Цвет сакуры красный (СИ) - Страница 61
И через секунду Груша уже висела на шее Волкова-младшего, смеясь и плача одновременно и старясь чмокнуть его куда-то в ухо. Лишь через пару минут она разглядела смирно стоявшую Хану.
— Ох, что ж это я?! — засуетилась она. — Севушка, это жена твоя?! Севолод Николаич говорили, что ты там женилси. Здраствуйте, — затараторила Груша, обращаясь уже к Хане. — Я вот здесь — домработницей у Всеволода Николаича и у мужа вашего стало быть…
Хана молчала. Муж рассказывал ей о девушке, которая помогает им с отцом по дому, и потому она догадалась кто перед ней. Но вот то, что говорила ей эта женщина она не понимал. Совсем…
— Здравствуйте, — произнес кто-то по-японски.
Хана вскинула голову и увидела, что в дверях стоит коротко стриженная молодая девушка — ее ровесница. Вот только одета она была не в кимоно, а в полувоенный костюм — блузу цвета хаки и такие же широкие японские шаровары.
— Я — Умеко Волкова — произнесла девушка и протянула руку. — Жена вашего уважаемого отца, товарищ Волков. А ты — Хана? — спросила она. — Комсомолка? Надо тебе будет встать на учет, я завтра покажу тебе, где…
— Папаня на службе? — спросил Волков-младший.
Ему ответили одновременно Груша и Умеко. Всеволод занес вещи в квартиру, Груша указала ему комнату, которую Волков-старший уже давно подготовил к приезду сына. Пока молодые устраивались и раскладывали вещи, Умеко рассказывала о жизни в Москве. Груша же убежала готовить праздничный ужин. Хана переоделась в домашнее и поспешила ей помогать, а Всеволод-младший остался со своей новоявленной мачехой, которая теперь обстоятельно допрашивала своего свежеобретенного пасынка о планах на дальнейшую жизнь. И лишь через час парню удалось вырваться из цепких ручек Умеко, сославшись на то, что надо бы кой-чего к вечеру прикупить…
Тем же вечером за столом сидела веселая компания. Отец и сын Волковы, Умеко, Хана, Груша и, к немалому удивлению Всеволода-младшего, Вася Козельцов. Милиционера недавно перевели в Москву, и теперь он обитал в общежитии поблизости, частенько заходя в гости к Груше.
Стол ломился от пирогов и пирожков, шипело на сковороде жаренное мясо, шкворчала жареная картошечка, аппетитно маслилась селедка, засыпанная луком, стояли банки с икрой и рыбой… Груша расстаралась во всю, да и Хана приложила руки к готовке — работа в солдатской столовой ее многому научила. Звенели рюмки в которых искрилась ледяная водка или благородно отсверкивало вино. Играл патефон, а периодически отец брался за гитару, а сын садился за пианино. И все наперебой рассказывали о том времени, которое провели по отдельности друг от друга…
В какой-то момент Волковы вышли покурить на балкон. Давно уже опустился вечер, ярко горели соседние окна…
— Хорошо! — проговорил Всеволод Николаевич, выпуская в темное небо струю дыма. — Черт, как хорошо! Верно, Севка?
— Ага, папань — отозвался сын, раскуривая папиросу.
Они помолчали, потом младший поднял голову:
— Папань, а я вот чего спросить хочу: ты там в своем наркомате страну к войне готовишь? Немцы, как я понимаю, все равно нападут, так что мирного времени у нас всего-ничего лет девять осталось…
— Меньше, мелкий, — отец вздохнул. — Боюсь, что меньше…
— В смысле? — удивился Всеволод-младший. — Думаешь, они раньше нападут?
— Не исключено, хотя… — Старший пожал плечами — Я, сын, подозреваю, что за время до нападения СССР и Япония успеют еще куда-нибудь вмешаться. Влезут по самые уши…
— Это куда же? — поразился парень. — В Испанию что ли, по полной программе?
— Могут и туда, — кивнул Всеволод Николаевич. — А могут еще куда-нибудь. В Бразилию, например…
Сын засмеялся, но отец тут же рассказал ему о попытке коммунистического переворота в Бразилии в 1935 году.
— Тогда-то Союз в это дело не лез. Не имел физической возможности, — пояснил он. — Флота не было. От слова «совсем». А тут другое дело: японцы флот в дело пошлют — вот веселуха-то начнется…
Они снова замолчали. Но вот наконец Всеволод-младший затушил окурок и хлопнул отца по плечу:
— Ну, ты чего, бать? Бразилия — так Бразилия! Натянем им глаз на жопу!..
— Думаешь, это будет легко? Для этого работать придется так, что хребты затрещат…
— Ну, так пусть трещат. Они для того и приспособлены…
И с этими словами сын увлек отца назад к столу.
Конец первой книги