Цитадель - Страница 16

Эндрю не состоял членом союза, так как вступительный взнос в пять гиней пока еще был ему не по средствам, и он с легкой завистью следил за всем издали. Он чувствовал себя в Блэнелли оторванным от всего, словно в стороне от мира. И это ощущение обособленности усиливали появлявшиеся в местных газетах снимки групп врачей, принимающих приветствия на разукрашенном флагами перроне, или отъезжающих в Пенарт, чтобы присутствовать при состязании в гольф, или стоящих на палубе парохода во время прогулки по морю.

Но в середине недели прибыло письмо с адресом отеля в Кардиффе, доставившее Эндрю уже более приятные ощущения. Письмо было от его приятеля Фредди Хэмптона. Фредди, как и следовало ожидать, был участником съезда и звал Мэнсона приехать в Кардифф повидаться с ним. Он предлагал в субботу пообедать вместе.

Эндрю показал письмо Кристин. У него теперь появилась инстинктивная потребность всем с ней делиться. С того вечера, почти два месяца тому назад, когда он ужинал у нее, он влюблялся в нее все больше и больше. Теперь они часто виделись, и, ободренный явным удовольствием, которое эти встречи доставляли Кристин, Эндрю был счастлив, как никогда в жизни. Быть может, именно под влиянием Кристин он стал более уравновешенным. Эта маленькая женщина была практична, удивительно прямолинейна и совершенно лишена кокетства. Часто Эндрю приходил к ней раздраженный, нервный, а уходил утешенный и успокоенный. Она имела привычку выслушивать молча все, что ему хотелось рассказать, а потом подавала какую-нибудь реплику, всегда меткую или забавную. Она обладала живым умом. И никогда не льстила Эндрю.

Иногда, несмотря на спокойный характер Кристин, они горячо спорили, потому что у нее обо всем было собственное мнение. Как-то она с улыбкой сказала Эндрю, что любовь к спорам унаследовала от бабушки-шотландки. Быть может, от нее же она унаследовала и свой независимый характер. Эндрю угадывал в ней большое мужество, и это его трогало, вызывало горячее желание защитить. Она была совершенно одинока на свете, если не считать больной тетки в Бридлингтоне.

По субботам или воскресеньям, если погода была хорошая, они предпринимали далекие прогулки по дороге в Пэнди. Раз ходили в кино смотреть Чаплина в «Золотой лихорадке» и раз в Тониглен, по предложению Кристин, на симфонический концерт. Но больше всего Эндрю любил вечера, когда в гостях у Кристин бывала одна лишь миссис Уоткинс, и он наслаждался ее обществом в домашней обстановке. Тогда и происходили большей частью их споры и беседы, а миссис Уоткинс, играя роль буферного государства, сидела и вязала с кротким, но чопорным видом.

Теперь, собираясь ехать в Кардифф, Эндрю захотел, чтобы Кристин поехала с ним. Занятия в школе в конце недели прекратились, и Кристин уезжала на летние каникулы в Бридлинггон к тетке. Эндрю решил, что до расставания им надо как-нибудь повеселее провести время.

Когда Кристин прочла письмо Хэмптона, Эндрю сказал стремительно:

– Поедемте со мной! Это только полтора часа езды по железной дороге. Я добьюсь, чтобы Блодуэн меня освободила на субботний вечер. Может быть, нам удастся побывать на съезде. И во всяком случае мне хочется познакомить вас с Хэмптоном.

– Поеду с удовольствием, – кивнула Кристин.

Окрыленный ее согласием, он не допускал и мысли, что миссис Пейдж его не отпустит. Еще до того, как он поговорил с ней, он повесил в окне амбулатории большое объявление:

И весело пошел домой.

– Миссис Пейдж, согласно Положению о состоящих на службе помощниках врачей, я имею право на свободные полдня в год. Я бы хотел использовать это право в субботу. Я еду в Кардифф.

– Но послушайте, доктор… – взъерепенилась Блодуэн, называя его мысленно наглецом и эгоистом. Однако, подозрительно вглядевшись в него, ворчливо дала согласие: – Ну что же, ладно, можете ехать… – Ей пришла в голову неожиданная мысль, и глаза у нее засветились, она облизала губы. – Раз вы будете в Кардиффе, привезите мне пирожных от Перри. Я ничего так не люблю, как пирожные от Перри…

В субботу, в половине пятого, Кристин и Эндрю поехали поездом в Кардифф. Эндрю был весел, шумлив, окликал по имени носильщика, кассира. Улыбаясь, глядел на Кристин, сидевшую напротив. На ней был темно-синий костюм, в котором она выглядела наряднее обычного, красивые черные туфли. По всему было видно, что она радуется поездке; глаза ее так и сияли.

Глядя на нее, Эндрю чувствовал, как его охватывает прилив нежности и новое для него страстное желание. Он подумал, что эта дружба между ними очень приятна, но одной дружбы ему мало. Ему хотелось ее обнять, ощутить ее близко-близко, так, чтобы ее теплое дыхание касалось его лица.

Он сказал невольно:

– Я пропаду тут без вас, когда вы уедете на лето.

Кристин слегка покраснела. Она смотрела в окно.

Он спросил торопливо:

– Мне не следовало этого говорить?

– Быть может. Но я рада, что вы это сказали, – ответила она, не оборачиваясь.

Ему ужасно хотелось сказать ей еще, что он любит ее, и, несмотря на его до смешного необеспеченное положение, спросить, согласна ли она выйти за него замуж. Ему вдруг стало ясно, что это единственный и неизбежный выход для них обоих. Но что-то удерживало его, он инстинктивно понимал, что минута для этого не подходящая. Решил поговорить с Кристин на обратном пути.

А пока продолжал, не переводя дыхания:

– Мы сегодня чудесно проведем вечер. Хэмптон – отличный малый. Остроумный, веселый. Помню, раз в Данди устроили благотворительный дневной концерт в пользу больниц. Выступали всякие «звезды», настоящие артисты – это было в Лицее. И что же вы думаете, Хэмптон отправился туда, выступил на сцене – пел и плясал – и, клянусь святым Георгием, покорил весь зал!

– Он, очевидно, больше подходит для роли любимца театральной публики, чем для роли врача, – заметила с улыбкой Кристин.

– Ну, Крис, не будьте так строги. Фредди вам понравится.

Поезд прибыл в Кардифф в четверть седьмого, и они направились прямо в отель «Палас». Хэмптон обещал ждать их здесь в половине седьмого, но, когда они вошли в холл, его еще не было.

Они стояли рядом, наблюдая. В холле теснились врачи и их жены, болтая, смеясь, создавая атмосферу удивительной сердечности. Любезные приглашения летели от одного к другому:

– Доктор! Вы и миссис Смит непременно должны сегодня вечером сесть рядом с нами.

– Доктор, как насчет билетов в театр?

Люди суетливо входили и выходили, джентльмены с красными значками в петлицах важно скользили взад и вперед по паркету со списками в руках.

В нише напротив какой-то служащий отеля монотонно гудел:

– В секцию отологии и ларингологии проход здесь, пожалуйте.

Над входом в коридор, ведущий в пристройку, красовалась надпись: «Медицинская выставка». В холле имелись и пальмы, и струнный оркестр.

– Здесь довольно весело, правда? – заметил Эндрю, чувствуя, что они с Кристин как-то исключены из общего веселья. – А Фредди, как всегда, опаздывает, черт бы его побрал! Давайте посмотрим пока выставку.

Они с интересом обошли выставку. Эндрю скоро оказался нагруженным изящными брошюрками и листовками. Он, смеясь, показал одну Кристин: «Доктор! Не пуст ли ваш кабинет? Мы можем вас научить, чем его заполнить». Было здесь и девятнадцать рекламных каталогов, все разные, предлагавшие новейшие болеутоляющие средства.

– Можно подумать, что последнее слово медицины – наркотики, – произнес Эндрю, хмурясь.

У последнего киоска, когда они уже выходили, какой-то молодой человек учтиво остановил их и показал блестящий, похожий на часы предмет:

– Доктор! Я полагаю, вас заинтересует наш новый индексометр. Он имеет самое разнообразное применение, абсолютно точен, очень эффектен у кровати и стоит всего две гинеи. Разрешите, доктор, я вам его покажу. Видите, спереди имеется указатель инкубационных периодов. Один поворот диска – и вы определяете инфекционный период. Внутри, – он щелкнул задней крышкой, открывая ее, – внутри превосходный измеритель гемоглобина, а сзади в виде таблицы…