Цвет - Страница 119

За то время, что нам лететь до места, можно напридумывать огромное количество гипотез — одна безумнее другой. Но это всего лишь способ справиться с нервным состоянием, от которого дрожат и зябнут руки и начинают клацать зубы, когда перестаешь их стискивать.

Я уже вижу. Какая-то фигура, действительно похожая на человека. Но это может оказаться кто или что угодно — вплоть до камня странной формы. Посреди ровного поля любая кочка превратится во что угодно. Еще ближе, и я смогу разглядеть точно. Лишь бы зрение не подвело, не подсунуло мираж. От которого потом мне будет нестерпимо плохо.

Надо же. Мама…

Она стояла, заслоняясь ладонью от света солнца, и пыталась нас рассмотреть. Мы не долетели до нее метров пятьдесят: я остановил скутер, распахнул дверцу и выскочил наружу. Шандар не отстала от меня. Теперь мы медленно шли к маме.

Я боялся. Ох, как я боялся! Непонятно, только, — чего. Убедиться, что ошибся? Понять, что меня не ждут? Разочароваться во встрече? Детские страхи. Ну, да, — я шел на встречу с детством.

Я опасался разрушить образ того детства, который создал у себя в голове — вот правильный ответ.

Мама узнала меня — я видел. Но и она не бросилась ко мне. Тоже чего-нибудь боялась? Наверно. Но никакой натянутости я не чувствовал. Осторожность — не более того. Я тоже мог оказаться миражом. И неизвестно, сколько раз она уже видела мой образ, который развеивался, стоило лишь сделать шаг ему навстречу.

Мы с Шандар остановились.

Мама вздохнула, отбрасывая сомнения, и спокойно сказала:

— Сними маску. Здесь можно.

Я снял и закашлялся, вдохнув свежий воздух с непривычными запахами.

— Здравствуй, родной. Как же долго ты шел.

Да, долго. Мама права.

— Но я дошел.

— Ты совсем забыл меня. Конечно, у тебя дела, я понимаю. Но ведь можно иногда набрать номер, позвонить и просто сказать несколько слов. Мне будет легче.

— Да, мама, да, — не время говорить, что у меня нет ее номера, что мы расстались больше десяти лет назад. Для мамы я всегда рядом.

Она шагнула ко мне и обняла, стиснув на мгновение руки и тут же отпустив. Только сейчас я осознал, что перерос ее. Что ее голова находится на уровне моей груди. Это было странно и непривычно.

— Ничего. Теперь мы наговоримся, — улыбнулась мама. — Как у тебя дела? Как работа? Как личная жизнь?

— Да всё так же, — промямлил я. — Ничего интересного.

— Ты никогда не любил рассказывать. Ничуть не изменился.

— Я расскажу… — мягко остановил я ее.

Мама пристально вгляделась мне в лицо, отчего я даже почувствовал себя неловко. Она смотрела на меня снизу вверх и всё повторяла, словно сомневаясь:

— Ты вырос, Илья. Ты вырос.

Что она хотела сказать? Или для нее я так и остался двенадцатилетним мальчиком с расцарапанными коленками? И сейчас она старается убедить себя в обратном? Может быть…

Кстати, насчет личной жизни…

— Мама, это — Шандар.

— Здравствуйте, — скромно опустив глазки, сказала зель.

— У тебя хорошая девушка, Илюша. Я рада, — сделала паузу и добавила. — Ну, мы так и будем тут стоять? На улице? Пойдем в дом.

Я глупо обернулся, проверяя — не появилось ли за моей спиной какое-нибудь сооружение, которое с полным правом можно было назвать «домом». Не появилось. Мама улыбнулась и показала — куда надо смотреть. Небольшое отверстие в земле, полуприкрытое люком.

Жилище было подземным. По крайней мере, вход вел вниз.

— Костя! — закричала мама, едва мы сделали несколько шагов по коридору. — Смотри, кого я тебе привела!

— Ну, что опять такое?! — раздался голос издалека и сбоку. — Очередная необычная зверушка? Да они тут все необычные. У меня совершенно нет времени со всеми ними разбираться. Лида, ты же прекрасно понимаешь, что у нас другая задача. Я тебе сто раз говорил. Ты же запомнила — я проверял. Ты…

Тут папа завернул в главный коридор и столкнулся с нами. Он замолчал. Открыл рот. Захлопал ресницами. Попытался что-то нечленораздельно выдавить. Выглядел он очень смешно, и я чуть не рассмеялся.

— А ты говоришь — зверушку, — протянула мама. — Ты погляди на нашего сына. Каков он.

— Да… Вот вымахал, а? — наконец, папа нашел, что сказать.

— Надеюсь, потолки у вас не буду задевать? — спросил я с самым невинным видом.

— Что? Потолки? Наверно, нет… Что за глупости ты говоришь?! — папа рассердился. — При чем здесь потолки? У нас нормальная станция со стандартными габаритами. А что под землей — так это маскировка. Мы не вмешиваемся в местную жизнь.

— Да он шутит, Костя! — мама улыбнулась. — Проводи гостей.

Отец тоже улыбнулся и кивнул нам с Шандар, показывая — куда идти.

Пересекающиеся коридоры. Двери в рабочие помещения. Предупреждающие таблички, влитые в стены заводским способом. Иногда попадались самодельные цветные надписи разнообразных шрифтов. Всё это мало отличалось от такого же жилища первопроходцев на любой другой планете.

Мы прошли рабочий отсек и попали в жилую часть.

Видовые окна на стенах с пейзажами различных планет, в зеленых, желтых, красных, голубых и фиолетовых тонах. Словно радугу повесили на стенах. Этим всё украшательство и ограничивалось. Родители совершенно не стремились украсить свой быт.

Жили они скромно. Чего еще можно ожидать от временного полевого жилища, пусть и оборудованного под землей? Немного уюта — и всё.

В гостиной стоял большой деревянный стол и такие же стулья — неизвестно как сюда попавшие. Может быть, родители их так и возили с собой, с планеты на планету. А может, вырезали их здесь, из местных материалов. Мне сразу захотелось сесть и выпить чая, приготовленного мамой. Я вспомнил, как пил чай на Тсаворите, как она подливала его мне, подвигала ближе прозрачную вазочку, где я каждый раз рылся, надеясь отыскать особо вкусную конфету. Конфета не находилась, и я брал первую попавшуюся, вздыхая о своем невезении.

— Твоя девушка пьет чай? — спросила мама.

— Пью, — робко пискнула Шандар.

— Очень хорошо. Заварка у нас своя, уж не обессудьте.

Мы выпили по одной чашке. Потом еще по одной. За ней и третью. Чашки были маленькие, вычурные, из тонкого фарфора. Так бы и сидел здесь, никуда не вставая, наслаждаясь обстановкой и людьми, которые меня окружали.

Давно мне не было так хорошо. Наверно, никогда не было…

Мы с Шандар естественно вписались в распорядок станции. Папа и мама надавали нам поручений, которые мы с удовольствием выполняли, тут же прося что-нибудь еще. Родители тоже не сидели на месте: работа на станции отличалась напряженным характером. Только вечером мы встречались вместе и пили чай. Никуда не спеша, оставив дела до завтрашнего дня. Такая маленькая традиция.

В это время дела не обсуждались. Если и говорили, то о прошлом, вспоминая те или иные события, которые казались значимыми тогда, а теперь не вызывавшими ничего, кроме снисхождения. Вспомнили и их неожиданный отлет с Тсаворита. И на мой прямой вопрос — почему они улетели — ни мама, ни папа ответить не смогли. Наверно, не помнили. Или не хотели ворошить стародавние чувства.

Мы замолчали, думая о своем.

— Ну, когда домой? — прервал я молчание вопросом, который собирался задать с первого момента встречи.

Мама смутилась.

— Это всё не так просто… — начала она.

— Я понимаю: работа, то, сё. Быстренько доделаете дела и домой. Правда? Я помогу, если что.

— Вы тут без меня… — папа неловко поднялся, чуть не опрокинув стул. — Лида, объясни Илье. Ты сумеешь.

Он вышел, задевая мебель, и прикрыл за собой дверь. Мы проводили его взглядом. Потом я посмотрел на маму. Она не была спокойна. Наверняка ей хотелось одного, а делать она была должна совсем другое.

— Ты стал сильным, Илья. Взрослым. Я помню тебя совсем другим. Тем лучше.

— Не лучше. Объясни мне. Что ты имеешь в виду?

— Нам надо лететь дальше. Понимаешь, Илья, совсем недавно я думала, что вот теперь всё — последняя планета, и я лечу обратно, нахожу тебя и поселяюсь где-нибудь неподалеку. Но ты прилетел сам. Мы поговорили. Очень хорошо поговорили, не думай! — она заспешила, увидев, что я хочу что-то вставить в ее слова. — И я поняла: у тебя — свой путь, у нас с Костей — свой. Каждый должен заниматься своим делом. А встречи? Как же без них? Они должны быть. И они будут.