Цветок эдельвейса или под сенью львиной лапы (СИ) - Страница 1

В тёмном зале на каменном стуле, больше напоминающем старинный трон, сидел мужчина. Казалось, что он одна из тех статуй, что охраняют вход в парк императора. Но вот он пошевелился и стало ясно, что он из крови и плоти.

— Я не сдамся, слышишь, Вельшарун? Ты ещё придёшь ко мне…

Он замолчал, а где-то в гулкой тишине на краю слуха был слышен тихий смех…

С трудом я встала с колен, кряхтя и разминая успевшие затечь ноги. Проклятая сережка закатилась далеко под приступку, пришлось добрый десяток минут потратить на то, чтобы достать её оттуда.

Старые кости чуточку поднывали, верный признак того, что ясная нынче погода сменится ненастьем.

Вздохнула сквозь остатки зубов, с каждым годом их становилось все меньше, сейчас я могла языком нащупать их не более двадцати, ещё немного и придётся питаться перетертой пищей.

Подошла к ведру с водой, из зеркальной глади на меня взглянула седая и сморщенная женщина уже довольно преклонных лет. Её глаза были бесцветны, а кожа покрыта пигментными пятнами и напоминала старое печёное яблоко. Руки, похожие на птичьи лапки, высохшие и обтянутые пергаментной кожей и ноги со вспухшими коленями, причиняющие боль при любом движении. Да, это я — Туайя Вирс.

Натянула на жидкий боб из длинных и полностью седых волос платок и вышла из дома.

Не стала никого предупреждать о своём уходе, батюшка, скорее всего, в своей мастерской, строгает заказчику очередной гроб, матушка же либо у сестры, либо в своём маленьком садике.

Иногда отец так внимательно смотрит на меня, что я боюсь, что он мысленно снимает мерки или, того больше, сколоченное посмертное ложе для меня уже готово и ждёт моей смерти. Судя по моему внешнему виду, костлявая скоро заключит меня в холодные объятия. Вопрос недолгого времени.

Впереди показалась стайка ребятишек от мала до подростков, заводила — пегенький мальчишка лет четырнадцати — крикнул мне в лицо, после того как ватага нагнала меня, идущую медленными осторожными шагами:

— Тайка-старуха, на тебе в ухо!!!

А остальные разбойники подхватили:

— Тайка — страшная, Тайка — дура!

И, радостно смеясь, бросились врассыпную от моего сухонького кулачка, которым я грозилась им вслед.

Мои бывшие приятели по играм теперь стали моими ревностными гонителями.

Что ж поделать, они знали меня ещё до всех этих событий. И не поняли дурачьё, что именно подобное поведение сыграло со мной роковую шутку.

В тот, такой же ясный и солнечный день, два года назад в наш городишко на севере страны в пограничной зоне, приехал настоящий бродячий цирк, поговаривали, что в их труппе имеются маги.

Приезд цирка событие из ряда вон выходящее, даже суровые солдаты под разными предлогами добывали себе выходные и шли на преставления, а уж детвора и подавно оккупировала небольшой заборчик, окружавший кибитки приезжих артистов.

Мне тогда было шестнадцать лет, учеба впрок не шла, да и единственная школа была переполнена, и девочек должны были брать только на следующий год, а пока я училась дома. Математику мне преподавала мама, бывшая выпускница заведения благородных девиц, основы правописания и чтения показывал отец, остальным предметам обучали приглашённые учителя, в силу низкой заработной платы, бравшиеся за любую подработку. Но часто, раздевшись и вдоволь пообщавшись с моей мамой, поднявшийся наверх учитель не заставал меня в учебной комнате, я сбегала через окно — навстречу своим приятелям и нашему праздному времяпрепровождению.

Во время выступления цирка мне казалось кощунственным сидеть взаперти и повторять за таргой Мранец склонения глагола или стороны света.

Я и моя банда с утра уже караулили возможность прошмыгнуть через забор и затаиться в шатре, чтобы бесплатно увидеть чудесное выступление.

Маленький шестилетка Корни уже был там и иногда выглядывал сквозь прореху в ткани и махал нам рукой, мол, идите быстрее.

Наконец, боги мне улыбнулись, верзила охранявший вход, встал и ушёл вдоль по улице, иногда оборачиваясь и посматривая на нас. Долго меня упрашивать не пришлось, как только он в очередной раз отвернулся, я совершенно неприлично подняла подол и рванула через заборчик, подбежала ко входу и уже собиралась пройти внутрь, как споткнулась и буквально сбила с ног пожилую некрасивую женщину, вышедшую с тканевыми мячиками в руках. Яркие мячики рассыпались и радостно поскакали по траве.

— Чтоб тебя упыри сожрали, девка, чтоб твои глаза повылазили, смотри куда прешь!

Я первая смогла подняться с земли и вместо того, чтобы помочь женщине, пхнула несколько шаров подальше и сказала:

— Если бы я была слепа, я хотя бы не глазела на твоё уродство, старуха, — и засмеялась.

Та внезапно прекратила сыпать ругательствами, и исподлобья посмотрела на меня, а потом неожиданно прытко оказалась рядом и схватила за запястье, напрасно я пыталась вытащить руку и сбежать. Липкий противный страх завладел мною, все что я могла это только не поддаваться панике и не орать во весь голос.

— Ты считаешь, что вправе оскорблять меня, Туайя?

Я вздрогнула: откуда она знает моё имя? Хотела спросить, но язык не слушал меня. А старуха продолжала мелодичным речитативом:

— Узнаешь каково это быть старой! И месяца не пройдёт, язык твой поганый ничего больше сказать не сможет, если не откроешь истину — умрешь.

И она резко отпустила меня, я чуть не упала, а потом я повернулась и рванула в город, бросив своих мальчишек, со страхом и любопытством наблюдавших всю эту сцену.

С того момента я не смогла произнести ни единого слова, вот где пригодились навыки письма и чтения. Общаться с родными пришлось записками. Встревоженная мать пригласила нескольких лекарей, в том числе и военного, но никто не смог помочь. А уж когда я стареть начала, то и вовсе рекомендовали отдать меня жрецам. Цирк уехал через неделю, а ещё через месяц я стала такой, какая я сейчас — семидесятилетней старухой с душой шестнадцатилетней девушки. Сложнее всего было смириться со своим нынешним физическим телом, но и это произошло. Шло время, а заклятье только набирало силу.

Родители не выгнали меня, но не оставили попыток исправить мою ошибку. В ход пошли деревенские знахарки и травница. Два года бесплодных попыток.

Одна из них на приёме сказала интересную вещь: что возможно была применена магия смерти, а значит, что только некромант и может вернуть мне мою юность.

Эта мысль прочно засела мне в голову. Беда в том, что я не знала ни одного некроманта.

Они не были вне закона, но и открыто их магия не поощрялась, поэтому селились они уединенно и найти их было непросто.

Родителям я ничего не сказала, но с тех пор стала копить средства на мою авантюру. Тело дряхлело стремительно и времени ждать у меня не было.

Сегодня я снова шла продавать подарок отца: сапфировые сережки в серебре. Стоили недорого, но за монеты получить еду проще.

Мой план был несложен: найти подходящего некроманта и узнать рецепт возвращения своей молодости обратно. Для этого я хотела доехать до Шурана — самого близкого крупного города в нашем крае.

В ювелирной лавке было прохладно, толстые каменные стены казалось могут выдержать удар тараном и устоять. Я медленно перешагнула через порог, аккуратно прикрыла дверь и повернулась к прилавку. Меня ждал неожиданный сюрприз, возле лавочника стоял мой отец и смотрел с непонятным выражением лица на то, как я, стараясь держать невозмутимым лицо, подхожу к ним.

— Что ты здесь делаешь, Туайя? — грозно спросил меня отец.

Я достала из кармана огрызок карандаша и потрёпанный блокнот и написала:

"А ты?"

— Я жду тебя. Ммон, — отец кивнул на лавочника, — рассказал мне, что ты распродаешь мои подарки.

Я покраснела, мне было стыдно, что открылись не красящие меня подробности.