Цирк, да и только - Страница 10

– Вы к Толе? – спросила она, выйдя в коридор и прикрыв свою дверь.

– К нему, – подтвердила я.

– А вы знаете, я его уже дня два не видела и не слышала. Наверное, какую-нибудь бабенку нашел и к ней съехал. Вот бы насовсем! – Женщина явно недолюбливала соседа. – Простите, а вам он зачем?

– Мне ему письмо надо передать, – выдала я первое, что пришло в голову.

– От его бывшей, что ли? – Я кивнула, подтверждая эту догадку. – Знаете что, вы к Кольке Пафнутьеву на четвертый этаж поднимитесь. Может, он знает, где его дружок.

– А в какой он квартире живет?

– Прямо надо мной, – женщина ткнула в потолок указательным пальцем, на котором красовался перстень с огромным черным камнем.

Пока мы разговаривали, пингвин путался у нас под ногами, но пожилая дама в отличие от меня не обращала на него никакого внимания. Похоже, для нее подобная ситуация была вполне естественной.

– Спасибо, – я поблагодарила женщину и направилась к лестнице.

Поднявшись на четвертый этаж, я позвонила в квартиру Пафнутьева. Дверь открылась без всяких вопросов.

– Пардон, – мужчина средних лет поправил на груди махровый полосатый халат. – Мадемуазель, вы ко мне?

– Вы Николай? Приятель Анатолия Трофимова? – уточнила я.

Мой визави энергично закивал нечесаной головой и открыл дверь пошире, жестом приглашая войти. Я приняла его предложение.

– Вот уж не думал, что у Толяна есть такие симпатичные знакомые, – говорил Пафнутьев, собирая по дороге в гостиную какие-то тряпки.

– Мы с ним лично не знакомы. Я пришла к нему по делу, но не застала. Соседка сказала, что вы можете знать, где найти Трофимова.

– Могу, – подтвердил Пафнутьев, бросив собранное барахло в одну кучу на диван. – Вы присаживайтесь, пожалуйста. У меня здесь, так сказать, творческий беспорядок, но пусть вас это не смущает. Или все-таки смущает?

– Нет, что вы, – возразила я, усаживаясь в кресло. – Кто-то из великих сказал, что искусство есть сотворение гармонии из хаоса.

– Совершенно с этим согласен. Подождите минуточку. – Николай зашел за ширму и вскоре вышел оттуда одетым в коричневые поношенные брюки и полосатую застиранную рубаху. Усевшись на диван рядом с кучей барахла, он спросил: – Итак, какое именно дело привело вас, мадемуазель, к моему приятелю?

Интуиция подсказала мне, что не стоит возвращаться к легенде, наспех придуманной для соседки Трофимова. Здесь нужно было что-то позатейливей. Взяв на раздумье секунд десять, я начала вешать своему собеседнику лапшу на уши:

– Дело в том, что я – администратор Дворца культуры. Мы сейчас готовим самодеятельный спектакль, и нам нужен осветитель. Нам рекомендовали Анатолия…

– Хороший выбор, – одобрил его приятель. – Толян – мастер своего дела. А портной вам случайно не нужен?

Оказывается, Николай был портным. А я-то всю голову сломала, кто он и почему сейчас не в цирке.

– К этому спектаклю костюмы у нас есть, а вот к следующему, возможно, понадобятся. – Я подарила своему собеседнику надежду на дополнительный заработок, чем еще больше расположила к себе.

– Мадемуазель, вы всегда можете рассчитывать на меня. Подработка мне не помешает. Я вот как раз сейчас кое-что здесь перешиваю для знакомых. – Пафнутьев перевел взгляд на стол, на котором стояла современная швейная машинка. Оказывается, это он сам на ней строчил здесь в свободное от работы время, а я думала, что жена. – Что касается Толяна, то он занят в цирке едва ли не постоянно. Босс, несмотря на родственные связи, нещадно эксплуатирует его, не дает ни выходных, ни проходных.

– Правда? А я звонила в цирк, и мне сказали, что Трофимов то ли в отпуске, то ли отгулы взял…

– Ну что за люди! – возмутился портной. – Вас жестоко обманули. Отдыхом это уж точно назвать нельзя. Длительное отсутствие выходных и отгулов – вот следствие того, что Толян оказался там, где оказался.

– А где он? – уточнила я.

– В больнице, в палате интенсивной терапии, – трагически произнес Пафнутьев.

– А что с ним? – спросила я тоном искреннего сочувствия. В голове же промелькнуло: а не покусал ли его детеныш хищника?

Однако ответ Николая меня разочаровал:

– У него обострилась язва желудка. Врачи предлагали сделать операцию, и Толян уже было согласился, но босс его отговорил. А знаете почему?

– Почему?

– Потому что реабилитация после операции будет длиться не одну неделю. Босс же надеется, что Трофимов по-быстрому залечит свой желудок и выйдет на работу. А там снова по два-три представления в день – чая попить некогда, не то что поесть как следует. Вот такие дела! – доверительно сообщил мне Николай.

– Да, дела не так уж и хороши. А в какой больнице Анатолий лежит?

– Во Второй городской. – Пафнутьев презрительно сморщился. – А я вот думаю, босс мог бы его и в частную клинику положить, если уж так дорожит им как специалистом. Но ему это даже в голову не пришло. Ты, говорит, Толя, лечись и поскорее выходи на работу. Каково, а?

– Немилосердно как-то, – посочувствовала я.

На самом же деле у меня было совсем другое мнение. Я ведь слышала, что именно сказал Косицын своему дальнему родственнику: «Толя, ты главное с этим не спеши, все надо делать по уму. Да не беспокойся! Нашли мы тебе замену, со светом проблем не будет. Да, не забывай держать меня в курсе. Если что – сразу звони, но я надеюсь, до критической отметки дело не дойдет. О деньгах вообще не думай! Я все оплачу». Артема Юрьевича нельзя было упрекнуть в немилосердии. Да, я ошиблась в своих первоначальных выводах, но и Николай тоже грешил против истины. Похоже, портной недолюбливал директора. Я попыталась выяснить, за что именно, но он ничего конкретного не сказал. О происшествии, взбудоражившем недавно весь цирк, Пафнутьев тоже промолчал. Вот уж действительно: все сотрудники цирка предпочитали не выносить сор из избы!

– Вы уже уходите? – расстроился Николай, когда я поднялась с кресла.

– Да, мне пора. – Я пообещала позвонить Николаю, если «нашему» Дворцу культуры понадобятся его услуги, и ушла.

На лестнице мне встретился невысокий старичок в майке и тренировочных штанах, он спускался сверху.

– Девушка, скажите, вы Афанасия моего случайно не видели? – спросил он. – Пингвина.

– Видела, на третьем этаже.

– Вот каналья! Опять туда сбежал! Говорил я ему – Афоня, далеко от дома не уходи, а он ушел. Куда это годится? – Старикан уставился на меня, ожидая то ли слов сочувствия, то ли еще чего-то.

– Если вы знаете, что пингвин может уйти, зачем же оставляете его без присмотра? А вдруг его украдут?

– Да кому он нужен? Разве что Городецкому, и то, если у него до сих пор нет пингвинов.

– А кто такой Городецкий? – уточнила я.

– Покровский бизнесмен, у него целый зоопарк… Афоня, безобразник! – вскрикнул старик, увидев пингвина, который вышел с третьего этажа на лестничную площадку, вероятно, услышав голос хозяина. Тот поднял его на руки и понес наверх, ругая за непослушание.

– Простите, – бросила я вдогонку старику, – а что вы про этого Городецкого еще знаете?

– Ничего не знаю и знать не хочу! Он таких непослушных мальчиков, как мой Афоня, себе забирает, – седоволосый мужчина прижал к себе пингвина, – и сажает их в тесные клетки.

То, что я услышала, было похоже на страшилку, которой пугают маленьких детишек. Старикан явно был не в себе, а я почти поверила в историю про бизнесмена, организовавшего в пригороде Покровска частный зоопарк. Да, незавидна участь одинокого циркового артиста, вышедшего на пенсию! Этот явно тронулся умом: общается со своим пингвином, как с ребенком. Возможно даже, колыбельные песни на ночь ему поет.

Хоть Пафнутьев очень красноречиво рассказал мне о болезни и госпитализации своего приятеля, я должна была проверить, так ли это на самом деле. Может, Николай меня байками потчевал? А Трофимов вовсе не в больнице, а сидит где-нибудь в укромном месте и караулит Урала, пока для него не найдется новый хозяин.

Выйдя из цирковой малосемейки, я поехала во Вторую городскую больницу. Минут через пятнадцать я была на месте и, оставив машину на парковке, отправилась в приемное отделение.