Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ) - Страница 200

На его лице выразился такой ужас при упоминании верховного жреца, что сестра удовлетворенно кивнула.

- Превосходно. Знай, что сейчас ты не в тюрьме, а в дворцовом покое. Вернуться в подземелье для тебя смерть.

Она замолчала, захваченная этой возможностью. Меритамон опустила ресницы, чтобы погасить злой блеск глаз, потом продолжила:

- Ты здесь, потому что такой совет дал врач. Тебе дал послабление фараон, но стоит тебе рассердить его или меня… тебе придется плохо, - покачав головой, закончила она. – Ты понял?

- Сестра, кто твой покровитель? – спросил Аменемхет. Еще на середине этой фразы он понял, кто. Ну конечно. Его величество в свои пятьдесят с лишним лет не постеснялся отнять жену у жреца, потому что не может совладать со своей похотью. Именно так сказал бы отец.

- Я наложница фараона, - ответила Меритамон. Это прозвучало почти горделиво. Что ж, это действительно очень большая честь, вяло подумал Аменемхет. Гордись, сестрица… Как хорошо, что отец и мать мертвы…

- Понятно, - сказал Аменемхет. – Ты сама себя ему предложила? Интересно, к чему он принуждает тебя… стоит ли моя ничтожная жизнь такого терпения?..

Его голова мотнулась, слабая речь пресеклась; Аменемхет улыбнулся, несмотря на то, что никогда еще не получал пощечин от женщины.

- Ты меня не слышал? – прошипела Меритамон ему в лицо, дыша медом с примесью каких-то пряностей. – Ты не понял, что стоит мне рассердиться, как ты окажешься в такой же яме, как та, откуда тебя извлекли?..

Аменемхет кивнул.

- Отец гордился бы тобой, наверное, - пробормотал он. – Воображаю, как ты сама довольна своим положе…

Меритамон вскочила.

- Еще одно слово об отце – и ты можешь считать себя мертвецом! – крикнула она в ярости. – Убийца! Мерзавец! Я и помыслить не могла, что мой брат настолько лишится стыда!

Аменемхет снова кивнул.

- И я помыслить не мог, что увижу свою сестру… такой госпожой, - со слабой язвительной улыбкой сказал он. – Прошу простить меня, госпожа Меритамон, женщина фараона…

Она усмехнулась.

- Твои извинения не приняты. Ты негодяй, которого не стоило спасать. Подумай, как ты предложишь богам свое сердце! - сказала Меритамон, глядя на него с гневом и слезами на глазах. – Неужели ты действительно не понимаешь, что ты натворил?..

Аменемхет отвернулся.

Лежа с закрытыми глазами, он чувствовал, что сестра еще некоторое время стояла около него, потом раздались быстрые шаги и грохот захлопнувшейся двери. Он вздрогнул, потом улыбнулся, не открывая глаз.

Аменемхет знал, что сестра не отправит его обратно, как бы ни грозилась это сделать.

* Кто знаком с романом “Фараон” Болеслава Пруса, должны вспомнить аналогичные конфликты между жрецами Амона и молодым фараоном; они точно так же отбивали друг у друга узника – грека Ликона, виновного в убийстве сына царя от наложницы.

========== Глава 82 ==========

Меритамон хорошо переносила беременность – скоро ее состояние стало совершенно очевидным для нее, но не из-за болезненных проявлений. Однако, кроме нее, никто не знал о том, что с нею происходит; не знал и Рамсес, призывавший ее на свое ложе почти каждую ночь. Это было менее тягостно, чем Меритамон думала – царь умел обращаться с женщинами; и она искренне улыбалась ему, искренне вздыхала и стонала в его объятиях, и охотно смеялась его грубоватым шуткам и отвечала на расспросы о своей прежней жизни.

Она чувствовала себя двумя женщинами сразу.

Одна была любимой женщиной фараона, гордо сидевшей у его ног во время празднеств, снисходительно принимавшей преклонение придворных и с удовольствием участвовавшей во всех предприятиях при дворе. Другая была несчастной сестрой, обездоленной дочерью и матерью и разлученной с милым возлюбленной. Эту вторую женщину Меритамон заставляла молчать. У нее не было другого выхода. Даже юная царевна Та-Рамсес, наиболее расположенная к ней при дворе, никогда не поняла бы ее.

Единственный, кто мог бы понять ее, был тот, кого Меритамон никогда больше не увидит.

Она, однако, воспользовалась тем, что никто не знал о ее беременности, и выговорила себе пятидневный отдых от царской постели. Это даже необходимо было сделать, чтобы Рамсес ничего не понял и не переменил своего отношения к ней. Меритамон не подумала, что скоро ей придется открыть свое состояние – и тогда ее ложь может обернуться против нее…

Она уразумела, что напрасно слукавила, только тогда, когда впервые за неделю после того, как пришла к царю, встретила ночь в собственной постели. Меритамон лежала без сна и думала, что фараон может охладеть к ней. Что она будет делать тогда? Что будет с ее братом? Аменемхет выздоравливал, но если Рамсес разгневается, он может переменить свое решение насчет него, и тогда ее брат умрет.

Она не хотела этого, хотя брат стал редкостным негодяем.

Меритамон не ожидала, что ее позовут к его величеству в один из этих пяти дней, но, к ее изумлению, это произошло. За нею явился вестник, сказавший, что его величество желает видеть ее на обеде, который устраивает в честь окончания строительства одного из собственных храмов…

Она не посмела ничего спросить и только выговорила себе время, чтобы совершить омовение и переодеться должным образом. К царю – сейчас? Но ведь она сейчас не может… и она сейчас нечиста; разве Рамсес не понял того, что она сказала?

Меритамон явилась на пир раньше царя, как это было в обычае у придворных. Она заметила, что Идут среди приглашенных по-прежнему нет. При ее появлении тут же встали несколько молодых господ, которые поклонились ей; Меритамон ответила кивком и сама низко поклонилась главной царице и царевне Та-Рамсес, которых заметила в зале.

Девушка приветливо улыбнулась ей, а царица чуть склонила голову.

Меритамон опустилась на подушку, рассеянно глядя, как ей ловко наливают вино и подают закуски. Она чувствовала себя хорошо, только была возбуждена так, что ей стало жарко. Что будет на этом празднестве? Чего захочет от нее Рамсес?

Тут раздались шаги вестника и его громкий голос, выкрикивавший титулы фараона. Все присутствующие простерлись ниц, кто где стоял или сидел.

Выпрямившись, Меритамон увидела, что царь прошел к тронному возвышению, где воссел рядом с царицей; у нее вдруг выступили на глазах слезы обиды, хотя она знала, что иначе быть не может. Но зачем тогда ее позвали?..

Рамсес, казалось, вовсе не обращал на нее внимания. Побеседовав с царицей, он громко призвал присутствующих к молчанию, после чего принялся, гордо улыбаясь, восхвалять себя и восхищаться новым храмом в свою честь. Он говорил так, точно над этой постройкой не трудились ни строители, ни зодчие, а он воздвиг ее единственно своею божественной волей…

Потом Рамсес сказал, что храм будет освящен сегодня после празднества, и широким жестом показал на сидевших в зале жрецов. Меритамон только после этих слов обратила на них внимание… и вдруг обмерла от изумления.

Она заметила среди этих жрецов своего бывшего свекра. Конечно, ведь это очень важный человек. Она все время забывала о его значимости, потому что держался второй хему нечер всегда очень просто.

Меритамон смотрела и смотрела на него с мольбой, забыв о фараоне, радуясь этому родному лицу. Только бы старый жрец понял ее и утешил!..

Второй пророк Амона казался занятым беседой, но некоторое время спустя что-то заставило его повернуть голову к бывшей невестке. Может, он почувствовал ее немой призыв. Меритамон больше всего боялась, что на его лице появится осуждение или отвращение… что он знает о ней?..

Старик коротко и сдержанно поклонился ей. На его лице была разве что печаль, но никак не осуждение. Но Меритамон поняла, что сам он с нею не заговорит.

Тогда молодая женщина поднялась и пробралась к жрецу между пирующих; ей все давали дорогу, и все смотрели с восхищением. Но ей были безразличны суждения придворных. Все, что она хотела услышать, было осуждение или одобрение этого человека высочайшей добродетели.