Цивилизация. Новая история Западного мира - Страница 38

В такой атмосфере и возникло практическое учение, которое восстанавливало связь между духовной жизнью, убеждениями и опытом и которое заявляло серьезную и ясную альтернативу духовному вакууму и растерянности римского мира, – более разительный контраст трудно вообразить. Хотя христианство предлагало спасение через внутреннюю работу души, Иисус также наставлял своих учеников подавать милостыню нищим, оказывать честь угнетенным и молиться за врагов. Новая вера обладала огромной притягательной силой и для духовных наследников Сократа, живущих в эпоху нравственного смятения, и для римского простонародья, ощущавшего нехватку значимого религиозного опыта. Помимо прочего христианство также предлагало поддержку в виде сплоченного сообщества родственно мыслящих людей. И если городские ремесленные слои в империи были особенно отделены от правящей элиты в силу своего негражданского статуса, то церковь несла иную, духовную империю, членство в которой принадлежало им по праву.

Павел, великий строитель христианской церкви, не знал Иисуса при жизни и не мог опереться на письменные «благовествования», которые стали впервые появляться только после его собственной смерти. Тем не менее подобно многим, пошедшим по его стопам, Павел свято верил, что делает Божье дело и что его помыслами и поступками водит рука Всевышнего. По этой причине он без стеснения проповедовал собственные идеи о христианской церкви и ее доктрине, даже если те впрямую не выводились из слов Христа, а главенствующей среди них было ви́дение христианства как объединенной вселенской церкви. Это имело два непосредственных следствия: во-первых, принятие в лоно церкви неевреев – чему немало христиан активно сопротивлялись – и, во-вторых, создание единой общины с универсальным учением. Хотя не существовало видимых препятствий тому, чтобы группы христиан практиковали религию каждая по-своему, бескомпромиссный Павел считал это недопустимым. Церковь являлась мистическим телом Христа, которому была дарована Божественная власть, а значит, она должна оставаться неделимой. Павел настаивал, что именно в вере, а не в мирском могуществе, положении или поступках, лежит корень спасения и что именно через веру христианин способен обрести благодать Бога и стать одним из его избранников. Он также считал, что вера в воскресение Христа и вера в воскрешение всего человечества в Судный день – еще одна вещь, которую с трудом могли бы принять потенциальные обращенные и ранние христиане, – являются абсолютным условием христианского вероисповедания. Он же впервые написал о природе Христа – одновременно божественной и человеческой, природе Сына Божия и частицы Бога, – положив начало спорам, которые столетиями будут занимать христианский мир.

Противоречивость в учениях Павла начинала проявляться тогда, когда он пытался остаться верным одновременно иудаизму и христианству. Все христиане считались равными перед Богом – рабы и состоятельные граждане молились, женщины ничем не уступали мужчинам. Как следует из евангелий, Иисус относился к женщинам с уважением и вниманием, и самые первые христиане следовали его примеру. В обществе – и эллинистическом, и римском – женщины также занимали не самое низкое положение: они становились во главе домохозяйства после смерти мужа, они были представлены почти во всех известных профессиях – выступали в суде, врачевали, учительствовали. У ранних христиан женщины также нередко становились священницами, проповедницами, пророчицами. Несмотря на это, Павел, следуя еврейской традиции, пишет в своих посланиях, что женщины были созданы для мужчин, что в храме им следует хранить молчание и что в любое время они должны быть скромны и тихи. Сексуальные отношения были непростой темой: Павел утверждал, что церковь должна принять необходимость в продолжении рода, однако чувственные помыслы, похоть, блуд и вообще «бремя плоти» возбуждают порочные мысли, а потому заслуживают наказания. В конечном счете отголоском этого авторитетного мнения стало очернение женщин как источника соблазна для мужчин (с неизменной ссылкой на пример Евы-искусительницы), а также рождение и распространение учения о непорочном зачатии Девы Марии. Брак был необходимостью, однако идеалом оставалось целомудрие.

Приверженность Павла идее единой церкви сказывалась в том, с каким беспощадным гневом он обрушивался на всякого отступившего от правил – еретические мысли или поступки, сколь-нибудь противоречащие его предписаниям, грозили провинившимся отречением от церкви и вечным проклятием. Но в то же самое время Павел неустанно проповедовал практическое милосердие, помощь больным и неимущим, и повторял, что материальные лишения суть источник духовного обогащения.

Со всеми его противоречиями, гневом, смирением, энергией, верой, самонадеянностью, непререкаемостью, преданностью Павел учредил образец христианской церкви и ее вероучения. Будучи образованным евреем и жителем грекоримского мира, он вложил в христианство уникальное сочетание греческого рассудочного универсализма и ветхозаветного нравственного рвения. Влияние иудаизма на его убеждения, а следовательно и на церковь, было значительным. Как и евреи, первые христиане ощущали себя членами целого, которое зиждилось не в принадлежности к какому-либо месту, а в общности верований. Еврейское писание повествует о народе, который смог сберечь себя в изгнании, в долгих странствиях и во время преследований. На протяжении большей части своей истории он существовал обособленно от угнетателей и от окружающей природы, ведомый по жизни бестелесным идеалом родины. Такая обособленность изъясняется еще в рассказе о сотворении мира: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему [и] по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, [и над зверями,] и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Быт 1:26). Представление о человечестве как исключительно привилегированном создании – сотворенном Богом по своему образу и наделенном властью над всеми прочими – было отличительно иудаистской идеей, которая прекрасно сочеталась с выпестованной греческими философами идеей уникальной человеческой рациональности; приноровив к своему пониманию эти две идеи, христиане шагнули дальше и объявили, что Бог послал людям Своего Сына в человеческом обличии. Если в большинстве других религий – египетской, кельтской, германской, греческой, персидской, индуистской – божества были вплетены в ткань природы, время от времени принимая вид быков, лебедей, орлов, баранов, слонов и коней, то христианство безусловно исходило из предпосылки, что люди являются не только венцом природы, но и косвенной причиной ее существования.

Вскоре после смерти Павла начали появляться анонимные сочинения, повествующие о жизни Иисуса, и к началу II века уже установился основной корпус христианских священных писаний: четыре Евангелия, Деяния и Послания, все на греческом языке. Христианская община обрела в этих писаниях новую почву для самоопределения и укрепления веры, однако мир вовне остался враждебным к ее словам. Как только стало окончательно ясно, что христианство – это не еще одно внутреннее ответвление иудаизма, оно было объявлено Римом вне закона. Христианам запрещалось собираться, и любой из них, будучи допрошен, был обязан отречься от своей веры. На следующие 250 лет христиане стали объектом постоянных притеснений, время от времени перераставших в жестокие гонения. Священников и епископов обрекали на казнь вместе со многими членами их паствы. Иисус когда-то предсказал преследование своим ученикам, однако он никогда не звал других становиться мучениками в свое имя: «Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой» (Мф 10:23); также и Павел посчитал за лучшее бежать из Дамаска, нежели встретить свою смерть. Тем не менее некоторые вожди церкви начали отстаивать мученичество как способ постижения опыта Иисуса и прославления его имени. Публичные казни лишь сильнее цементировали веру внутри христианской общины и пробуждали любопытство и восхищение у язычников, наблюдавших за всем со стороны. Для христиан же несколько часов пытки были ничем в сравнении с будущим вечным проклятием – отречению от веры они предпочитали долгую мучительную смерть. Однако не примитивный страх был причиной их необычайного мужества. Во-первых, они верили, что своими страданиями заслуживают любовь, которую даровал им Бог, а, во-вторых, их поступок отзывался эхом древнего представления греков о благой смерти, являлся его новым историческим воплощением. Греки первыми шли воевать и были готовы умереть за принципы или идеалы. Принимая смерть за веру, ранние христиане помимо всего прочего демонстрировали эллинистические корни своей религии.