Цвет греха. Чёрный (СИ) - Страница 77

— У меня тут инцидент. Не вмешивайся. И остальным передай, чтоб тоже не лезли, — единственное, что ему сообщаю.

Отключаюсь. Телефон кладу на стол. Обе руки переворачиваю запястьями вверх в не менее демонстративном жесте в готовности надеть стальные браслеты. Они на мне всё равно надолго не задержатся.

— Договариваться с Энгином Дикменом я не стану. Делайте, что там у вас на этот случай предусмотрено.

Сидящий передо мной такому итогу вовсе не рад. Физиономия становится такой кислой, словно я ему не ультиматум, а кучу дерьма предъявляю. Проникся бы и посочувствовал. Но они ж сами захотели потягаться. А терпеливым я быть умею. Жизнь научила. Их тоже научит. Не жизнь, так кто-нибудь другой. Прогибаться под всяких мудаков и их хотелки — точно не моя история.

И да, в камеру всё равно не отправляют…

Тут и стерегут. Каждые последующие сутки из тех, что длится весь этот цирк, надеясь, что я всё же одумаюсь.

Просто терплю…

И очень надеюсь, что моя подопечная сделает ровно так, как я ей наказываю, прежде чем оставить без личного присмотра. Дождётся моего возвращения. Не станет упрямиться. Собственно, это единственное, что меня по большей части задевает во всём случившемся.

И да, мать её, не напрасно!

На четвёртые сутки Энгин Дикмен сам заявляется. Не с пустыми руками. С бумагами. И нездравым энтузиазмом.

— Добрый вечер, господин Эмирхан, — здоровается, как ни в чём не бывало, усаживаясь напротив.

Хозяина кабинета тут давно нет. Будь я им, я бы на тоже сюда в ближайшее время не возвращался, с учётом, сколько времени провожу здесь, ни разу не сменив те же носки и рубашку. Парочка стоящих у двери полицейских тоже дружно линяют в коридор, стоит ему заговорить. Очень показательно так линяют. Не менее показательной выглядит и идиотская ухмылка, застывшая на роже расположившегося неподалёку. Слишком уж радостный.

— А он добрый? — зеркалю его интонацию.

Чужая ухмылка становится лишь шире. Вместо ответа он кладёт на стол прихваченные с собой бумаги и пододвигает те мне. На его месте я бы не спешил так быстро раскрывать все припасённые карты и швырять в меня своими гениальными идеями. Но он же не я. Бумаги всё-таки открываю. И невольно присвистываю, увидев мелкопечатные строки, вещающие о заключении брачного соглашения. Между моей девочкой и его сыном. Моё имя там тоже имеется. Напротив того, что принадлежит ему. В качестве гарантов выполнения всех сопутствующих материальных пунктов договорного брака.

Делаю вывод, что он совсем идиот…

Про себя, разумеется.

— Возможно, не совсем. Для тебя, — деланно учтиво и сильно запоздало отвечает на мой вопрос Дикмен. — Но может им стать. После того, как подпишешь.

Никак не реагирую, помимо того, что выгибаю бровь в ожидании продолжения. Честно стараюсь и в самом деле сохранить самообладание, не ломать ему хребет даже в своих мыслях. Хотя так и напрашивается.

— Подпиши, и все твои текущие проблемы закончатся. Гарантирую. Честно говоря, я и сам не особо рад, но мой сын очень настаивает. Говорит, если и женится, то только на ней, — кивает в сторону бумаг с именем Асии. — Так почему бы не сделать это на взаимовыгодных условиях?

Условия, кстати, выглядят вполне неплохо. Особенно, для него. От меня же убывает не сильно. В теории. По части финансовых обязательств. Вероятно, в последующем будущем даже в плюс идёт.

Если бы не…

— Может, ты не заметил, но я не совсем невеста. И не думаю, что она будет в восторге от всего этого, — обозначаю продолжением своих мыслей уже вслух.

Радостная ухмылка на физиономии Дикмена становится желчной.

— Не думаю, что она против. Сам спроси, — предлагает он встречно, доставая свой мобильник. — Мой сын сделал ей предложение несколько дней назад. В тот вечер, когда они виделись в последний раз, после того, как ты запретил ей с ним видеться.

Средство связи ложится поверх документов.

Ну да, моего-то у меня при себе нет…

Его ж забрали, как только я отказался играть в эту их незатейливую вымогательскую игру по их правилам. И если бы я после его заявления захотел бы убедиться в сказанном, то он сейчас бы очень пригодился.

А я хочу?

Здравая часть меня — не оставляет никаких сомнений в том, что это всего лишь очередной бред от их семейки. Но есть и другая. Та, что цепляется за…

Этот малолетний мудак в самом деле ей что-то подобное говорил?

А она об этом умолчала.

Почему?

То, что на этот счёт он не врёт, всем нутром чую.

И ничего хорошего от этого впечатления нет.

Для всех.

— Кстати, почему? Не так уж Каан и плох. Выгоднее кандидатуры для неё в нашем окружении всё равно не подобрать, — пускается в подобие рассуждений.

Делаю вид, что пропускаю мимо ушей. Возвращаюсь к более раннему из его высказываний:

— Если я подпишу, и все мои проблемы, по твоим словам, закончатся, то вечер станет недобрым уже для тебя самого. Раз уж вы свадебку собираетесь устроить, то не только со мной, со всей семьёй невесты знакомиться придётся. Поверь, тебе не понравится. Особенно, когда с тем же мной поближе познакомишься.

Судя по тому, что на мои слова он реагирует кривой легкомысленной насмешкой, так и не просекает всю суть.

— Как-нибудь разберёмся.

Разубеждать не спешу. Берусь за документы. Сминаю каждый из листков с особой тщательностью и неспешностью, по отдельности. И каждый из них с не меньшей тщательностью запускаю в него. Тот от неожиданности приоткрывает рот и тупо следит за полётом бумажных комков, лишь после третьего попадания в его плечо подрывается на ноги.

— Она — моя, — подвожу нехитрый итог. — И я не только тебе или твоему сыну её не отдам. Я вообще отдавать её кому-либо не собираюсь. Можешь ещё хоть сто сорок доносов на меня состряпать. Это не сработает.

До него и на этот раз доходит не сразу. А как только его мозговая активность всё-таки начинает работать в верном направлении, мужик как ошпаренный дёргается назад, схватившись за спинку кресла.

— То есть ты с ней реально спишь? — цедит сквозь зубы.

Не вижу смысла отрицать очевидное.

— Она совершеннолетняя, — говорю, как есть.

И уже прекрасно знаю, что он скажет дальше. Вообще ни разу не сюрпризом становится:

— Попробуй, докажи, с учётом того, как давно этот слух ходит, что только с этих пор. Помнится, не так уж и давно она ей стала, — щурится злобно, пока винтики в его голове усиленно цепляются за новую возникшую возможность.

С самого начала же понятно, не ради сына он сюда притаскивается и так настаивает. Непонятно только, почему столь упорно до сих пор не осознаёт, что поимеют в итоге тут исключительно его самого. О том и сообщаю:

— Хоть сколько напрягайся на этот счёт, возраст сексуального согласия не во всех странах равен восемнадцати, — цепляю самый равнодушный вид, который только удаётся.

Злобно щуриться он не перестаёт.

— Может, у тебя и есть другое гражданство, но она живёт в этой стране, и… — не договаривает.

— И раздобыть второй паспорт не так уж и сложно, — перебиваю я его.

Терпение-то заканчивается. Особенно, если учесть, что его словесный поток и тогда не заканчивается:

— Как знаешь. Потом не говори, что я по-хорошему к тебе не приходил. Посмотрим, так ли нужна будет тебе эта твоя принципиальность, после того, как они сами, без нас всё сделают, пока ты тут упираешься, — делает вид, что сдаётся, шагнув к выходу из кабинета, — с учётом, что она в итоге сама же к моему сыну и приш…

Последнюю часть он откровенно проглатывает. Вместе с кислородом, который успевает урвать, прежде чем я перекрываю ему доступ к нему, перехватив за горло, по пути снеся кресло, от которого от прежде отходит. Грохот выходит знатным. Не только от этого. Он сам запинается за рухнувший предмет мебели ещё дважды, в попытке освободиться. Не отпускаю. Сдавливаю крепче. Несмотря на то, что жертва моего настроения начинает задыхаться.