Цирк - Страница 8

– Говорите только за себя, – тон Ринфилда изменился. Это задело его и становилось его личным делом. – Погибли два хороших человека. Вы хотите, чтобы их гибель оказалась напрасной? Я еду в Европу.

Адмирал заморгал и взглянул на Бруно.

– А вы?

Бруно молча бросил на него быстрый взгляд.

– Ладно, – Адмирал был несколько ошарашен. – Если вы готовы идти на риск, что же, я готов принять вашу жертву. Да, это эгоизм с моей стороны, но нам отчаянно нужны эти сведения. Я не буду пытаться вас благодарить, честно говоря, я не знаю как это сделать. Но единственное, чем я смогу вас обеспечить, так это безопасность. Я приставлю к вам пятерку лучших своих людей, скажем, в качестве представителей прессы, а когда вы будете на борту корабля…

В этот момент его прервал Бруно.

– Если вы приставите к нам своих людей, то никто никуда не поедет, в том числе и я. А из того, что мне рассказали, хотя я до конца в этом не разобрался, если не поеду я, то и другим ехать незачем. Исключением является доктор Харпер, за которого поручился покойник. Лучшего порекомендовать вы не сможете. Что касается других ваших людей, то кто, как вы думаете, прикончил Пилгрима и Фосетта? Без поддержки у нас больше шансов на успех.

Бруно резко повернулся и вышел. Адмирал посмотрел ему вслед, испытывая на миг недостаток в словах, но от необходимости комментариев его спасло появление полицейского сержанта с небольшой черной коробочкой. В это время к Чарльзу вернулся его обычный цвет лица, и успокоившийся Ринфилд понял, что это человек, который быстро уравновешивал нервы.

– Это запись? – спросил Адмирал и, когда сержант кивнул, добавил: Можно воспользоваться вашим кабинетом, мистер Ринфилд?

– Конечно, – он оглянулся, – но лучше не здесь, а в поезде. Тут слишком много посторонних.

Когда за ними закрылась дверь кабинета, Ринфилд осведомился:

– Что вы ожидаете услышать?

– Ваш голос.

Ринфилд изумился, а Адмирал уточнил:

– Или что-то похожее на ваш или на голос Бруно. В цирке Фосетту были знакомы лишь ваши голоса, ни на чьи другие он бы сюда не пришел.

Они прослушали запись, после чего Ринфилд спокойно заметил:

– Это не мой голос. Вы сами понимаете, что не мой.

– Мой дорогой Ринфилд, а я и не думал, что это будете вы. Но я вынужден был прослушать это дважды, чтобы убедиться. Когда человек говорит так быстро и в отрывистой манере, в его голосе появляются необычные тона.

Этому может способствовать кусок шелка, положенный на микрофон трубки. Я не виню беднягу Фосетта за то, что позволил себя одурачить, особенно если учесть, что мысли его в это время были заняты другим. Но, черт побери, какое все-таки великолепное подражание, – Адмирал смолк, задумался и внимательно взглянул на Ринфилда. – Чтобы я лучше знал и был уверен, да и вы тоже – никого из моих людей не знаете и ни с кем не разговаривали, так?

– Ринфилд кивнул. – Тогда этот звонок сделал тот, кто досконально знал ваш голос и изучил его.

– Абсурд! Если вы предполагаете…

– Прежде всего, я боюсь того, что предполагаю. Послушайте, если могут проникнуть в нашу организацию, то не думаете ли вы, что в ваш чертов цирк нельзя проникнуть? В конце концов, у вас работают люди 25 национальностей, а у меня только одной.

– Вы – ЦРУ. Все хотят просочиться в ЦРУ. А кому нужно внедрятся в безвредный цирк?

– Никому. Но в глазах этих безбожников вы не безвредный цирк, вы филиал ЦРУ, и поэтому вполне созрели для внедрения. Не позволяйте вашему патриотизму затмевать вашу проницательность. Давайте послушаем запись еще раз. Только на этот раз не слушайте свой голос, слушайте чей-то другой. Я предполагаю, что вы знаете голоса всех, кто служит в вашем заведении. И чтобы сузить поле поисков, вспомните, что многие из ваших людей говорят с иностранным акцентом. Это голос англосакса, возможно американца, хотя я и не могу быть уверенным в этом.

Они прослушали запись еще четыре раза и в конце концов Ринфилд покачал головой.

– Ничего определенного. Очень сильные искажения.

– Благодарю, сержант, вы свободны. – Когда сержант удалился, Адмирал принялся быстро расхаживать по кабинету, затем довольно кивнул головой. Какая представительная мысль. Чудесная мысль! Соединительное звено между моим полем деятельности и вашим.

– Вы дьявольски уверены.

– Я дьявольски уверен в одном: человек моего круга скорее махнет рукой на поиски, чем решится открыть клетку с тиграми.

Ринфилд подтверждающе кивнул. В свою очередь должен заметить, что тоже думал об этом.

– Ладно… Что будем делать дальше? Вы под вражеским контролем, моя карьера под угрозой, – он уныло замолчал, но потом поглядел на собеседника и продолжил:

– А когда все это закончится, моей карьере станет еще хуже.

– Думаю, что мы уладим это, – в голосе Ринфилда послышалась привычная уверенность. – Вы слышали, что я сказал в цирке, вы слышали, что сказал Бруно. Мы едем.

Адмирал задел боком стул при ходьбе по кабинету, и раздраженно проговорил:

– Ваши позиции с прошлого вечера заметно изменились, точнее, стали заметно тверже.

– Мне кажется, что вы не совсем ясно меня поняли, сэр, – Ринфилд успокоился. – В цирке моя жизнь, вся моя жизнь. Кто тронул мой цирк трогает меня и наоборот. У нас имеется одна козырная карта.

– И я ее упустил?

– Бруно еще чист.

– Это я учел, и чтобы это так и оставалось, я хотел бы ввести в ваше окружение девушку. Ее зовут Мария Хопкинс, и хотя я ее не очень хорошо знаю, доктор Харпер рекомендовал мне ее как блестящего оперативника, а ее преданность не вызывает сомнений. Они с Бруно должны закрутить любовь. Что может быть естественней? – Адмирал печально улыбнулся. – Будь я лет на 20 моложе, я сказал, что нет ничего проще. Она действительно довольно-таки красива. Таким способом она сможет держать связь с Бруно, с вами, с Харпером, а во время вашего отъезда со мной, не вызывая подозрений. Может быть, ее устроить в качестве наездницы? Это был идея Фосетта.

– Невозможно. Она может считать себя хорошей наездницей, она может быть действительно хорошая наездница, но в цирке нет места любителям, кроме того, все сразу поймут, что она не настоящая циркачка, а это самый лучший способ привлечь к себе внимание, – Ваши предложения?

– Да, Фосетт упоминал о такой возможности в том ужасном борделе, куда он нас привез, и я продумал этот вариант. Моя секретарша через несколько недель выходит замуж за чудака, не любящего цирка, поэтому она уходит. Об этом известно всем. Пусть Мария станет моим новым секретарем. Самая естественная причина быть в постоянном контакте со мной, а через меня с вашим доктором и Бруно. И все без лишних вопросов.

– Нет ничего лучше. А теперь я хочу, чтобы завтра поместили объявление, что вам необходим врач для сопровождения вашего цирка в турне по Европе. Я понимаю, что это не самый лучший способ найма нормального медика, но у нас нет времени. Кроме того, необходимо сделать так, чтобы всем было ясно, что вы подобрали доктора не имея никого конкретно на уме, что ваш выбор был сделан случайно. Вы можете побеседовать со многими, чтобы создалась видимость конкуренции, но выберете Харпера. Он не практиковался в медицине уже много лет, хотя можно утверждать, что он прекрасный разведчик. В это меня заставили поверить Пилгрим и Фосетт, Адмирал сделал раздраженный жест. – Не все повторяется трижды. Фортуна изменчива. Те двое знали цену риска. Харпер тоже. Кроме того, он ни в чем не может подозреваться. Между ним и цирком не было никакой связи.

– А вам не приходит в голову, что они могут проверить его окружение?

– А приходит ли вам на ум, что я мог бы иметь лучшего хозяина и лучше управлять цирком, чем вы?

– Хорошо, но все же…

– Есть два момента. Проверять Харпера у них не больше причин, чем проверять кого-либо из ваших служащих. Его прикрытие безупречно: он консультант в Бельведере. Более высокой квалификации и опыта у других претендентов нет. Естественный выбор. Вы с радостью его берете.