Циклон над Сарыджаз - Страница 11

«Никак не подступиться к дяде Ивану, — подумал я. — Не хочет он откровенничать. Что ж, в доме, за столом — одно, а вот, может, в тугаях, на охоте разговорится?»

Разговор у нас не клеится, я перебил хозяина:

— Нам поохотиться можно?

— Чего ж нельзя! Это дело. Вот мужская беседа, — оживился хозяин. — Только не обижайтесь, горожане, одних я вас не пущу. Кокуйская хлябь — штука коварная. Эй, Надя! Где чай? Да, не отпущу я вас одних. Тебя, — он посмотрел на Хабардина и, видно вспомнив его дотошные расспросы, ухмыльнулся. — Тебя я с Зиной пошлю. А вот тебя — с Ниной. У неё самый большой и богатый участок. Хотя и далековато. Да ты, слышь, попробуй свою ходулю оставить. Ступаешь ты на больную ногу твердо.

«Ой, хитришь, дядя Иван, — улыбнулся я про себя. — Нет ли тут подвоха какого? Да, дочерей нам с Васей на охоте будет трудно вызвать на откровенность. Чужаки мы. Они опасаться нас станут. А как сказал дядя Иван про мою ногу — «больная»?»

— На раненую, — поправил я дядю Ивана, обратив внимание и на то, что он нас «горожанами» назвал.

— Где ранило-то?

— На фронте…

— На фронте так на фронте… — как бы снова замыкаясь в себе, пробубнил хозяин.

— Вот перевяжу — посмотрю, можно ли без посоха.

— Можно, сынок, ты уж твердо ступаешь. А перевязать, оно, конечно, перевяжи. Бинтов у нас да лекарств там… — он запнулся, — в достатке.

«Ага… — снова отметил я про себя. — Едва вспомнил о бинтах, как сразу осекся. Значит — «мало»? Или — «остались ли»?»

Чай принесла Нина, и, пока она посуду со стола собирала, старик с удовольствием поведал ей о нашей просьбе и своем распределении мужчин «по номерам», как он сказал.

Нина глянула на меня своими карими глазами с лукавинкой:

— Добро, пойду с начальником.

— Какое ж я начальство?

— Не бухгалтер же у вас в начальниках ходит, — хитро ответила она.

Странен был её намек. Само собой — вся семья присматривалась к нам. Давно они поняли, а хозяин и жена его, поди, с обращения «дядя Иван» сообразили — не банду, чтоб примкнуть к ней, мы ищем. А вот кто мы? Пусть думают о нас что угодно. Нам рисковать нельзя. Вдруг бандиты появятся здесь, едва уйдем? В их руках сила, а у дяди Ивана — семья. Они смогут заставить говорить. Незнание иной раз спасает человека.

Чай, отличный в самом деле чай, мы пили в два раза досыта и до темноты. Когда в доме стали укладывать спать детей, нам постелили в красном углу на полу. Я перевязал ногу, увидел, что рваная рана почти зарубцевалась и под свежей сухой повязкой подсохнет за неделю.

Дядя Иван, осмотревший мою рану, был того же мнения.

«Внимательный человек дядя Иван, — подумал я, устраиваясь под чистой хрустящей простыню. — Всё подметил… А я, очевидно, слишком глупые для гуртоправа вопросы задавал… Потому хозяин и не поверил нам. Действительно, какой гуртоправ, глядя на зимнее пастбище, сплошь покрытое куреком — песчаной осокой, станет говорить о пастьбе коров? Я сглупил явно…»

Свои вещмешки мы поставили в головах и, понадеявшись на добрую душу хозяина, легли.

Что нам оставалось делать?

Вопросов тьма, посоветоваться бы с Васей. Но как?

Многое говорило за то, что какие-то контакты у хозяина с бандитами были… При виде нас, посторонних, дядя Иван никак не мог заставить себя расстаться с топором… Зина, вернувшись с охоты, не сразу вышла на поляну, пряталась за углом, пока отец не позвал её… Нина, едва завидев нас, приготовилась к обороне, взяв ружья наизготовку… Маленькие дети заплакали взахлеб, стоило нам войти в дом…

Похоже, наведывались к ним бандиты… Дядя Иван, под угрозами расправы и бесчестья, снабдил их всем необходимым. Но когда бандиты приходили сюда? Если до встречи хозяина и старшего лейтенанта? Тогда, не признавшись представителю власти, хозяин вряд ли откроется добровольно и нам. Придется действовать хитростью. Ну а коли после старшего лейтенанта? Вероятно, дядя Иван не имел ещё возможности сообщить куда следует, не мог оставить семью, опасался послать дочь… Похоже, не шуточными оказались угрозы!

Но мои рассуждения — пока домыслы.

В чистой постели с отвычки мы спали беспокойно.

Глубокой ночью я вышел во двор по нужде. У дальнего угла псарни стоял дядя Иван с ружьем. Я бы подошел к нему, но, приметив меня, он качнулся к стене и слился с тенью.

«Почему дядя Иван, неожиданно увидев меня, попятился в тень? — поначалу подумал я, но быстро вернулся в мазанку. — Что ж он — трус?.. Не стану торопить события. Будет ещё время расспросить — зачем он стоял дозором, коли уверяет — спокойно в округе».

Поднялись затемно, часов в пять. Поели плотно, чаю напились. Ружья нам с Васей дали недорогие, но хорошие, легкие, ухоженные. Сославшись, мол, перекусить захочется, взяли мы с собой вещмешки. Дядя Иван промолчал, заметив только, что последний день года обещает быть ходовым, удачливым. Помнил старик дни, хоть и не отрывал листки на календаре.

Хозяин сказал — пойдет проверить капканы на ондатр и лис, и отправился первым. За ним Зина с Васей, взяв собак. Потом — мы. Все шло заведенным порядком.

День и вправду обещал быть на редкость погожим. Небо — чисто и прозрачно, в нем таяли снежинки звезд. Легкий морозный туман обрядил инеем метелки и стволы камыша. Стояли синие сумерки, заря ещё не просыпалась.

Нина посвистом отправила в камыш равнодушных ко мне собак. Мы двинулись следом.

Нога моя побаливала при ходьбе, но терпимо. Наверное, больше оттого, что долго находилась на щадящем режиме.

«Как подступиться к красавице? — поневоле вздохнул я, не сомневаясь уже — были на хуторе бандиты. — Одно оставалось — разговорить Нину во что бы то ни стало. Заставить её проговориться наконец. И пусть она хоть сутки мотает меня по болоту, мне ж надо ловить момент».

Заросли встретили нас робкой, застенчивой даже тишиной. Она гасила звуки, оставляя их внятными в то же время. Дыхание собак впереди на тропе слышалось отчетливо, но не резко, как обычно. Не скоро я догадался — звонкость поглощает иней на камыше.

Долго и осторожно шли мы по едва приметной тропе; шорох наших ступней по инею сливался в один звук. Когда признаки тропы пропали, Нина, шедшая впереди, придержала шаг. Я поравнялся с ней. Она обернулась. Изморозь от дыхания опушила её круто загнутые ресницы; брови вырисовались силуэтом белой летящей птицы.

— Идите за мной след в след. Ни шагу в сторону — топь, — сказала Нина. — Скоро утиный фонтан будет.

— Фонтан?

— Это я так озерцо зову. Оно не замерзает. Там утки держатся.

Нина быстрым, едва уловимым движением скинула с плеч ружья, взяла каждое за цевьё, взвела курки большими пальцами, а указательные положила на спусковые крючки.

Самому мне стрелять уж не слишком хотелось, а вот посмотреть, как Нина бьет с двух рук, — очень. Я постарался не отставать от неё, но она обернулась и остановила мою прыть строгим взглядом. Подчинился, пошел медленнее.

Посмотрел вверх и удивился. Ещё совсем недавно заиндевевшие метелки выглядели синими, а теперь розовыми. И хотя цвет неба над головой совсем не изменился, даже звезды не истаяли — взошло солнце. Розовый цвет в инее накалялся, делался рдяным; тени внизу приобрели фиолетовый оттенок.

Слева залаяли собаки. Совсем неподалеку заплескали по воде, а потом защелками крыльями сразу несколько птиц. Косо мимо меня проскочили низко над метелками утки.

Я ударил из двух стволов, лишь понял — теперь дичь не упадет в воду «утиного фонтана». Следом — два дуплета из отличных хлестких ружей. Я не успел перезарядить и двух стволов, как снова раскатился двойной дуплет. Моя дробь пошла стае вдогонку. И снова удача. Нина же снова спаренными выстрелами проводила поднявшихся последними. На моих глазах четыре пестрые кряквы, шедшие далеко не сомкнутым строем, одна за другой, кувыркнувшись через голову, камнями падали в заросли.