Цирк на Цветном - Страница 22

В Европе я повидал много различных цирковых шоу, мог сравнить, понять, что мне близко, а что нет. Цирк дю Солей, например, не близок. Я как профессионал чему-то у них могу завидовать, чем-то восхищаться, что-то не принимать, но при этом он мне не близок. Прежде всего потому, что это не цирк. Это американский вариант, грубо говоря, шоу с использованием элементов цирка. Это все на моих глазах делалось, все вывезено отсюда, из Советского Союза, в конце 80-х, когда все это тут валялось бесплатно, и люди в том числе. Люди были вывезены и выжаты досуха, все технологии, вся машинерия тоже была сделана здесь и вывезена туда. Цирк дю Солей – это воплощение великой американской мечты. Люди, которые захотели это сделать, и у них это получилось. Ги Лалиберте был уличным клоуном, он стоял на перекрестке в Квебеке в клоунском макияже и жонглировал тремя палочками. А вот Жиль Сент-Круа – это человек из хорошей семьи, с традициями, со связями в высоких кругах.

Они встретились, они объединились, они купили шапито, поехали в Израиль, прогорели, все оставили там за долги, вернулись назад и поняли, что надо что-то менять. И тогда Жиль Сент-Круа благодаря своим связям нашел деньги, и первые два проекта им сделал Франко Драгоне, тогда еще молодой и куражливый. На то, что он сейчас делает в Лидо, смотреть без грусти невозможно, халтура абсолютная. А тогда он им сделал «Saltimbanco» и «Nouvelle Experience». С этим они до сих пор практически и работают. Потому что остальное – это повторы, перепевы чего-то и тому подобное. Сейчас они горят по всему миру. Они закрыли проект в Японии с большими убытками, тридцать человек артистов остались на улице, причем половина из них наши. Бах, и привет. А там нет профсоюзов. Утром приходишь – спасибо за участие в нашем проекте, и до свидания.

Цирк, в принципе, может быть очень разным, и в мире много разных цирков. Есть цирк шапито – это классика классики. В этом шапито висят хрустальные люстры, туда приходят люди в мехах, дамы в вечерних платьях, мужчины в смокингах, там лошади в плюмаже, шталмейстер в ливрее, с золотыми галунами. Есть «Флик-фляк» – немецкий. Там тяжелый рок, мотоциклы «Харлей-Дэвидсон», кожа, чуть ли не садо-мазо, такой вот хулиганский цирк.

Или, например, что сейчас делают браться Запашные на Вернадского? Аскольд каждый проект соотносит с какими-то компьютерными играми. Он считает, что люди, которые приходят сегодня, выросли на этом, это должно быть им понятно, близко, и не нужно ничего объяснять. Может, потому, что я не люблю компьютерные игры, я это не очень понимаю. Но не говорю, что это плохо. На самом деле можно придумать любую концепцию, потому что все в наших руках. Цирк, как я уже сказал, бывает разный.

Это контрапункт. Есть очень нехитрая философия того, что представляет собой цирк в моем понимании, надо только к этому прийти. Цирк может быть любым. Есть Дю Солей, есть цирк на проспекте Вернадского, есть цирк «Наполеон» в Париже. Они все разные. Что их объединяет?

А что такое вообще для человека цирк? Это прежде всего – место. Я об этом уже говорил. Первое впечатление от цирка практически для любого человека – культурный шок. И это запоминается. Но в цирк ходят не каждый день. В цирк ходят, в среднем, три раза в жизни: первый раз вас ведут ваши родители, потом вы ведете ваших детей, потом вас ведут уже ваши внуки. В одиночку человек в цирк приходит редко, обычно это семья, это поход, это событие. Дети подросли, им уже четыре, пять, шесть лет, можно вести в цирк. Папа купил билеты, и дети ждут этого момента, готовятся, спрашивают: «А что мы там увидим?» И папа с мамой, апеллируя к воспоминаниям своего детства, рассказывают им, что они могут увидеть в цирке, к чему они должны быть готовы.

И вот модель ситуации. Они приходят в цирк и видят там совершенно не то. Оно, может быть, очень интересное, красивое, смелое, инновационное, авангардное, но это не то. А это что? Это уже обман. Дети себя чувствуют обманутыми. Потому что родители же им говорили совершенно о другом. И родители чувствуют, что их обманули, а они обманули детей. А люди не любят, когда их обманывают.

Поэтому наш выбор – классика. И это был серьезный выбор. Из-за этого прервалось наше сотрудничество с Валентином Александровичем Гнеушевым, который позиционировал совсем другой цирк. Собственно, на этой почве мы и разошлись – мы поняли, точнее я понял, что это не наш путь. Я считаю, мы должны быть интересны всем. Мы должны быть в меру инновационные, в меру модерновые, в меру авангардные, но классику тоже никто не отменял. Она остается классикой. Поэтому мы практически перестали делать тематические спектакли. Их полно кругом. Мюзиклы, шоу, сказки, истории, фильмы. Мы должны отличаться чем-то, и мы решили, что нам не надо никому подражать, не надо переживать, надо просто следить за качеством. Качество – это обязательно!

Артисты у нас из разных стран, они все яркие, запоминающиеся, из-за этого их номера нельзя повторять каждый год, иначе получится, что мы показываем одно и то же. Поэтому они выступают у нас раз в четыре года. А потом ездят по всему миру, работают и в Америке, и в Китае, и в Японии, и в Европе. Номера ведь нечасто меняются. Сделать номер – это и очень трудно, и очень дорого, и физически тяжело. Человек, который делает номер, может его изменять, трансформировать, менять стилистику, музыку, костюм, но в целом суть не меняется. Поэтому сейчас постоянной труппы быть не может: собирается спектакль, делается программа, потом все разъезжаются.

Штатных артистов у нас примерно полторы сотни, уходят из нашего цирка очень редко. Здесь их дом, здесь все свои. И они прекрасно понимают, что здесь им бесплатно сделают костюмы, напишут музыку, с ними будут работать режиссеры, художники и т. д. А в Европе такого нет. Вы приходите по контракту с костюмом, с реквизитом, с животными, и если что-то с ними случилось, это ваши сложности, а не цирка. Здесь, у нас, другая история, здесь с артистами носятся, поэтому люди за работу держатся. Потом – это стаж с трудовой книжкой, льготные пенсии, потому что в силовых жанрах и у акробатов тридцать пять-сорок лет – уже пенсионный возраст. Конечно, артисты стараются выступать как можно дольше, потому что любые льготные пенсии – это уже не то. И отсюда не уходят, отсюда выносят. Люди, когда выходят на пенсию, стараются все равно как-то тут остаться. Униформисты, билетеры, пожарная охрана, вахта, сторожа – это практически все бывшие цирковые артисты.

Программу мы делаем два раза в год, плюс отдельную для гастролей, хотя по качеству она ничуть не хуже, любую программу можно взять из нашего шапито и поставить на Цветном бульваре, и она будет выглядеть очень достойно. Это дорого, сложно, но мы планку себе подняли достаточно высоко и опускать ее уже не можем.

Отдельно делается новогодний спектакль – за основу, само собой, берется программа, которая уже работает, и придумывается история, которая адаптируется под идущие в ней номера. Если у нас идет морская история, морские животные, должно получиться что-то с ними, но новогоднее. Если слоны – что-то со слонами. То есть тут уже дело автора и режиссера, как они это все соберут, но это должна быть история для детей, какие-то герои, приключениям которых они могли бы сопереживать.

Сейчас мы планируем программу сразу на два года. Теперь, к счастью, мы можем себе позволить такую роскошь. Пять лет назад все заканчивалось в августе, и бывало, мы не знали, что у нас в сентябре будет. А сейчас мы достаточно вальяжно живем. Но дольше чем на два года ничего не планируем. Артисты – это же живые люди, не кирпичи. С людьми может что угодно произойти. Бывает, отличный групповой номер, мы договорились, уже все подписали, полгода прошло – номер распался. Или, не дай бог, кто травмировался. Это все вещи непредсказуемые. Или животные, с ними еще сложнее, чем с людьми, – не сложилось что-то, не пошло, и номер выпадает.

Было в нашей истории и такое, что на прогоне мы вдруг поняли, что нет у нас программы. Завтра открываться, люди билеты купили на месяц вперед, а программы нет, показывать то, что мы увидели, нельзя. Ничего, за ночь все переделали. Позвали других режиссеров, позвали разных специалистов, на ночь оставили всех артистов и сделали новый спектакль за ночь. Конечно, с теми же номерами. Суть в том, что номера были хорошие, но концепция не получилась, была идея, которая не сыграла. Пришлось переставить все местами, переозвучить, поменять темпоритм.