Цвет греха. Чёрный (СИ) - Страница 71

Кажется, скатываюсь до откровенного шантажа. Но это не так важно, как то, что моё предложение, очевидно, находит отклик.

— Что угодно? — заинтересовывается мужчина. — Уверена? — не то что не верит, скорее напоминает обо всей тяжести и возможных последствиях моей неосторожной реплики.

Но что уж там.

Не в моих правилах сдаваться!

— В пределах разумного, — отзываюсь настороженно.

А то с него станется придумать нечто такое, отчего вся моя психика опять прикажет жить долго и отдельно от своей хозяйки.

— Нет уж, дала слово — держи, — отказывается от вероятности послаблений коварный опекун.

Воцарившаяся следом пауза кажется отсчётом до моего последующего очередного приговора.

Ну и…

— Ладно, твоя взяла! — окончательно сдаюсь.

— Превосходно, — хмыкает он. — Всё равно весь домашний персонал с этого дня на твоё усмотрение. Можешь хоть всех заменить или не заменять никогда, на твоё усмотрение. Поступай, как считаешь необходимым. Разумеется, после согласования со мной и с службой безопасности во избежание различных недоразумений, — заканчивает великодушно.

С моих губ срывается разочарованный вздох. Просто потому, что очень уж дорого, оказывается, я за возможность оставить Шуле заплатила. Знала бы заранее… Но я ведь не знала… А теперь…

Да и ладно!

Несмотря на то, что после моей реакции по его губам скользит победная усмешка и он возвращается к своей еде. Ненадолго.

— Есть кое что ещё, что я хотел бы с тобой обсудить, — обозначает коротко, откладывая столовые приборы.

Опять напрягаюсь. Очень уж серьёзно звучит его голос.

— Что? — следую его примеру.

Вместо пояснений он протягивает мне раскрытую ладонь. Не возражаю, послушно делаю, как велено. Поднимаюсь и пересаживаюсь иначе. Вовсе не потому, что он так захотел. Скорее и самой так будет спокойнее. Не ошибаюсь. После того, как его руки обнимают за талию, делясь своим теплом, последующее воспринимается не так уж и жутко, как могло бы:

— Ты и сама знаешь, где и в каких условиях вырос я и мои братья. Ни один из нас добротой, всепрощением и способностью к состраданию не отличается. Ты же помнишь Эву? — спрашивает, но в ответе не нуждается. — Она дочь нашего кровного врага. Кай забрал её у него, чтобы отомстить и сравнять с землёй этого человека. Именно забрал, Асия. Посреди ночи, из их дома. Дом он тоже забрал. Как и всё то, что у них было. Лишил всего.

Никак не комментирую. Задумываюсь о том, что на месте Эвы я бы тоже этот экземпляр противоположного пола сдала в полицию в таком случае. А может ещё что похлеще бы придумала, появись у меня такая возможность.

— Невеста, которую Айзек украл на свадьбе — Нина. Она подруга Эвы. Они познакомились во время тех событий, о которых я упоминал. Познакомились не лучшим образом. Её брат — полицейский, с Айзеком у него свой счёт, Нине просто не повезло оказаться между всем этим, — продолжает рассказывать мужчина, а я невольно прижимаюсь к нему крепче, стараясь не очень близко воспринимать всё то, что слышу. — Сомневаюсь, что девушка увидит хоть один признак цивилизации в ближайшие месяцы, пока не станет сговорчивее.

Последнее мне не понравилось ещё больше, нежеле всё предыдущее, но постаралась не выдавать себя.

— И рассказываешь ты мне всё это, потому что… — нарочно не договорила.

— Потому что ты должна знать и понимать, с кем себя связала. Едва ли хоть один из них — хуже, чем я сам. По своей сути, мы одинаковые. Чем дольше я подавляю в себе весь свой дрянной характер, проявляя видимое терпение для тебя, тем хуже будут последствия того, что будет, когда я всё-таки сорвусь. И ты должна учитывать это, девочка моя, — то ли ставит перед фактом, то ли предупреждает. — Произошедшее вчера больше не должно повториться, Асия. Ни за что. Ни при каких условиях. И даже хоть один намёк на нечто подобное. Для твоего же блага. Мы договорились?

Речь давно шла уже вовсе не про арманьяк из графина в его кабинете. Про Каана. Которого, если уж на пошло, я и вчера ни за что и ни при каких обстоятельствах не должна была подпускать к себе настолько близко. Бесчётное количество шотов во мне — такое себе оправдание для собственной бесхребетности.

— Договорились, — принимаю.

Почти с лёгкостью. И неумолимым желанием разгладить суровость, тронувшую жёсткие черты его лица. Тому и отдаю предпочтение, тронув мужскую скулу кончиками пальцев, ведя сверху-вниз, заново призадумавшись над его словами.

— А если…

— Никаких “если”, Асия.

Театрально вздыхаю.

— Запрёшь?

— Запру.

Вздыхаю заново.

— Что, насовсем-насовсем?

— Насовсем.

Вот уже совсем не смешно становится.

— А как же университет?

— Учиться можно и дистанционно. Как и экзамены сдавать. Работать тоже можешь из дома. Чтоб не было очень скучно ждать моего возвращения, — а это явно уже с издёвкой.

— Рожать, если что, я тоже буду дистанционно, не выходя из дома, в свободное от других хобби время? — ворчу в ответ.

И тут же язык себе прикусываю.

Если что, это я просто как пример привожу!

Вовсе я не собираюсь детей заводить и даже хотеть…

Тем более, от него!

Наверное…

— Сомневаюсь, что в таком положении у тебя будут возможность и силы искать себе новые приключения, так что в данном случае можно сделать послабление. Просто привяжу тебя к больничной кровати, так и быть, раз справляться с наручниками ты научилась и они уже не столь эффект… — нисколько не проникается Адем Эмирхан.

Не успеваю задуматься о степени очередного издевательства или провокации в его словах. Да и договорить ему не позволяю. Затыкаю и отвлекаю его нам обоим хорошо известным способом. Совсем не скромно впиваюсь в его губы. Не всё ему одному применять это превосходно срабатывающее открытие.

Мужчина и сам словно только этого и желает. Перехватывает за бёдра. Вынуждает устроиться на нём иначе, чтобы можно было обнимать его согнутыми коленями по бокам. Притягивает меня к себе ещё ближе. Пьёт моё дыхание. Заключает в капкан мой разум. Крадёт все остатки моего самообладания. И уже не я веду, лишь он. Целует жадно. Немного грубо. Одним рывком стаскивает с меня алый галстук, являющийся частью школьной формы. Вышвыривает куда-то прочь. Дёргает за пуговицы моей рубашки. Они разлетаются в стороны, падают на деревянный пол, а белый хлопок нетерпеливо стянут по моим плечам вниз. Это позволяет дышать немного свободнее, раз уж мешающей одежды на мне теперь заметно меньше. Всего на одно жалкое мгновение.

— Если после прошедшей ночи ещё не… — выдыхает он шумно, забираясь под задранную юбку.

Не договаривает. Я ему банально не оставляю такой возможности.

— Никаких «если», Асия, — возвращаю ему его же ранние слова, нагло передразнивая, накрывая мужские губы двумя пальцами, призывая заткнуться и вернуться к тому, что нужнее нам обоим. — И да, я тоже хочу быть с тобой всегда, — добавляю гораздо тише, прежде чем подарить ещё один поцелуй.

Уже не столько его заставляю умолкнуть. Скорее саму себя призываю замолчать. Обнажить тело — не то же самое, что обнажить душу. Хотя едва ли мне удаётся её в самом деле спрятать от него. Кажется, в этом мире вообще не существует ровным счётом ничего, что я могла бы утаить от Адема Эмирхана. Слишком превосходно он меня изучил. Всю меня. От и до. И точно знает, что нужно со мной делать, чтобы я забыла совершенно обо всём. Лишь про него одного помнила. И ради него одного дышала. Желала так сильно и ярко, как никогда и ничего не желала в своей жизни. Только его одного. До помутнения рассудка. До срывающихся всхлипов из моего горла. Самым грешным и распутным образом растеряв весь свой стыд. Раз за разом исступлённо подаваясь навстречу каждому прикосновению, что отзывается по всему телу настоящим пеклом, сжигая в пепел и дотла все возможные запреты и условности. Да, этот мужчина точно знает, как заставить меня не только просить, но и молить. О чём-то большем. О чём угодно. Только бы утолить жажду. И да, где-то на краю сознания мелькает напоминание о том, что может быть больно. Тело ещё помнит эту недавнюю, пусть и краткую боль. Но боли нет. Есть лишь бездна жгучего удовольствия, которая пронизывает до самых кончиков пальцев на ступнях с каждым глубоким толчком, соединяющих нас в единое целое. Оргазм накрывает такой ошеломляющей волной, что перед глазами темнеет. И я ещё очень не скоро прихожу в себя.