Coda in crescendo (СИ) - Страница 2

— Почему в коридоре свет не горит? — капризным тоном осведомился старик. — И в туалете? Думаете, я могу на ощупь свои дела делать? Доктор Чико, что у вас за больница такая, в которой ничего не работает?

— Дэй Капола, в районе перебои с электричеством, — как можно естественнее ответил Сантонелла. — Слишком низкое напряжение в сети. Боюсь, мы ничего не можем сделать.

— Ну да, ну да, здесь-то у вас свет есть! — в голосе пациента прорезались плаксивые нотки. — А я в темноте нервничаю, а мне нельзя волноваться… Включите свет, доктор!

— Так, дэй, ну-ка, хватит капризничать! — Селия, при виде подопечного как-то сразу взявшая себя в руки, решительно подошла к нему и взяла под локоть. — Сказал же дэй доктор — с электричеством неполадки. Где мы тебе электричество возьмем, сам подумай! Шерстяной тряпочкой по стеклу натрем? Ну-ка, пойдем в палату потихонечку. Дам я тебе утку и сама вынесу.

— Вот все у вас так… — начал говорить старик — и осекся.

Багровая вспышка — и мгновением позже двухметровая волюта сгустилась из воздуха прямо перед его лицом. Длинный, завитый спиралью вдоль продольной оси серый конус, похожий на какую-то шипастую морскую раковину-переросток, медленно покачивался, словно на зыбких волнах. Мелькнула еще одна вспышка, третья, четвертая, пятая… Одна за другой волюты возникали в холле и в коридоре. Вот откуда-то издалека раздался громкий мужской вопль, ему вторил истошный женский визг. Сантонелла в оцепенении следил за тем, как клочья грязного тумана плывут по коридору, холлу, сближаются с ним, окружают его смертельным кольцом, бледно полыхающим багровым пламенем. Третий Удар, отчаянно колотилось у него в груди, Третий Удар! Снова волюты, снова кольчоны — совсем как зимой…

И тут в три голоса заверещали медсестры.

Волюты, до того момента не обращавшие на них внимания, мгновенно перестроились. По крайней мере половина из двух десятков, окружавших доктора, двинулась к женщинам, пятившимся к стене. Брошенный старик грузно осел на пол, тяжело хватая воздух и держась за сердце. Одна из волют плавно опустилась к нему и зависла перед лицом. Ее спиральные очертания вдруг поплыли и смазались, вокруг заколебались языки бледного, почти незаметного пламени. Миг — и она вдруг разлетелась стаей грязно-серых хлопьев, окружившей старика словно вихрем тополиного пуха. Потом хлопья синхронным движением облепили Каполу комом отвратительной пародии на снег и тут же пропали, словно всосавшись в тело. Старик, выпучив глаза и хрипя, упал навзничь и задергался — и тут оцепенение доктора Чико наконец-то прошло.

С яростным воплем он схватил тяжелый деревянный стул, на котором только что сидела одна из сестер, и обрушил его на ближайшую волюту. Стул прошел сквозь нее совершенно бесшумно, но огонь внутри туманной спирали погас, и она, чуть поколебавшись в воздухе, упала на пол несколькими большими серыми кляксами. Над ними тут же заколебались едва заметные языки пламени, и мерзкая слизь начала то ли испаряться, то ли всасываться в керамические плитки. Стул по инерции тоже ударился о пол и треснул: одна из ножек согнулась под углом, щерясь щепками на разломе. Рыча, Сантонелла поднял стул и ударил им по второй волюте. Все повторилось в точности: потухший огонь и пятна горящей слизи на полу. Треснула и отвалилась вторая ножка. Волюты не двигались — даже те, что отвлеклись на медсестер, вернулись обратно и мирно висели неподалеку, совершенно игнорируя судьбу товарок. Почему они не реагируют?

Три женщины продолжали синхронно визжать, и из коридора им вторили новые и новые крики пациентов: видимо, волюты появились и в палатах. Сантонелла занес обломки стула в третий раз — и тут одна из волют вдруг плюнула в него ослепительно-ярким комком алого пламени.

Оцепенение вернулось. Сгусток, казалось, двигался в воздухе с небрежной ленцой. Он несколько раз резко изменил направление движения, попутно пройдя сквозь сиденье стула. Во все стороны брызнули деревянные щепки, и в руках у Сантонеллы остался лишь огрызок спинки. Доктор попытался уклониться, но шаровая молния, в очередной раз сменив направление, ударила его прямо в лицо.

Мир заслонила яркая вспышка. В голове словно грянул гулкий могучий колокол кафедрального собора — тот, что молчал со времен Первого Удара. Вот и все, мелькнула мысль. Конец.

Конец, однако, наступать не торопился: красная пелена рассеялась, и Сантонелла изумленно понял, что жив и даже не обожжен. Родившая сгусток волюта приблизилась и выпустила из себя бахрому тонких щупалец. Те вытянулись в разные стороны, словно пытаясь что-то обнаружить, и замерцали, превращаясь в струйки танцующего пламени.

А потом из волюты в грудь доктора ударила странно изломанная искрящаяся молния. Он швырнул в кусок тумана остатками стула (волюта даже не обратила на них внимания) и попытался отступить, но в него уже вонзилась новая молния от другой волюты — затем от третьей, четвертой… Статические разряды побежали по телу, окутывая с головы до ног, словно невероятной мерцающей шубой, а потом его внезапно охватил кокон серого тумана — такого же, из какого состояли ужасные летучие спирали. Ощущений не возникало никаких. Доктор в панике оглядывался по сторонам, а в холле уже бушевал настоящий электрический шторм. С хлопком погасла одна лампа под потолком, потом другая, и лишь призрачный свет молний давал возможность видеть хоть что-то. Сестры уже не визжали: Арасия и Селия неподвижно валялись на полу, без сознания или мертвые, а Пикаччо вжалась в угол, беспрерывно осеняя себя косым знамением и тихо поскуливая. Молнии били и в нее, не причиняя видимого вреда.

А потом вдруг все кончилось. Из коридора по-прежнему доносились стоны и оханья, но волюты пропали все разом, словно кто-то повернул выключатель кинопроектора. Остро пахло паленой материей. Тяжело дыша, доктор стоял со сжатыми кулаками и непонимающе шарил взглядом по сторонам. По полу и стенам метались невнятные тени, и Сантонелла не сразу понял, что источник света — не только фонари за окном, с трудом пробивающиеся сквозь плотную штору, но и его собственное тело. Клочья серого тумана — энергоплазмы, внезапно вспомнилось ему популярное паладарское словечко — тут и там облепляли его, слабо светясь. Впрочем, они быстро таяли и исчезали.

Страшным усилием воли доктор заставил себя сбросить оцепенение и сделать шаг в сторону монашки, продолжавшей осенять себя знамением и тихой скороговоркой бормотать неразборчивую молитву. Та тихо всхлипнула и замерла. Истошные вопли из коридора стихли, сменившись невнятным отдаленным причитанием.

— Тесса Пикаччо! — хрипло сказал доктор. — Как вы себя чувствуете?

Монашка часто задышала. Ее глаза бессмысленно смотрели сквозь Сантонеллу. Вздохнув, доктор отвесил ей несильную пощечину. В ответ та охнула и схватилась за щеку.

— Тесса Пикаччо! — настойчиво повторил доктор. — Вы меня понимаете?

— Да… да, дэй Чико… — тихо прошептала медсестра.

— Тесса Пикаччо, как вы себя чувствуете? Мы должны помочь людям. Вы в состоянии работать? С сердцем все в порядке?

— Я… — монашка глубоко вздохнула. — Дэй доктор, мы ведь живы, да?

— Мы двое — точно живы. Что с остальными, нужно выяснять. Тесса Пикаччо, я не справлюсь один со всей больницей. Возьмите себя в руки!

Монашка еще раз вздохнула, осенила себя косым знамением и отлепилась от стены.

— Что нужно делать, дэй доктор? — слабым голосом спросила она.

— Пройдите по всем трем этажам. Попытайтесь успокоить людей. Посмотрите, много ли погибших и в каком вообще состоянии пациенты. Скажите, что помощь вот-вот придет. Понятно? Я сейчас присоединюсь.

— А… помощь придет, дэй доктор?

Сантонелла досадливо тряхнул головой.

— Сомневаюсь. Во всяком случае, не в ближайшее время. Если город действительно накрыл кольчон, властям сейчас не до нас. Но мы должны сделать все, что в наших силах.

— Поняла, дэй доктор. Я… пойду.

— Да-да, и побыстрее! — нетерпеливо сказал Сантонелла.

В коридоре затлело и медленно разгорелось дежурное освещение: видимо подача электричества возобновилась в полной мере. Слава Ваххарону! Хоть не впотьмах шариться…