Цветочная романтика (СИ) - Страница 94
И второй его сын поступил своевольно. На этот раз Фугаку чувствует, что это Саске. Тьма сущностной силы его сыновей оказывается разной: у Итачи она завораживающая, а у Саске — необъятная. Как-то так. Саске поставил метку на своей омеге, а пламя собирается скрепить этот союз. Фугаку-то всё равно, лишь бы его сыновья были счастливы, но клан не поймёт, посчитав, что это какая-то личная авантюра отчаявшегося главы.
Припоминая Предков всуе, бочком теснится вдоль стены. Прямо под его ногами Бездна — дышащая жаром и полыхающая ярким огнем. Бездна подле Тьмы? Наверное, даже Мадара-сама не был свидетелем подобного явления.
В какой-то момент альфе даже кажется, что в её глубине он видит молодого мужчину с длинными алыми волосами… Десятый своим негодованием едва не вышибает из него дух, и Фугаку устало опирается о дверной косяк, так и эдак заглядывая в комнату сквозь маленькую щёлку.
Испытывает неловкость, получается, подсматривая за целующейся парой, но Фугаку как главу клана более интересует иная сторона этого союза. Левая, на которой он видит метку — большую и отчетливую, не позволяющую усомниться в истинности пары.
Альфа хмурит брови и покусывает губы. Даже пальцем медленно тычет, шепча, доходя до одной и той же цифры и снова начиная сначала. В истинности Саске и Наруто он убеждён, а вот в то, что затеняет ему обзор, поверить… сложно.
— Девять, Фугаку, — мужчина вздрагивает, словно вор, которого застали с сейфом в руках. — Хвостов девять, и все они лисьи.
— Может, опять показалось? — с надеждой в голосе спрашивает глава клана, на что достопочтенная Микото-сан, назидательно скрещивая руки на груди, отрицательно качает головой. Мужчина глубоко выдыхает: значит, омеги-китсунэ, да?
«А могло ли быть иначе, глава?» — отдается в его сущности мягким, многообещающим шёпотом тьмы.
========== Об окончании цветочной истории. ==========
Два года спустя
— Sweet dreams are made of this. Who am I to disagree? — ритмично льётся из мощных динамиков, и Акасуна, прибавляя скорости, фыркает. Навевает воспоминания, однако не то чтобы неприятные… скорее, из разряда тех, которые волей-неволей хранишь в памяти всю жизнь.
Сасори не собирался возвращаться в Токио, уже больше года успешно прокладывая себе путь на подмостках Голливуда, но старый знакомый, с которым они делили университетскую скамью и комнату в общежитии, пригласил его на свою свадьбу, и альфа подумал, что отказываться как-то негоже. Сворачивая на тянущуюся вдоль песчаного берега трассу, Акасуна снова фыркает, припоминая, что последний раз он был в столице именно из-за свадьбы. Правда, в тот раз его друг выходил замуж.
Полученное приглашение от имени брачующихся Учиха Итачи и Узумаки Дейдары Сасори сразу же выбросил в мусор, приняв его за чистой воды издевательство. Спустя пару дней он резко передумал, посчитав, что как друг, а не бывший любовник, действительно может быть желанным гостем на празднестве. В конце концов, Дейдара был ему дорог, и альфа искренне желал омеге счастья, пусть так и не смог примириться с его выбором.
На него косо смотрели и даже откровенно тыкали в него пальцами, перешёптываясь, причём всё это исходило от бет в замызганных робах, вентилирующих масках и с огромными черпаками в руках. Акасуна же, наплевав на ничего не понимающих в делах сущностных бет, стойко рылся в огромном отсеке с бумажным мусором, зарекаясь отныне не пренебрегать пометками на контейнерах. Приглашение он нашёл. Правда, помятое и потерявшее товарный вид, зато именное, без которого вход на торжество ему был заказан.
Акасуна купил подарок и даже с каким-то нетерпением ожидал дня свадьбы, вечерами тренируя свою сущностную выдержку. С него могло статься: придя с миролюбивым настоем, он, выпив и проникнувшись духом соперничества, мог попытаться похитить омегу или же устроить разборки с его альфой. Портить столь важный для возлюбленного день своими порывами Сасори не собирался, поэтому долго и тщательно отрабатывал сущностную бесстрастность и внешнее спокойствие.
В день бракосочетания он, одетый в новейший костюм и с подарком под мышкой, остановился у порога собственного дома, но так и не смог его переступить. Думать о том, что к алтарю твоего возлюбленного поведёт другой — это одно, а знать, что через пару часов ты станешь свидетелем сего — совершенно другое.
Сущность была категорично против, предупреждая, что за себя она не ручается, но Акасуна, около получаса пометавшись по дому, всё-таки собрался и поехал. И… В общем, ничего выходящего сверх каких-то там рамок не произошло.
Учиха конечно же видеть его был не особо рад, но супругу на уступки пошёл, а Дей… Ну, Дейдаре всегда было плевать на высший свет и его заморочки, вследствие чего Акасуна оказался чуть ли не самым почтенным гостем, будучи представленным дюжине омег в активном поиске. Дей переживал за него, и Акасуну это согревало пусть и грустным, зато настоящим, осязаемым теплом. Простившись с молодожёнами и заверив омегу, что он обязательно будет наведываться в гости, Сасори уехал в штаты и больше в столице не появлялся. Можно сказать, что он сбежал от мучившего его прошлого и неизвестного будущего, в котором не было его возлюбленного, вернувшись только тогда, когда понял, что, пусть сердце ещё ноет, эта боль вполне себе терпима.
В какой-то момент Акасуну привлекла одинокая фигура, бредущая по обочине и окутанная багрянцем лучей заходящего солнца. Поддавшись ощущению дежавю, альфа встряхнул головой, но видение так и не исчезло, походя на очередную насмешку судьбы.
Даже со спины было понятно, что это омега: тонкокостный, но жилистый, о чём говорил рельеф мышц на его обнажённых руках. Парень был одет в черную майку-борцовку и штаны цвета хаки, заправленные в берцы. На одном его плече болтался холщовый рюкзак, а талия была обвязана рукавами форменной военной куртки. Седые волосы омеги у самого конца едва прихватывала лента, а длинные прядки спереди колыхались от порывов лёгкого бриза.
Всё это альфа отметил за несколько секунд, прежде чем осмыслить свои действия, нажимая на тормоз. Омега остановился, переводя на остановившуюся машину взгляд тёмно-зелёных глаз — без тени страха, можно даже сказать, с превосходящей самоуверенностью.
— Привет, — Акасуна приглушил музыку и опустил окно. — Подвезти до города?
— Подвези, — омега беспечно пожимает плечами, открывает дверцу алой «Bashosen-Sweet», забрасывает на сидение рюкзак, а после садится в машину сам.
Первые пять минут они едут молча. Альфа украдкой рассматривает омегу, подмечая некоторые детали. Например, именные жетоны на тонкой цепочке, несколько белеющих полосок на руках и даже тревожно всколыхнувший его сосредоточие грубый округлый шрам пониже ключицы. А ещё от омеги приятно пахнет травяным сбором и совсем чуть-чуть, на краю обоняния, порохом. Сасори переводит взгляд на руки омеги. На парне перчатки без пальцев, но по грубым подушечкам и так понятно, что молодой человек имеет дело с оружием.
— Ты военный? — спрашивает в полуобороте Акасуна, честно сказать, мало надеясь на то, что омега станет болтать с незнакомым альфой. Он, скорее всего, и в машину к нему сел только потому, что при нём, где-то на теле, имеется оружие, обращаться с которым парень обучен на отлично.
— Что-то вроде этого, — уклончиво отвечает омега, даже на него не взглянув. Сасори понимает, что парень, раз он действительно служит, не будет о себе распространяться, но и он не профан в делах военных, поэтому и удивлён, не в силах распознать нашивку на рукаве форменной куртки.
— В отпуске, значит, — предполагает Акасуна, всё ещё пытаясь разговорить парня. По сути, это глупо. Скорее всего, омега выйдет на первой же остановке, и они больше никогда не встретятся, вот только сущность словно прикипела к этому незнакомцу, не желая его отпускать, хотя бы не попробовав узнать о нём больше. Для самого альфы это более чем странный порыв.
— Как сказать… — омега снова пожимает плечами, но на этот раз всё же оборачивается к нему. У парня слегка бледное, заостренное лицо и тонкие губы, красивый миндалевидный разрез глаз и два родимых пятна на лбу, а ещё татуировка сюрикена во впадинке ключиц, и этот образ вкупе с запахом омеги завораживает Акасуну. — Генерал ушёл в декретный отпуск, на время которого нас всех и распустили, так что минимум год придётся чем-то перебиваться.