоставлять какое-нибудь из них преступнику, - сказал фараон, тоже внимательно смотревший вслед Аменемхету. – И мои люди также на счету. Я могу сослать его к пограничным постам на краю пустыни. Но там тяжелая жизнь, и если твой брат сбежит, с ним поступят очень сурово.

Меритамон вздрогнула.

- Его четвертуют, - сказал Рамсес, на лице которого теперь не было и тени добродушия. – Я не могу сказать, чтобы это было незаслуженно.

Молодая женщина закивала, потом закрыла лицо руками и всхлипнула.

- Не поступай так с ним…

- Если ты уследишь за ним – он на некоторое время сможет остаться во дворце, - сказал фараон. – Но позже я все равно сошлю его на юг.

Кажется, он укрепился в этом только что принятом решении.